В кино выходит «Малышка зомби», а мы разбираемся, с чего начиналось нашествие зомби на кинематограф и как оно отражает социокультурный контекст разных эпох
В прокат выходит «Малышка зомби» Бертрана Бонелло — фильм о мертвых, продолжающих жить после смерти на Гаити и, возможно, в Париже. На привычные лихие истории о зомби, в которых все хватаются за оружие, этот фильм категорически не похож — и все-таки он продолжает традиции жанра, заданные еще в начале прошлого века. Разбираемся, зачем восставали и продолжают восставать из могил мертвецы.
Люди боятся разного, но смерти боятся все. Зомби — экранное воплощение этой фобии: они пустые сосуды, оставшиеся без души. Пока сами зомби пытаются утолить вечный голод и заполнить внутреннюю пустоту свежей плотью, кинематографисты ту же пустоту наполняют смыслами. Консьюмеризм, терроризм, милитаризм, экологические катастрофы, офисное рабство, просто рабство: зомби могут стать чем угодно, любой социальной проблемой, любым страхом.
В 1932 году вышел «Белый зомби» Виктора Гальперина. Ни мозги, ни мясо его героев не интересовали: зомби были слугами богатого плантатора Чарльза Бомона, а оживлял их с помощью магии вуду колдун-бокор Лежандр. С помощью Лежандра Бомон превратил в зомби и американку Мадлен Шорт: плантатор влюбился в нее, та не ответила ему взаимностью, и он решил сделать девушку своей во что бы то ни стало. Так выглядели все зомби на рассвете жанра: легенды об обращенных с помощью вуду в безропотных слуг гаитянах привез в Америку Уильям Сибрук. Он был на Гаити и будто бы видел жертв бокоров своими глазами.
Кадры из фильма «Белый зомби»
С тех пор как на Гаити прибыл Христофор Колумб, остров превратился в колонию, переходящую от одной европейской страны к другой. Туземцы умирали от болезней и жестокости новых хозяев, и недостаток рабочих рук возмещался рабами из Африки. Вместе с ними прибыла на остров и религия вуду. Условия, в которых рабам приходилось жить и работать, были невыносимы, так что смерть многим казалась лучшим выходом: ее поэтично называли «возвращением домой в Африку». Превращение же в зомби в такой милости отказывало. Теперь даже смерть могла стать не билетом на свободу, а ступенькой в уже вечное рабство: ожившие мертвецы не имели власти даже над собственным сознанием и не видели снов о лучшей жизни.
Почему история о гаитянских живых мертвецах заинтересовала Америку 1930-х? Хотелось бы сказать, что из-за коллективного стыда, но нет. В игру вступил скорее страх перед чужаками. Перед культурой, настолько не похожей на западную. Вслед за «Белым зомби» поднялась целая волна фильмов о зловещих вудуистах и их жертвах вроде «Я гуляла с мертвецами» Жака Турнера. Этот фильм больше похож на «Ребекку» Дафны Дюморье, чем на карикатурную страшилку с вуду-колоритом, но он едва ли не единственный, где адепты вуду не выглядят инфернальными злодеями и угрозой белой цивилизации.
Кадры из фильма «Я гуляла с мертвецами»
Кадры из фильма «Малышка зомби»
Ту же линию в наши дни продолжает «Малышка зомби» Бонелло: он размышляет о свободе, тени колониализма в современных реалиях и культурной апроприации. Французский режиссер сплетает две временных линии. Первая — реальная история Клервиуса Нарцисса, самого знаменитого настоящего зомби в мире. Вторая — его выдуманной внучки Мелиссы, перебравшейся во Францию после землетрясения на Гаити. Она учится в закрытой парижской школе, где оказывается единственной темнокожей. Мелисса заводит новых подружек и танцует с ними под Damso, хотя слушает совершенно другую музыку. А тетя Мелиссы — мамбо, что бы это ни означало.
