Моя героиня Алена — модная девчонка из московской тусовки. Но я все равно вряд ли бы стала одеваться так, как она. Хотя во время массовых сцен я наблюдала за тем, как костюмеры работали над образами ребят 20–25 лет, и думала, что мода циклична: людей, которые так выглядят, сейчас можно легко встретить на улице. Что касается прически, моей кудрявой головы, — это была мучительная история, хоть и красивая. Я параллельно снималась еще в одном проекте, на котором не могла появиться с кудрями. Поэтому каждая смена начиналась с того, что мы три часа делали грим и укладку. Когда предложили такую прическу продюсерам, думали, они не согласятся, но кудряшки понравились всем.

Конец 80-х — молодость моей мамы. И когда на примерке костюмов мне сделали кудри и мейк, я стала безумно похожа на нее: платье, плащ, которые были на мне, — просто один в один из гардероба мамы. А я могла бы так одеваться — люблю винтаж: объемные плечи, структурированные образы. Кроме того, я младшая в семье, поэтому винтаж ношу с детства — ну такой, когда для тебя перешивают вещи, что уже носили взрослые (смеется).

Это смело, актуально, злободневно. У нас не так много сериалов, раскрывающих подобные темы, а говорить об этом очень важно. Кроме того, я сразу поняла, Алена — моя девчонка, я чувствовала, что пройду пробы. Это был идеальный микс темы и персонажа — я молниеносно влюбилась в проект.

ВИЧ — важная, но до сих пор очень табуированная тема: мамы уводят детей с площадки, если там ребенок с ВИЧ, хотя вирус не передается, если дети играют в одной песочнице. До ГИТИСа я училась в Первом меде, но, как ни странно, ничего не знала о вспышке в Элисте — событиях, по которым снят «Нулевой пациент». За день до проб мне прислали сценарий всех серий, я прочитала, потом изучила все, что нашла по этой теме в интернете. В результате той ночью спала всего пару часов, а потом абсолютно помятая поехала на пробы.

Я до этого не пересекалась со Стычкиным ни как с актером, ни как с режиссером. Он, кстати, еще и мой партнер по сюжету — у нас присутствует, назовем это так, околоэротическая сцена. В откровенных моментах актеру всегда очень некомфортно — это куце, холодно, зажимно. Но в этот раз мне было суперспокойно, потому что все внимание было направлено на Женю: художники по костюмам нашли ему бесшовное белье с ракушкой, как у хоккеистов. В результате во время съемок вся группа безостановочно смеялась! Помню, Женя бегал между декорациями и плейбэком (режиссерский монитор. — Прим. BURO.) и кричал: «Хватит ржать! Я здесь режиссер все-таки!» У Жени Стычкина и Сергея Трофимова (еще один режиссер «Нулевого пациента». — Прим. BURO.) очень крутой тандем: один из них — экспрессивный, другой — спокойный.

Женя и Сергей для меня — как добрый и злой полицейский, они друг друга отлично дополняют. Когда я пришла на пробы, они еще не знали, как сработаются вместе, и пытались синхронно перекидывать ногу на ногу, пить одновременно кофе — как будто хотели физически слиться, стать одним человеком. За этим было очень смешно наблюдать, и смех помогал съемочной группе снять напряжение.

У моей героини по сюжету откровенная фотосессия (ее, кстати, снимали в неотапливаемом особняке — все как мы любим). Я знала, что надо будет оголиться, но снимала девушка-фотограф, и я не особо переживала. И потом у нас была сцена в квартире героя Жени, в которой висели пленки с моими обнаженными фотографиями. Это был последний съемочный день, и ребята говорят: «Съемки закончены. Мы тебе эти снимки отдадим, делай с ними, что хочешь». И в конце смены я вижу, что режиссеры начинают смеяться, а потом объявляют в рацию на всю съемочную площадку: «Кто забрал снимки артистки Черкасовой-Служитель?» И оказалось, что половина фотографий из моей фотосессии — те, что с голой попой и грудью, — пропали.

