Вчера «Гоголь-центр» отмечал свой третий день рождения, на котором — уже традиционно — гуляла вся театральная Москва. По случаю мы решили вспомнить, как появился этот театр, и понять, чего ждать от него в будущем
Довольно сложно сегодня поверить в то, что еще несколько лет назад никакого «Гоголь-центра» на карте не значилось, а в доме 8 по улице Казакова царили совсем другие правила. До августа 2012 года о театре, расположившемся в бывшем железнодорожном депо, в сведущих кругах было принято скромно молчать. Говорить и правда было не о чем: спектакли опрятно игрались из сезона в сезон, зал пустовал. Впрочем, иногда Московский драматический театр имени Н. В. Гоголя, бывший Центральный театр транспорта, все-таки вспоминали: под боком, в том же здании, находился популярный концертный клуб IKRA, так что театр служил неплохим ориентиром, чтобы не заплутать в окрестностях Курского вокзала. Так было до тех пор, пока возглавляемый Сергеем Капковым Департамент культуры не объявил: контракт с художественным руководителем театра имени Гоголя Сергеем Яшиным расторгается, на смену ему приходит Кирилл Серебренников. И тут неожиданно выяснилось, что привлекать к себе внимание труппа полузабытого театра умеет очень даже неплохо. Не скупясь на восклицательные знаки и эмоциональные высказывания в адрес режиссера Серебренникова, артисты написали открытое письмо, в котором призывали «объединиться перед угрожающими событиями, возникающими мрачными перспективами и сделать все возможное для сохранения и дальнейшего развития репертуарного театра». Своих намерений кардинально реформировать театр новый худрук действительно не скрывал, но и выбрасывать труппу на улицу тоже не собирался, тем более что это было попросту невозможно: оказалось, что контракты у актеров бессрочные.
Осенью Московский драматический театр имени Н. В. Гоголя закрылся, чтобы 2 февраля открыться уже «Гоголь-центром». Те, кто бывал здесь в былые годы, пространство могли узнать едва ли. Советские во всех своих проявлениях интерьеры сменились кирпичными стенами, увеличенным зрительным залом и большим фойе. Кресла превратились в стулья, буфет с бутербродами стал полноценным кафе, а клуб IKRA — репетиционным залом. На вопрос о том, что «Гоголь-центр» изменил в его жизни, Кирилл Серебренников отвечает коротко и ясно: «Все!» — поясняя после паузы: «Жизнь уже не будет прежней. Мы здесь проводим очень много времени, активно занимаясь самыми разными вещами, так что, разумеется, нам нужно пространство, которое будет не отвратительным. Мы стараемся, чтобы и нам, и зрителям было хорошо и удобно».
Актер Никита Кукушкин, переехавший в «Гоголь-центр» вместе со всей «Седьмой студией», подтверждает: «Кирилл Семенович правильно все сделал: когда нам выдали деньги на ремонт здания, мы поступили не как все, когда театр закрывается года на три, а потом открывается, — Кирилл Семенович сказал, что такого не будет. Театр должен открыться, и на этом точка. Ремонт шел три-четыре месяца: мы приходили сюда, надевали респираторные маски и шли репетировать — то в одном помещении, то в другом. Потом нам говорили: "Так, ребята, вот сейчас здесь меняют пол, так что мы не можем по нему ходить, поэтому сегодня репетируем в другом помещении, а завтра возвращаемся сюда и ходим по новому полу". Мы сами делали себе гримерки: брали шпатель, шпатлевку, обдирали старую штукатурку, выравнивали стены, красили. Помню, в последний день перед открытием захожу в фойе, здесь вовсю продолжается работа — а назавтра зрителям приходить. Еще помню, сцена показалась достаточно большой, вглубь, не вширь, это же депо. На "Платформе" у нас был пол — и все, никакой сцены».
Разница между тем, что было и что стало, получилась весьма значительная: «Я еще до учебы во МХАТе играл в музыкальной группе, и у нас были репетиции где-то здесь рядом. Однажды мы проходили театр, я заглянул и подумал: "Боже мой, что это такое?". Я так хорошо это запомнил: там сидели какие-то бабушки в полушубках, беретиках, — и я решил, что это самый последний театр, в котором мне бы хотелось играть. В общем, жизнь — интересная штука», — продолжает Кукушкин.
«Седьмая студия» — труппа, собранная Серебренниковым из своего экспериментального курса в Школе-студии МХАТ, — до «Гоголь-центра» играла совсем недалеко, на «Винзаводе», где и базировался проект «Платформа», призванный соединять разные виды искусств, самым прямым образом разговаривать со зрителем, учиться у него и учить его. В новом театре артисты оказались не единственными резидентами, поделив это звание со cтудией SounDrama, компанией «Диалог Данс» и, разумеется, труппой МДТ им. Н. В. Гоголя, — ее, вопреки предположениям самих актеров, не разогнали. Режиссер, поговорив с каждым, многим предложил стать частью нового театра и участвовать в его постановках. Вряд ли будет ошибкой сказать, что у тех, кто согласился, началась новая жизнь в искусстве: репетиции, обсуждения, полные залы, гастроли, номинации на ведущие театральные премии.
