Кинокритик Никита Карцев посмотрел фильм Хулио Медема с простым и звучным названием «Ма Ма», за которым скрывается совсем непростая история, и сделал из него несколько важных выводов
«Ма Ма» — именно так, в два слова, будто только научившись говорить, Хулио Медем называет свой новый фильм. Вроде бы перед нами история борьбы со смертельной болезнью. Главная героиня, простая учительница Магда (Пенелопа Крус), во время осмотра у гинеколога узнает, что у нее рак груди. Но все же смерть (как и жизнь) — здесь только фон. Ну или, пользуясь словами самого режиссера, всего лишь первая часть названия. Второе «Ма» — это свобода, борьба, мысли о будущем, в том числе после того, когда тебя не станет. Вместе они и образуют настоящую тему фильма — любовь.
Центральный его образ — классическое полотно Гюстава Курбе «Происхождение мира». За сюжетом картины, который современные феминистки назвали бы триумфом объективации (мало того что женщина у Курбе изображена в максимально откровенном виде, так мы еще и не видим ее лица, только гениталии), скрывается мощная метафора. Называя свою картину «Происхождением мира» художник будто предлагает свой портрет бога — а кому еще по плечу такое непростое дело. А лишая этот портрет лица, делегирует божественные полномочия не какой-то одной, а всем женщинам без исключения. Испанский режиссер работает с той же метафорой, что и классик французского реализма, но дробит ее на части. Нанизывает друг на друга, как бусинки, и украшает получившимся в итоге ожерельем шею Пенелопы Крус. От глобальных обобщений Курбе Медем возвращается к глубоко интимному портрету. Его фильм носит лицо Пенелопы — и невозможно представить на ее месте ни одну другую актрису. Неудивительно, что именно этот проект Крус выбрала для своего дебюта в качестве продюсера.
Ее Магда по очереди сталкивается со все более серьезными неприятностями. На дворе 2012 год, Испания в кризисе, к концу лета она останется без работы. И, судя по всему, уже сейчас — без мужа, который отправился в неизвестном направлении и в компании неизвестной блондинки. Голова Магды настолько забита бытовыми проблемами, что, узнав об опасном диагнозе, она куда больше беспокоится о том, что ей не с кем оставить сына, а не о том, что ждет ее саму. Хотя нет, первым делом она вспоминает о записи к парикмахеру.
Волосы — важная деталь. Самое красноречивое внешнее последствие болезни. Сейчас Магда вспоминает о парикмахере скорее по инерции или используя его как возможность хотя бы на время заслониться от страшной новости мыслями о прежней, мирной жизни. Вряд ли она в ту секунду уже представляла, как волосы начнут выпадать от химиотерапии, а лучшим подарком от близких станет густой парик. Но этот жест — скорее интуитивный, чем осознанный, а также попросту забавный — говорит многое о характере Магды. Сильной и бесстрашной. Даже узнав о болезни, Магда не сдается, не позволяет ей забрать себя целиком. Что, удаление правой груди неизбежно? Ничего, останется левая, а позже можно будет установить имплантат. Вот только огорчает, что вместе с грудью удалят сосок. Оставив там, где была ее индивидуальность, пустое место. Огорчает настолько, что сосок является ей в постоперационном бреду в виде самого желанного подарка на свете. Но вместо исполнения невыполнимых желаний, которые принимают характер навязчивых идей, к Магде приходит то, о чем она даже боялась подумать.
К тому моменту место мужа заменит Артуро — тренер молодежной команды «Реала», который сперва в автокатастрофе потерял дочь, а потом от такой же, как у Магды, болезни и жену. Эти оба — зеркальное отражение друг друга. Продолжение не только взаимной боли, но и средств избавиться от нее. Сын Магды помешан на футболе, и они с Артуро моментально сближаются. Этот еще недавно посторонний человек теперь ближе пацану, чем родная мать. В своем парике и неуклюжем протезе, который она подкладывает в чашечку купальника на пляже, она выглядит какой-то чужой, ненастоящей. Артуро тоже смотрит на Магду как на любимое существо, но не как на женщину.
Тогда-то в повествовании и появляется «Происхождение мира». Не оригинал и не репродукция, а символ — так называется свингер-клуб. Медем показывает медленный наезд камеры на самый провокационный (и волнующий) фрагмент картины. Но здесь важнее даже не она как деталь интерьера, а само помещение, где мы ее видим. Не музей и не квартира, а место, где раскрепощенные дамы и господа по желанию могут вступить в какие угодно сексуальные связи. Именно это обстоятельство приводит сюда Магду. Лишенная прикосновений дома, она готова бороться за свое желание. Как и в случае с болезнью — принимать ее, но не подчиняться до конца.
Проводник Магды в этом мире — ее врач Хулиан. Не просто доктор, а гинеколог. То есть тот, кто помогает женщине в процессе сотворения мира. С той же мягкостью, нежностью и деликатностью, с какой он произносил в белоснежных палатах ее диагноз, Хулиан теперь помогает Магде раскрепоститься в еще одном, не менее деликатном деле, взяв на себя поиск для нее подходящих партнеров на одну ночь. И вот, стоя на фоне красной ткани, как экспонат в музее, она твердо говорит сразу трем своим партнерам: «Если вас что-то смущает в моем теле, смотрите мне в глаза. Я красивая». После чего все четверо сплетаются в объятиях, образуя причудливую живую скульптуру. Медем нарочно сгущает реальность, не давая буквальной натуралистичности даже изуродованного тела лишиться поэзии. Камера любуется Пенелопой Крус, обращая все ее изъяны в еще большую красоту. Примечательно, что рядом с репродукцией Курбе на стене — телевизор с трансляцией матча «Реал» — «Барселона». Футбол и секс — две страсти, отвлекающие от смерти и одиночества.
В повествовании Медем использует один и тот же ключевой прием — флешфорвад, монтаж с опережением. Разрезая наиболее драматичные сцены короткими вспышками из будущего. Вот Магда сидит на кресле на приеме у гинеколога. А вот она же радостно смеется на трибуне, глядя, как сын забивает гол, — уже после приема. А потом мы снова возвращаемся в кабинет врача, где Магда не может сдержать слез от страха. Для нее в этот момент жизнь остановилась, но мы-то знаем, что там, впереди — ее смех на трибуне и красивый гол сына на поле.
Так, раз за разом режиссер твердит одну и ту же мысль: любая жизнь закончится смертью. Не в нашей власти изменить финал, но мы сами можем выбирать подходящий сценарий. Нужно лишь изменить свой подход к этой безрадостной новости. И тогда каждое мгновение от происхождения мира до его конца будет наполнено только одним — любовью.