Девочки точно знают, что с новенькой что-то не так, но что же? Ответ самой упорной из них, глупенькой Фанни, подсказывает гугл: мамбо — это жрица вуду. С толстой пачкой родительских денег она отправляется к тете Мелиссы. Купить, как показывает опыт богатой белой девочки, можно примерно все. Чужая культура и темные ритуалы — занятный аттракцион. И пока Клервиус Нарцисс бредет через заросли сахарного тростника, а Мелисса пытается стать своей в новом мире, сохранив традиции своего народа, маленькая Фанни идет играть в вуду. Ей-то за это точно ничего не будет.
Первый фильм с зомби, похожими на тех, что мы знаем сейчас, вышел в 1968 году. «Ночь живых мертвецов» Джорджа Ромеро — настоящая хоррор-классика, но слово «зомби» в нем так и не прозвучало: режиссер отказался от него, чтобы полностью разорвать связи с устоявшимся образом ожившего мертвеца. Его существа были так же медлительны, как и раньше, но теперь они подчинялись не чьей-то злой воле, а собственному голоду по человеческой плоти. Опасность обосновалась не на загадочном острове, а прямо под боком, в Америке. Бояться своих же американцы начали из-за войны во Вьетнаме и общественного раскола, связанного с борьбой за гражданские права. Темнокожие жители Штатов во главе с Мартином Лютером Кингом боролись против дискриминации, и согласны с их действиями были далеко не все. Премьера «Ночи» состоялась спустя несколько месяцев после того, как Кинга убили.
Кадры из фильма «Ночь живых мертвецов»
Расовый вопрос поднимается и в самом фильме, хотя Ромеро много раз говорил, что не планировал затрагивать эту тему. Группа очень разных людей, спасаясь от зомби, запирается в сельском доме — и этот дом оказывается моделью американского общества в миниатюре. Негласный лидер, призывающий к активным действиям, — темнокожий Бен. Его поддерживают двое молодых людей, а Куперы, семейная пара в возрасте, наоборот, отказываются слушать любые его доводы. Суровый глава семьи в какой-то момент даже буквально пытается убить Бена, не пуская внутрь, когда дом окружают зомби. Для Бена, единственного из всей семерки, все вроде бы заканчивается хорошо: он остается в живых к утру, когда местность зачищают местные охотники-реднеки. Вот только Бена, не разбираясь, зомби он или нет, они убивают — и сжигают с остальными трупами. Уже в финале первой части эпопеи Ромеро о живых мертвецах обычные люди кажутся страшнее самих мертвецов. Зомби — они как дети, большие и мертвые, их ведет просто голод. Людей же ведут ненависть, жадность и жажда власти.
Кадр из фильма «День мертвецов»
В более поздних фильмах ту же идею Ромеро выводит на новый уровень. Уже в третьей части его зомби-саги, «День мертвецов», главными героями — и злодеями — становятся военные и безумный ученый по прозвищу «Франкенштейн». Он хочет вырастить ручных зомби, кормя их плотью мертвых солдат. В «Земле мертвых» от мира остаются всего несколько городов, одним из которых оказывается Питтсбург. Большая часть его обитателей живет в трущобах, пока богатые из небоскреба «Фиддлерс Грин» наслаждаются жизнью. Зомби тем временем обретают сознание и даже лидера, который ведет толпу мертвецов штурмовать город. Они ненавидят людей — думается, есть за что. Когда армия прорывается в Питтсбург и захватывает «Фиддлерс Грин», обитателям небоскреба не сочувствуют ни зрители, ни сам Ромеро. Зомби здесь — все равно что обычные, простые люди, победившие систему, построенную на социальном расслоении и неравенстве.
Кадр из фильма «28 дней спустя»
Кадр из фильма «Обитель зла»
Добыча нефти на земных полюсах, как в недавнем «Мертвые не умирают» Джима Джармуша. Разработанный в секретной лаборатории вирус, как в «28 днях спустя» или «Обители зла». Загадочный пожар, произошедший, судя по всему, в научной лаборатории, где проводились какие-то таинственные исследования, — в «Ходячих мертвецах». В главной катастрофе, которая может положить конец человечеству, зачастую оказываются виноваты сами люди. Но даже если вирус появляется из ниоткуда, трудно, посмотрев на все, что творят выжившие, не прийти к выводу: человечеству досталось по заслугам. Зомби — лекарство для этой планеты. Лекарство от вируса человечества, который ее убивает. И совершенно права главная героиня «Новой эры Z»: с чего вы, люди, решили, что больше достойны жить, чем мы, зомби?