Я в принципе впервые снималась в эротической сцене здесь. Перед ней Женя Стычкин отвел меня в какую-то маленькую каморку и спрашивает: «Лиза, давай серьезно поговорим! Тебе как, нормально сейчас сниматься? Хочешь, позовем дублера?» Не скажу, что мне было комфортно, — было ужасно неловко! Но за счет трепетного отношения стресс минимизировали. Женя после съемок забежал к нам с Ефремовым, моим партнером по сериалу, и закричал: «Вы мои смелые раскрепощенные артисты!»

Он злободневный и становится все актуальнее. В России огромное количество зараженных ВИЧ. Недавно фонд «Нужна помощь» обнародовал ужасающие данные: Россия находится на первом месте в Европе по темпу распространения болезни, самый частый способ передачи — гетеросексуальный контакт. Но ВИЧ до сих пор табуированная тема, отношение к ней определяют стереотипы десятилетней давности. Только половина живущих с этим диагнозом получают терапию. О ВИЧ не принято говорить, у людей нет доступа к лечению и информации. Выходит, мы до сих пор живем в невежестве. Я не знала о вспышке в Элисте до съемок, но эти события оказались ближе ко мне, чем я думала: моя мама рассказала, что в это время она была в институте и студентов заставляли подписывать бумаги с обязательством, что они не будут распространять информацию о вспышке ВИЧ. Так что еще одна актуальная тема из сериала — отношения с властью.

Возможно, «Нулевой пациент» поможет зрителям стать более сознательными — подтолкнет их к тому, чтобы самим изучать информацию, что такое ВИЧ, как он распространяется, а может, и сдать тест.

Наоборот — Алена меня многому научила! (Смеется.) Она помогла стать взрослее, развить те качества, которые в зачатке: смелость, веру в свои убеждения, умение жить в моменте.

Хотя история в основном мужская, обе героини прописаны в фем-ключе. Не просто «красивая женщина стоит в кадре». У меня есть сцена, где к героине в кабинет приходит взрослый врач и кидает папки с анализами на стол. А она ему отвечает в духе: «Я не секретарша! Встал, вышел, отнес, куда надо».

У меня КМС по художественной гимнастике — звучит очень пафосно, но сейчас мне это приносит прежде всего проблемы с позвоночником. Но спортивная закалка — нравится — не нравится, а надо делать — очень помогает в актерской профессии. Педагоги у нас в институте говорили: «Русский артист — это очень ленивый артист». С бывшими спортсменами такое не прокатит, они пашут до конца.

Есть важный для меня, который пока почти никто не видел. Это экспериментальный черно-белый фильм «Сопричастие» Лили Тимирзяновой. Он рассказывает о женщине-режиссере, которая, видя неидеальность мира, решила навсегда замолчать и оставить занятия музыкой. Я говорю на протяжении всего фильма — на тот момент это было для меня большим испытанием, потому что я не могла принять свой голос. Мы озвучивали «Сопричастие» два полных дня, это был настоящий вызов. Фильм напоминает «Персону» Бергмана — в нем очень много про вынужденное молчание, про необходимость говорить о том, что болит. Это и размышление на тему «Есть ли поэтическим душам место в современном мире?». Мне очень хочется, чтобы его увидели зрители. Кстати, 3 июня его покажут на Новой сцене Александринки.

Очень жду выхода «Декабря» Клима Шипенко про последние дни Сергея Есенина — как он пытается вырваться через закрытые границы по ложным документам к Айседоре Дункан. Клим увидел меня на «Кинотавре», где мы показывали короткометражку «Бубен верхнего мира» по рассказу Виктора Пелевина. В фильме я сыграла главную роль. Шипенко пригласил меня к себе без проб. На следующий день после разговора с ним, я получаю сценарий, в котором мой персонаж называется «Взрослая проститутка». Мы с агентом еще посмеялись, что уж точно этого не ожидали (смеется). Референсом для костюмов героини послужил образ Николь Кидман в «Мулен-Руж». В «Декабре» у меня очень тяжелый исторический корсет конца XIX века — в нем всю 12-часовую смену было ни сесть, ни лечь. Очень хочу увидеть, что в итоге получилось.