Кирилл Серебренников не устает говорить о том, что «Гоголь-центр» — больше, чем театр. На практике это легко подтверждается хотя бы программами «Гоголь-кино», «Гоголь-музыка» или «Гоголь-плюс». Последняя — дискуссионный клуб, в который приходят режиссеры, журналисты, художники и драматурги, — без внимания зрителей не оставалась ни разу. В «Гоголь-центр» идут охотно и за разным: это легко заметить, проведя здесь несколько дней подряд. Впрочем, начать стоит вообще с того, что редкий театр ждет своих зрителей с самого утра. Здесь же сложно представить обратное. Вот кто-то работает в кафе, пока за соседним столиком о чем-то увлеченно спорят сотрудники; вот, заехав в кассу за билетами, дожидаться спектаклей остаются еще несколько человек, обсуждающих местную медиатеку: в ее кураторах — театровед и критик Марина Давыдова, в каталоге — записи спектаклей Тадеуша Кантора, Пины Бауш, Ежи Гротовского и многих других (всего записей больше пяти сотен), а в программе — постоянный лекторий, из визитов на который можно узнать немало об истории театра.
В фойе театра стоит «Добрый ящик», который сколотил Никита Кукушкин. Каждый может оставить в нем, например, теплые вещи для помощи бездомным или подарки для детей. Отвечая на вопрос о том, как он вообще придумал эту инициативу, актер вспоминает: «Мы были волонтерами в Крымске, когда там произошло наводнение, люди приносили вещи, и я понял: а почему бы не сделать такое в театре? Раз в театр приходят зрители, почему им заодно не делать такое вот доброе дело? Театр ведь влияет на мир, на человека, но влияет по касательной. А "Добрый ящик" — это прямая помощь: человеку нужно тепло одеться — значит, мы дадим ему теплые вещи. У меня в голове сразу все срослось: тем более что мы находимся возле Курского вокзала. Мы тогда играли еще на "Платформе", я пришел к Кириллу Семеновичу и рассказал, что есть идея поставить такой вот ящик. И он ответил, мол, мы же все-таки театр, давай не сейчас. Проходит пара недель, подхожу с тем же вопросом: "Кирилл Семенович, есть идея, "Добрый ящик". "А что за идея? О, какая хорошая идея. Сам будешь делать? Ну делай, делай, конечно". И все. Я ночь колотил этот ящик, красил его и поставил на "Винзаводе". Потом прошло время, мы переехали сюда и прикатили "Добрый ящик" по снегу. Сейчас ящик уже не один — их семь, они стоят в разных местах, а всего будет 10».
И все-таки прежде всего «Гоголь-центр» — это театр. К третьему дню рождения здесь сыграли 27 премьер, собрав 13 номинаций на «Золотую маску», и останавливаться совсем не собираются. Разные и по жанрам, и по вложенным в них смыслам постановки объединяет постоянный поиск и желание продолжать движение — здесь можно вспомнить недавнее переложение режиссером Серебренниковым некрасовской поэмы «Кому на Руси жить хорошо», его же спектакль «(М)ученик», по которому сейчас снимают фильм, или готовящуюся к премьере «Иоланту». Последняя — результат тех самых творческих поисков. Спектакль придумали три артиста «Седьмой студии» — Филипп Авдеев, Александр Горчилин и Игорь Бычков, для каждого из которых это первая режиссерская работа. «История с "Иолантой" появилась в качестве эксперимента, — рассказывает Филипп Авдеев. — Мы общались со Светой Мамрешевой, нашей однокурсницей, главной героиней этого спектакля, и она сказала, что всегда мечтала выйти и спеть арию. И мы в качестве шутки сказали: "Ну а давай попробуем". Пожали друг другу руки и решили, что нужно задуманное довести до конца, поставить камерную оперу на малой сцене. И тут началось это очень интересное приключение, которое длилось год. Мы с ребятами создавали спектакль в таком трио: шли через разные пути, каждый со своим видением, дополняя друг друга».
Худрук идею поддержал — премьера постановки назначена на 9—10 февраля. «Я подошел к Кириллу Семеновичу, рассказал про наши мысли, про то, что мы хотим использовать коллажный метод сбора материала из разных арий, — он послушал, удивился, сказал: "Давайте делать и обсуждать на промежуточном показе", — продолжает Филипп. — Посмотрев спектакль, он сказал, что не хочет влезать, чтобы не разрушить атмосферу, которую мы создавали, тот язык, что у нас появился. Методом проб, методом показов мы встречались с ним, а сейчас уже все — финишная прямая».