Если вашу маму укусил зомби и она тянет к вам руки, чтобы обнять, помните: это больше не ваша мама. Эту мысль стоит запомнить каждому, кто вдруг обнаружил себя посреди зомби-апокалипсиса. Зомби-вирус стирает воспоминания и личность, раньше жившую в этом теле. Какие-то остаточные рефлексы — это правило обозначил еще Джордж Ромеро во втором своем зомби-фильме, «Рассвет мертвецов», — у них иногда остаются. Поэтому мертвецы в «Рассвете» стремятся попасть в супермаркет. Поэтому зомби Джармуша заливают себе в глотку кофе, и именно поэтому чья-то мертвая рука тянется к гитаре, а мертвый малыш истошно кричит: «Конфеты! Фруктовый лед!»
Кадры из фильма «Рассвет мертвецов»
Несмотря ни на что, кинематографисты все равно продолжают искать в зомби остаточную человечность. И иногда приходят к неожиданным выводам. Первой громкой попыткой показать мир глазами зомби — по крайней мере, сделать именно зомби главным героем фильма, вызывающим сочувствие, — стало «Возвращение живых мертвецов-3». Парень и девушка попадают в аварию на мотоцикле, девушка умирает и превращается в зомби, после чего ее начинает терзать невыносимый голод. Она быстро понимает, что отвлечь ее может только боль — и протыкает тело всем, что попадается под руку. Она пытается покончить с собой, но у нее не выходит. А парень заламывает руки и повторяет, что его возлюбленная превратилась в чудовище. Но все равно любит, даже когда на теле девушки не остается места для новых проколов, и она не может сдерживать свою зомби-натуру. Любовь в их случае побеждает смерть — или нет. Это уж как посмотреть.
Обычно бывает иначе. Мертвые возлюбленные возвращаются, чтобы напомнить: то, что мертво, умереть не может, как говорил Бейлон Грейджой из «Игры престолов». Мертвой дочери или девушке, «Как в жизни после Бет», вдруг объявившейся у порога, можно сказать все, что не успел при жизни, — но лучше не рассчитывать на то, что теперь все будет как надо. Если любишь — отпусти: вот главный урок, который хорошо бы усвоить до апокалипсиса.
Кадры из фильма «Тепло наших тел»
Но правила существуют для того, чтобы их нарушать. В первом настоящем зомби-ромкоме «Тепло наших тел» любовь способна на настоящие чудеса, даже заставить вновь биться остановившееся сердце. И все тру-поклонники Z-фильмов, конечно же, создателей «Тепла» за это уже ненавидят. Живые мертвецы в этой истории с самого начала не совсем типичны. Они в сознании и все помнят, но не могут ничего сказать. И ничего не чувствуют. И не могут бороться с голодом. «Я этим не горжусь, — ведет свой внутренний монолог главный герой, мертвый юноша Р., пожирая чьи-то мозги. — И был бы рад, если бы вы отвернулись. Я не люблю причинять людям боль, но таков уж мир. Голод — очень мощная штука. Если я не съем его мозг, он воскреснет и станет трупом вроде меня. А если съем, то получу его мысли, воспоминания, чувства. Мозг — самое вкусное. Он позволяет снова почувствовать себя человеком... Менее мертвым».
Потом Р. встречает Джули — конечно, это Ромео и Джульетта — и влюбляется в нее с первого взгляда. Берет ее теплую руку своей холодной и спасает от других зомби, мечтающих угоститься ее вкусной плотью. Они катаются на машине, слушают пластинки, а в какой-то момент происходит и обязательное для романтического жанра Волшебное Преображение: преображают не скромную школьницу Джули, а самого Р., придавая вид поживее. Вслед за главным героем теплеют и остальные зомби: они мирятся с людьми, заводят с ними романы, человеческие дети играют в прятки с мертвой девочкой. «Вот как мир удалось эксгумировать», — подводит итог Р., восхваляя чудесную силу любви.
