Реабилитация Дубая: не по расчету, а по любви

Дубай долгое время был лишен романтического ореола, которым окружены другие мегаполисы. Но благодаря экспатам со всего мира он на глазах превращается в город живой и пульсирующий — мечта шейха Зайда сбывается. Каким именно образом — Ксения Наумова поведала нам в своем обзоре

Так получалось, что я несколько раз приезжала в Дубай с выверенными паузами и каждый раз заставала новую фазу этого грандиозного, амбициозного, а пожалуй что и одиозного проекта.

В наших кругах сугубых любителей Европы и Бали, с жаром включающихся в споры, где в этом году лучше селиться — на Манхэттене или в Бруклине, Дубай — это чаще всего трансферный аэропорт с золотыми пальмами, знакомый по пересадкам на Бангкок и Сидней. Если не аэропорт, то это в нашем представлении нечто искусственное, вылепленное из денег посреди пустоты, как насыпанный у берега остров в виде пальмы, как Бурдж-Халифа, вознесшаяся посреди пустыни.

Возможно, вас раз или два увлекали в Эмираты на какой-нибудь корпоративный выезд, но за чередой рабочих сессий и приемов с шампанским и лобстерами времени остановиться и оглядеться у вас не было. Деньги, «Феррари», шейхи — вот и все, пожалуй, что удавалось понять про город.

Первый раз я приехала в Дубай, когда он был еще весь затянут дымкой строительной пыли, самыми заметными лендмарками были башенные краны, а Бурдж-Халифа только строилась. Местные по этому поводу были страшно возбуждены и сыпали цифрами. Несмотря на стройки, время мы провели весело, сосредоточившись на еде, которая тогда уже была в потрясающем изобилии — арабы, как известно, страшные гедонисты и в еде толк знают. Кто-то из нашей компании принялся разыскивать по закоулкам Дейры лучшую шаурму и пытался заказать в каждом ресторане традиционное местное блюдо — козлятину. На него глядели с удивлением: сдалась тебе эта козлятина, если можно завтракать австралийскими морепродуктами, обедать ливанской бараниной и ужинать американскими стейками? Кстати, именно тогда я попробовала самый правильный хумус в своей жизни, чуть сладковатый, с трепетной слезой оливкового масла, и навсегда убедилась, что самый вкусный делают все-таки ливанцы, а не евреи (простите, дорогие). Сдаю адрес: ресторан Al Nafoorah в Emirates Towers.

Шеф-повара вообще были одними из первых послов хорошей жизни в Дубае — тогда, в начале 2000-х, туда уже приезжали не мошенники, лишенные способности нормально сварить пасту, а действительно старательные парни.

Второй раз, когда меня занесло в Дубай, он был уже почти отстроен и на Бурдж-Халифу вовсю водили экскурсии. В тот раз меня таки накрыло величием замысла шейха Зайда, решившего шальные нефтяные деньги пустить на строительство города-сада, а не в офшоры. На портреты мужчин в куфиях с орлиными носами и соболиными бровями я стала смотреть с уважением. А на их роскошных соотечественниц, плывущих по торговым центрам уже не с дежурными «луи вюитонами» и золотыми браслетами, а с кастомизированными Birkin, в балетках Margiela и в абайях Elie Saab, — c искренним восхищением.

В третий приезд, когда «Большой финик» (ну или как его еще назвать по аналогии с «Большим яблоком» и «Большим манго»?) расцвел во всей красе, я вдруг поняла, что вполне могу полюбить это место. Строительная пыль рассеялась — и на горизонте отчетливо проступило его вполне натуральное обаяние. Один из моих любимых видов теперь — силуэты Бурдж-Халифы и отеля-паруса в голубой утренней дымке. Самый правильный такой вид — из номеров новой Waldorf Astoria на Пальме Джумейра. По мне, так он сравним с видом на Эйфелеву башню из мансарды в Маре или на Гонконг с Виктория-Пик. Но то были виды прошлых веков, а этот сложился уже при нашей жизни.

И самое главное — в Дубае, как в чашке Петри, завелась органическая жизнь. Если раньше сюда приезжали работать не разгибая спины — неважно, на стройплощадке, в банке или в пятизвездочном отеле, — то теперь приезжают жить. Дубай превратился в настоящий город у моря, где после работы ходят с друзьями в бар, в выходные — на бранч и на пляж, влюбляются, женятся, рожают детей и строят планы на будущее.

