Егор Москвитин ведет каннский дневник для Buro 24/7
Канны отметили экватор кинофестиваля. Проведя на нем неделю, обозреватель Buro 24/7 удивился тому, как много простодушных и добрых фильмов прорвались в этом году
в надменные каннские программы.
Конечно, это никакая не тенденция, а оптический обман. За первую неделю в Каннах показали предостаточно жестоких и страшных фильмов, гуманистический посыл которых как следует измазан в крови и пыли. Один из примеров — китайская криминальная сага «Пепельный — самый чистый белый», которую обязательно должны посмотреть все фанаты Скорсезе, Де Пальмы и Серджио Леоне. Герои — настоящая банда братьев, связанных кровными клятвами и темными делами; близость вожака стаи и его возлюбленной длится почти двадцать лет, и динамика силы и власти в этих отношениях позволяет фильму оставаться на плаву больше двух часов.
В «Девушках солнца» одноглазая французская журналистка отправляется в Сирию снимать репортаж об отряде курдских женщин, воюющих против армии Башара Асада.
В главных ролях — прекрасные Гольшифте Фарахани и Эмманюэль Берко, но глянцевый фильм о войне кажется в основном конкурсе серьезнейшего фестиваля незваным гостем. Это скорее «Девятая рота» или «Слезы солнца», чем кино из основного конкурса Канн.
В противовес ему в «Особом взгляде» показывают «Донбасс» Сергея Лозницы — кино, тоже придерживающееся в описании гражданской войны только авторской версии правды, но выполненное в почти документальной и потому гораздо более убедительной манере.
От «Донбасса» по коже идут мурашки, и просмотр такого кино на раскаленном Лазурном берегу сам по себе вызывает диссонанс.
Фильм «Холодная война» Павла Павликовского тоже язык не повернется назвать добрым, хоть он и полон любви, музыки, танцев и устремления вперед. Потому что действие происходит в Польше 50-х, и страсть двух творческих людей — дирижера
и певицы — медленно наматывает на свои гусеницы тоталитарная система.
А что прошлым вечером творилось на «Доме, который построил Джек» Ларса фон Триера, вы наверняка знаете и без нас — сотня ушедших прямо с сеанса, тысяча раненых, некоторое количество пропавших без вести. Внутри фильма — растерзанные дети, покалеченные утята, отрезанные женские груди и прочие признания опасного человека.
Другими словами, нисколько эти Канны к нам не добры — просто защитная реакция заставляет сбегать с одних фильмов на другие. Поэтому вне конкурса здесь показывают «Тони или плыви» — искрометную, по-санденсовски чуткую и очень духоподъемную комедию о мужской команде по синхронному плаванию. У одного безработного буржуа (Матье Амальрик) клиническая депрессия. У другого (Гийом Кане) — вспышки гнева
от осознания того, что он калечит своего сына-заику точно так же, как его самого когда-то калечила мать с синдромом Туретта. Все эти проблемы, оказывается, можно решить, если побрить ноги, заняться запретным для мужчин видом спорта и почувствовать себя рыбой
в воде. В команду вступило полдюжины мужчин, тренером выступают то бывшая алкоголичка, то девушка в коляске, так что за два часа фильм успевает устроить и героям,
и зрителям целую серию сеансов психоанализа — и поверьте, что после титров вы будете счастливы и полны сил минимум один вечер.
На четвертом месте в нашем рейтинге каннского оптимизма — японская драма «Магазинные воришки» Хирокадзе Корээду. Это такой «Проект “Флорида”», только под сенью сакур: трогательные бродяги возятся с еще более трогательными детьми, вместе грабят ларьки, купаются в океане, ухаживают за старенькой бабушкой и украдкой любят друг друга, когда дети заснут. Проблема в том, что дети — похищенные, хоть и не из самых достойных семей. Пока что этот фильм лидирует в рейтинге лучших критиков мира, собранных изданием Screen. Это не гарантия победы (прошлогодний «Квадрат» те же люди ругали), но знак качества — так что эту семейную драму о любви в нищете стоит
взять на карандаш.
Третье место — у нашего «Лета», оказавшегося не политическим манифестом (или доносом — смотря чью сторону занимать в конфликте Кирилла Серебренникова
и государства), а одой радости — только не бетховенской, а рокерской и хулиганской.
Герои не борются с системой, потому что никакой системы вокруг давно нет: Ленинградский рок-клуб дает пространство для самовыражения, а мелкие придирки партийных худруков лишь стимулируют работу воображения и воспитывают силу воли.
А советские обыватели всегда рады подпеть и потанцевать, когда герои включают Дэвида Боуи. Любовный треугольник, на который фанаты Цоя смотрели как мыши на мышеловку, оказался не капканом, а бумажным самолетиком: настолько воздушна и трепетна
эта невинная история.
По той же причине любви зрителей (и насмешек критиков) добивается египетский фильм «Судный день» — история об исцелившемся прокаженном, который решает найти свою семью. Всю жизнь герой провел в лепрозории, окруженный состраданием и добром, которые он не мог оценить — не с чем было сравнить. Когда жена этого скрученного и несчастного, но сильного духом мужчины умирает, он пускается в путь через весь Египет. Верхом на ослике и с верным другом — мальчишкой-сиротой. Фокус этого роудмуви в том, что он снят скорее по правилам «Санденса», чем в соответствии с надрывной драматургией кино Востока. Это веселое и нежное плутовское странствие, которое ведет зрителя к катарсису не кнутом, а морковкой — как того ослика, которого тут особенно жалко.
И, наконец, чемпион по гуманизму, наполнивший небо добротой, — фильм итальянки Аличе Рорбахер «Счастливый Лазарь». Действие происходит в конце 1980-х в деревне, отрезанной от мира и погруженной в средневековье. Старая маркиза эксплуатирует крестьян, а те тут же перекладывают все заботы на блаженного Лазаря — человека, который настолько счастлив служить другим, что готов отдать последний кусочек хлеба уличному коту, а собственную жизнь — малознакомому негодяю. По уровню святости этот мироточащий фильм — что-то близкое к нашему «Пете по пути в Царство небесное»,
но на стороне Рорбахер играет и католическая музыкальная традиция, и итальянская школа живописи. Результат: поразительное кино, которое дарит иллюзию, что за два часа
в темноте кинозала можно стать чуточку лучше, праведнее и добрее. Прикосновение
к «Счастливому Лазарю» и впрямь обжигает — но, увы, эти отметки, как и все другие,
рано или поздно пройдут.
Выбор редактора
Подборка Buro 24/7