Представить такой же мирный исход в реальности намного сложнее, чем само нашествие зомби. Готовы вы сами с распростертыми объятиями принять того, кто еще недавно охотился за такими, как вы? А как живется экс-зомби, который прекрасно помнит, как нападал на людей, вскрывал их черепные коробки, поедал мозги? И, главное, удовольствие, которое от этого получал? Сумеет ли он так запросто принять и простить себя-монстра и побежать играть с друзьями в бейсбол, как в «Тепле наших тел»?
Кадры из сериала «Во плоти»
Конечно, зомби-комедии и мелодрамы ответить на эти вопросы не смогут, но им и не нужно. За сложную тему взялись создатели британского сериала «Во плоти». В его вселенной зомби-вирус удалось усмирить. Лекарство от болезни найдено, вылеченных больных возвращают в обычную жизнь. Главного героя, восставшего мертвеца по имени Кирен, тоже возвращают домой. Кирен каждый день гримируется под живого, чтобы слиться с толпой, но это не слишком ему помогает: люди помнят его мертвым. Люди требуют для мертвецов отдельных школ, чтобы те не учились рядом с их детьми. Отдельных районов, чтобы они не жили рядом. И главные монстры здесь снова люди, а не бывшие зомби — по крайней мере, так должно быть по замыслу. И все-таки до конца принять эту метафору, проникнуться ей сложно, потому что зомби-вирус и реальные вирусы — все-таки не одно и то же. И должно быть действительно трудно включить режим безоговорочного принятия после того, как видел кого-то поедающим мозги своего друга. С вампирами в «Настоящей крови», тоже метафорой не принимаемого обществом меньшинства, это работало как-то лучше.
Примерно та же завязка и у «Третьей волны зомби»: лекарство от зомби-вируса найдено, 75 процентов зараженных вылечены, они все помнят. И некоторым из них то, что они помнят, нравится, что почему-то звучит куда более реалистично, чем раскаяние. Но все-таки эти фильмы — исключение. Обычно зомби-эпидемии заканчиваются вовсе не миром с бывшими живыми мертвецами, а их истреблением. Или усмирением — как в «Фидо», где корпорация ZomCon надевает на зомби контролирующие ошейники и превращает в идеальных слуг. Загадочное излучение продолжает воскрешать мертвецов, но технологии позволяют взять ситуацию под контроль. В мирке, стилизованном под идиллические американские 1950-е, все, впрочем, не совсем гладко: где-то продолжают жить и дикие зомби, а сами люди остаются собой — чудовищами, как обычно.
Кадры из фильма «Зомби по имени Фидо»
Как ни странно, именно истории о побежденном зомбизме в итоге оказываются самыми грустными, каким бы путем ни была одержана над ним победа. Почему идея зомби-апокалипсиса до сих так будоражит умы? Почему пишутся книги о том, как выжить в случае восстания живых мертвецов? Почему у каждого третьего есть собственный план поведения в подобной маловероятной, но экстренной ситуации? Потому что нашему миру мы сами, люди, ставим оценку чуть выше нуля.
Социальное неравенство, экологические катастрофы, войны, пожирающая самих людей культура потребления, безумные политики и их безумные решения, на которые не повлиять: мир катится в тартарары, и мы все вместе с ним. И вдруг появляются зомби, а с ними и шанс все переделать, построить заново. Шанс для любого, кто в обычной жизни почему-то чувствует себя не у дел, неприкаянно. Возможность побыть героем, перестать чувствовать себя живым мертвецом, наконец встретившись с мертвецами на самом деле — прямо как в «Зомби по имени Шон».
Кадр из фильма «Зомби по имени Шон»
Но эпидемию побеждают, и мир остается прежним. И люди ничуть не меняются. Шон снова сидит на диване перед телевизором, переключает каналы. У Шона — а с ним и у зрителя — отняли мечту стать важным, спасать кого-то, прожить может и короткую, но яркую жизнь. Все вроде бы хорошо, но почему же грустно?
Выбор редактора
Подборка Buro 24/7