Я не любитель программных заявлений, но задача Новой Голландии — поддерживать молодых творческих людей, у которых есть идеи, но нет ресурсов. В случае с кинофестивалем логично было сфокусироваться именно на авторских дебютах, которым нужна помощь. Я сотрудничал с Новой Голландией в качестве куратора, критика и консультанта, и вот когда сформировалась команда Фестиваля дебютного кино во главе с президентом Александром Роднянским, меня пригласили стать его программным директором.

Это по-настоящему интересные дебюты, которые экспериментируют с языком. Их, вероятно, с трудом можно найти в нужном для фестиваля количестве?

Мы искали фильмы везде: национальные центры, киношколы, ну, и, конечно, смотрели, что показывают на других кинофестивалях, плюс личные связи. Отбираем первые и вторые фильмы режиссеров, что стандартная практика для фестивалей дебютного кино. В коротком метре на равных рассматриваем документальные, экспериментальные и игровые картины. Хотя к анимации подходим осторожно — это такая внутрицеховая автономия, в которой свои законы жанра.

Фильм «Как исчезнуть», снятый в компьютерной игре «Battlefield», считается анимацией?

Он является анимацией по факту. Нас интересует возможность нащупать новые пути киноязыка, в том числе — с помощью такого медиума, как анимация. Но, в отличие от фестивалей экспериментального кино, мы все-таки сделали ставку на работу с нарративными структурами и с экспериментами в этой области. То есть у нас нет задачи показывать чисто абстрактные фильмы.

Есть ощущение, что стало больше возможностей делать такое кино. Кажется, сегодня чаще собираются на съемочной площадке и на фестивальных показах люди, которые 10 лет назад встречались разве что поговорить на кухне. И сейчас больше тех, кто занимается созданием и исследованием немейнстримного искусства, трудоустроены по интересам.

Наш фестиваль — еще один вклад в эту тенденцию. У нас есть ресурс для того, чтобы неформатные непривычные вещи могли найти себе место, аудиторию и материальную поддержку.

Есть проблемы, занимающие людей сильнее, чем двадцать лет назад: постколониальный дискурс, феминизм… Но мы не выбирали фильмы по темам.

Стоит разделить полный и короткий метр — полнометражное кино находится на территории классического кинематографа. Среди полного метра эксперименты — допустим, фильмы в жанре эссе, — встречаются реже, чем в короткой форме. Потому что короткометражное кино менее зависимо от индустриальных задач, будучи больше встроенным в систему поддержки институциями.

И есть отдельный мир фильмов, наполненных вдумчивым закадровым голосом, не всегда связанным с изображением на экране?

Это во многом связано с тем, как устроен мир искусства, потому что видео там стало важнейшим медиумом и значительная часть работ на поле современного искусства существует в формате видео-эссе. С одной стороны, здорово, а с другой — это проблема, потому что форма канонизировалась, ей требуется какая-то дополнительная рефлексия.

Нет никакой цензуры со стороны президента и инвесторов фестиваля. Мы изначально решили показывать фильмы, не боящиеся пересекать границы кинематографических форм. Понятно, что все новое сложнее для восприятия, чем привычное, но мы все-таки новый небольшой фестиваль — не Канны, не Венеция, не ММКФ.

В начале прелюдия: конечно, в 2020 году все делать было сложно — условия менялись на ходу и влияли на отбор фильмов. Когда не знаешь, где, в каком объеме и в какие даты сможешь показать фильм, сложно давать обещания. Сложно говорить о продуманной стратегии, не все планы как-то сложились. Секция «Изобретая будущее» появилась из идеи сделать внеконкурсные показы документального кино, которое говорит об актуальных проблемах современности.

Название ей дала работа Айзеи Медины — звезды канадского экспериментального кино. В 2015-м он снял дебют «88:88», такой постгодаровский айфонный фильм, который заставил за ним следить. Он взялся за манифест левых философов-акселерационистов Ника Срничка и Алекса Уильямса «Изобретая будущее», который в итоге дал название всей программе. Мне кажется, вопрос будущего и проблема политического воображения сейчас стоят довольно остро. Несмотря на ускорение прогресса и развитие технологий, жизнь похожа на бег на месте. В ней нет горизонта мечтания, утопического горизонта — он как бы исчез. Мы живем в бесконечном настоящем без понимания того, что можем изменить в будущем, и без мечты о достижениях человечества. В «Изобретая будущее» мы подобрали фильмы, которые отвечают на вопрос о грядущем или, во всяком случае, пытаются его поднимать.

Один из ответов дают Срничек, Уильямс и Медина: безусловный базовый доход, реструктуризация труда (точнее, запрет на отчужденный труд по производству товаров), направление интеллектуальных и творческих сил на переизобретение отношений между человеком и техникой. И это, конечно, во многом утопическая программа. Другой ответ дает Донна Харауэй: фильм «Рассказывать истории, чтобы выжить» — это объемный разговор с этим философом, при этом интересно сделанный с кинематографической точки зрения. Его центральная идея в том, что человеку пора подвинуться, сойти с пьедестала царя природы, и опять же пересмотреть свои взаимоотношения с природой и техникой. Харауэй считает, что без этого радикального пересмотра будущее не наступит, мы просто будем воспроизводить те властные структуры, которые и так существуют в мире. Еще есть «Евразия» — работа амстердамского коллектива художников и дизайнеров Metaheaven, преподававших в «Стрелке». Они в том числе занимаются исследованиями механизмов пропаганды и идеологического производства. Они меня немножко отругали за то, что я сделал акцент на евразийстве, хотя для контекста программы это значимо.

Для меня было важно, что это разговор о евразийстве, в том числе о правом повороте, идущим со стороны России и Азии, как некое противопоставление либеральному консенсусу Запада. Они дают на это интересный взгляд: с одной стороны, критика западной гегемонии справа, с другой стороны — критика евразийства слева. Ну и в целом фокус фильма на правом воображении, как оно устроено, насколько оно является фикцией и как подчиняется различным политическим механизмам.

Еще есть фильм «IWOW: я иду по воде» — манифест внутреннего духовного опыта, снятый стрит-фотографом, документалистом Халиком Малахом, которого я в кураторском тексте назвал «гарлемским Аристакисяном» и, в принципе, на этом стою, потому что фильм действительно похож на работы нашего режиссера (речь идет об Артуре Аристакисяне, который ведет собственную лабораторию в МШНК. — Прим. BURO.). Это еще такой незапланированный ответ движению Black Lives Matter с точки зрения духовного опыта, который в себе несут люди с черным цветом кожи. Он об альтернативе западной цивилизации и ее логике, ее императивам.

В Garage Screen мы показываем не только «Изобретая будущее», но также фильмы, которые не смогли показать ни в онлайне, ни в офлайне. Почти все они сделаны в России, и все это — кино на стыке с философией, театром, современным искусством. Нам важно было сделать премьерные показы российских фильмов, потому выложить в онлайн — это не премьера. Также мы хотели показать фильм Годара, и это символический жест: фестиваль дебютного кино на закрытие ставит одного из самых известных кинематографических долгожителей. Потому что в нем заряд радикального пересмотра кинематографа сильнее, чем во многих молодых художниках, а также потому, что многие наши фильмы находятся в диалоге с его картинами — например, работа Андрея Стадникова «Смерть Дантона» или тот же IWOW.

Задача фестиваля — не вкладывать готовые мысли зрителю, а создавать поле для дискуссии. И мы буквально будем делать дискуссии после показов с обсуждением контекста. Основная наша цель, как и у любой институции, — производить знание. И не только кураторами, но и на стороне зрителя, самим зрителем.