Светлана Мамрешева, мечту которой и решили исполнить начинающие режиссеры, тоже делится впечатлениями: «Пение — это такой же текст. Только эти звуки вы не проговариваете, а пропеваете. Мне было интересно сделать так, чтобы я говорила, когда пою. Ведь в классической опере часто получается, что ни слова не понятно. "Иоланта" — одна из самых красивых и известных опер, но мало кто знает, о чем она. Нам хотелось передать смыслы и насытить ее драматическими, смысловыми вещами. Кирилл Семенович набирал наш курс так, чтобы мы умели петь, умели двигаться, — все это части одного и того же, только ты делаешь больший акцент на тело или, наоборот, на голос — и с этим играешь. Чем больше умеешь, тем больше возможностей для самовыражения».
В числе ближайших премьер значится и работа самого художественного руководителя. В марте (премьера с 4 по 8 число) Серебренников представит постановку «Машина Мюллер», соединяющую произведения немецкого драматурга Хайнера Мюллера и его дневники и письма в танце, музыке и словах. В главных ролях спектакля окажутся Константин Богомолов, Сати Спивакова и Александр Горчилин, которые вспомнят тексты «Гамлет-машины», «Квартета» и других сочинений Мюллера. Как говорит руководитель производственных мастерских «Гоголь-центра» Владимир Шаблонов, в «Машине Мюллер» будет много света. О декорациях он, впрочем, предпочитает умолчать, чтобы не портить сюрприз. Объемные с этой точки зрения постановки начинают обсуждать за полгода, а иногда и раньше, при этом что-то делают своими силами, а что-то заказывают у сторонних мастерских. Сложные спектакли собираются от шести до десяти часов, порой монтаж происходит и ночью, особенно если речь идет о других московских площадках, — например, так было прошлой осенью и зимой, когда залы «Гоголь-центра» закрывались на ремонт. Всего в команде театра десять монтировщиков, два столяра, один слесарь и два бутафора, отвечающих за всю техническую часть. «Кирилл Семенович предлагает и рассказывает, что он хочет увидеть на сцене, и мы начинаем обсуждать — возможно ли это. В большинстве случаев, на 90 процентов, происходит именно так, как он говорит. Он ведь неординарный человек, разбирается во всем до мелочей, поэтому и интересно с ним работать», — говорит Шаблонов, рассказывая, что раньше работал в другом театре, а к Серебренникову напросился сам.
Не случайно оказалась здесь и Дарья Коваль, генеральный продюсер «Гоголь-центра», которая и с артистами «Седьмой студии», и с режиссером познакомилась еще в Школе-студии МХАТ, а потом успела поработать на «Платформе». На просьбу вспомнить, случались ли в процессе подготовки спектаклей или мероприятий внештатные ситуации, Дарья отзывается смехом и риторическим вопросом «А бывают ли штатные?», объясняя, что жизнь в театре учит: абсолютно все можно исправить при помощи скотча. В структуре «Гоголь-центра» нет гастрольного отдела, так что продюсерский, помимо выпуска того, что уже в репертуаре или готовится к выходу, занимается еще и гастролями. Гастрольная история «Гоголь-центра» впечатлит даже скептиков и недоброжелателей — а они, к слову, хоть в меньшинстве, но имеются. Театр успел объездить половину европейских фестивалей, включая культовый Wiener Festwochen в Австрии и Авиньонский фестиваль во Франции (на нем русский театр последний раз был представлен 13 лет назад). После того как «Гоголь-центр» попал в обойму признанных смотров, на него тут же обратили внимание и другие фестивали, и, разумеется, международная пресса.
Что касается московской театральной карты, то она с появлением «Гоголь-центра» изменилась заметно. «Это затертая аналогия, но примерно то же произошло в 1964-м, когда в районе Таганки, считавшемся совсем не театральным, появился театр Юрия Любимова — вернее, как и в случае с "Гоголь-центром", театр уже был, но туда до Любимова никто не ходил. А потом не то что пошли — побежали и стали ломиться. Вот так и с театром имени Гоголя, превратившимся в "Гоголь-центр", — считает театральный критик Алла Шендерова. — Изменилось и самое забубенное место в Москве — туннель из метро "Курская" на улицу. Там теперь не просто цивильно, а даже стильно — и повлиял на это окультуривание ландшафта, конечно, не только "Винзавод". Собственно, я уверена, что после появления "Гоголь-центра" все театры Москвы существуют немного по-другому, подсознательно помня о том, что на "Курской" есть такое "место силы". И, я думаю, Школа-студия при МХАТ теперь чуть по-другому учит студентов — после того, как выпустился и доказал свою жизнеспособность курс Серебренникова».
Определение «место силы» применительно к «Гоголь-центру» действительно звучит часто. Произносят его и артисты, и сам Кирилл Серебренников, и критики, да и мы сами, признаемся, говорили так не раз. Подтверждений этому предостаточно, стоит только доехать до улицы Казакова, дом 8, где правду ищут в разных формах и при помощи разных видов искусства, а фразу «Дальше — больше» произносят не просто так, а имея в виду конкретные планы на будущее.