Эту жизнь особенно интересно наблюдать на бранче в том же Waldorf Astoria, где местных — и экспатов, и арабов — больше, чем туристов. Столы, накрытые на большие компании, заполнены красивыми людьми со всего света. Азиатская красотка, встряхивая гладкими черными волосами, заигрывает с парнем в украинской вышиванке, пара из двух латиносов, но говорящая между собой по-английски, кажется, уже помолвлена. Непонятно, коллеги ли они или просто друзья, которые познакомились в барах, клубах, на свадьбах, через общих знакомых или где там еще люди знакомятся — но им явно хорошо вместе.

Этот бранч в нью-йоркском стиле — развлечение для Дубая новое, поэтому сюда приходят нарядными — здесь наряжаться вообще принято и приятно. Еда тоже нарядная: несколько видов «красного бархата» — торты, пирожные, капкейки (этот десерт когда-то придумали в нью-йоркском «Уолдорф-Астория», поэтому за бранчем это абсолютный маст), разноцветные димсамы, крабы с лобстерами, local touch — арабские закуски, сдобренные заатаром. И непременно яйца «Бенедикт», которые тоже, как известно, придумали в Waldorf Astoria.

Недавно, кстати, в Дубае открылся Novikov — это его следующий пункт высадки после Москвы и Лондона. У Аркадия Анатольевича, как известно, гениальное чутье на то, где есть контингент, общество — ну то есть то, что у нас до последнего времени называли «тусовкой».

Еще один славянский крен — в отеле Conrad скоро откроют ресторан украинско-французской кухни «Весна». Ради него, правда, придется закрыть отличный стейк-хаус Marco Pierre White Grill, но стейк-хаусов в Дубае пруд пруди, а с украинско-французской кухней напряженно. Берут разнообразием.

Да, для большинства экспатов это все равно перевалочный пункт, но уже вполне родной. Они готовы здесь задержаться. Один мой знакомый, Жан-Франсуа, генеральный менеджер одного из отелей на Пальме Джумейра, завел в Дубае девять мотоциклов, несколько любовниц, привычку наведываться в квартал Карама, где обедают гастарбайтеры (там лучшая индийская и пакистанская еда в городе), — и абсолютно счастлив. Да, его дожидается во Франции симпатичный домик, который он купил и перестроил, но, судя по всему, вернется он туда только к глубокой старости.

Колумбийца Хавьера, другого моего приятеля, который удрал из Колумбии в стерильный Дубай, устав от бесконечной латинской драмы, эта самая драма настигла здесь в лучшем виде — в виде неожиданного развода и последующего бурного романа с коллегой-француженкой. Хавьер даже перестал ездить в Стамбул к любимому татуировщику. Раньше он этими поездками компенсировал недостаток острых ощущений, потому что быть татуированным латиносом в Эмиратах — это постоянный источник адреналина. Сейчас впечатлений ему хватает и без этого.  

Саудитка Лайла работает в бизнес-отеле, и по ней никогда в жизни не догадаешься, откуда она родом. Африканские кудри, пухлые губы, курит (когда выпьет), по-английски разговаривает с сильным американским акцентом, успела сменить уже в Дубае нескольких бойфрендов, один из них был, в частности, поляком. Как на это смотрит саудовский папа, расспрашивать я не решилась.

Раньше Дубай для меня был чем-то вроде космопорта: местом посреди пустоты, где встречаются люди разных рас и разных судеб, быстро оглядывают экзотичные наряды друг друга и расходятся, чтобы никогда больше не встретиться, — один улетел на свой Марс, другой — в свою Африку.

Сейчас, раз уж села на космические метафоры, я бы сравнила его с огромным летучим городом, куда бежали самые проворные и самые амбициозные жители погибающей земли, чтобы начать новую жизнь. Несколько лет назад они только приглядывались друг к другу и знакомились, как члены нового экипажа. Тогда только складывались первые пакты и завязывались первые конфликты, но теперь здесь уже полноценное общество, космополитичное и живое. Проект века по выведению города в одной отдельно взятой пустыне, похоже, удался.