Время поговорить о кино
В отечественный и международный прокат вышли сразу три новых и очень разных вестерна: «Омерзительная восьмерка», «Выживший» и «Костяной томагавк». Отличный повод, чтобы поговорить о том, как менялся и развивался жанр, и разобраться, чем современные вестерны отличаются от уже культовых
Лучше всего сущность первого поколения американского вестерна просматривается по эпическому фильму «Как был завоеван Запад». На дикие просторы, лежавшие к западу от Луизианы, кинематографисты смотрели глазами эстетов, а сюжеты отличались трогательной по современным меркам прямотой. До 60-х годов вестерн был повестью об американской мечте, о покорении непреодолимых, масштабных просторов, противостоявших человеку. Надежда, воля и револьвер — вот, пожалуй, и все, чем владели герои Джона Форда и Берта Кеннеди. Вестерн при этом будто бы сам справлял по себе панихиду, готовясь уйти в прошлое и остаться не более чем мифом, подобно сказаниям о короле Артуре. Запад был покорен, и жанр, казалось, больше был не нужен. Чтобы понять это, достаточно взглянуть на резко снизившееся с начала 60-х количество вестернов в целом и успешных фильмов этого жанра в частности. Бесконечная романтизация событий стала наскучивать зрителям. Спасти вестерн означало пересмотреть все его доктрины и архетипы, перестать бояться насилия.
Новая эра вестернов началась с фильма Сэма Пекинпа «Скачи по высокогорью». Здесь режиссер впервые обозначил классические для себя в будущем темы: идеалы, скомпрометированные обстоятельствами; необходимость поступать правильно в несправедливом мире; важность кодекса чести, верности уговору — даже между самыми последними преступниками. На Берлинском кинофестивале «Скачи по высокогорью» крайне неожиданно обошел модернистский «Восемь с половиной» Феллини. И тут...
Заиграла музыка Морриконе, на пустыре из тумана выросли фигуры Леоне, Корбуччи и других, подаривших всем мир маленьких приграничных городов, царство беззакония и кладбища с безымянными надгробиями. Сказать, что насилия больше не боятся, — значит ничего не сказать. Его доводят до циничного абсурда. Франко Неро в «Джанго» прячет в гробу пулемет и за полтора часа уничтожает несколько маленьких армий. Новые герои превратились в антигероев, которые столь же безжалостны, как и злодеи. Последние, кстати, стали еще более опасными и компетентными. Граница пролегла уже не между черным и белым, а между черным и серым. Узкая, маленькая, почти незаметная, но она есть. В выдающемся, если не сказать великом, фильме «Хороший, плохой, злой» Иствуд «хороший» только потому, что он придерживается заключенного уговора и убивает не ради удовольствия. Спагетти-вестерны безразмерно гиперболизировали клише прошлого из желания наконец что-то поменять в жанре. Вмешался и политический аспект. К примеру, склонный к левым взглядам Серджо Корбуччи в культовом «Молчуне» добился наибольшего эффекта, именно придав фильму социально-политический оттенок («богатые люди, которые платят мерзавцам, чтобы те убивали бедных»). И хотя Молчун вроде как должен быть на стороне «хороших парней» — со своими израненными руками он даже похож на Иисуса Христа, — и, как полагается герою вестерна, оберегает беззащитную вдову, но, как и злодей Локо (демонический Клаус Кински), он в конечном итоге тоже убивает за деньги — это к разговору об антигероях.
НАДЕЖДА, ВОЛЯ И РЕВОЛЬВЕР — ВОТ, ПОЖАЛУЙ, И ВСЕ, ЧЕМ ВЛАДЕЛИ ГЕРОИ ДЖОНА ФОРДА И БЕРТА КЕННЕДИ
Единственным американским режиссером, способным тягаться с цинизмом и кровавостью европейцев, был Сэм Пекинпа, который от имени всех своих коллег попрощался со славными днями вестернов в «Дикой банде», чьим лейтмотивом стал именно конец Дикого Запада. Недаром в финале один из героев говорит: «Так, как раньше, уже не будет».
Леоне умер, Корбуччи после нескольких кассовых провалов перестал ставить вестерны. Гении ушли, наследники никак не появлялись, а имитаторы исчерпали и без того небольшие запасы креативности. Казалось, только у Клинта Иствуда сохранилось желание бороться за жанр, принесший ему всемирную славу быстрого стрелка в пончо. Часто именно его «Непрощенного» люди именуют «последним вестерном», «последним великим фильмом жанра». А что делать? «Танцы с волками» с их гуманитарным посылом похожи на вестерн лишь из-за места действия. «Молодые стрелки», направленные на популяризацию мифа о Билли Киде, надежд не оправдали. «Тумстоун» и «Уайатт Эрп» оказались фильмами неплохими, крепкими, даже хорошими, но для полноценного возрождения недостаточными.
И все же, на границе между 2015-м и 2016-м, кинематограф внезапно выбросил в мир сразу три новых вестерна: «Костяной томагавк», «Выживший», «Омерзительная восьмерка». Три очень разных фильма, которые не находятся друг с другом даже в отдаленном родстве. И неожиданно оказалось, что жанр жив, актуален, что его готовы снимать и смотреть.
Есть такое слово, его сейчас постоянно используют, — «фьюжен». Херби Хэнкок — джазовый фьюжен, дорические колонны и кресло в стиле хай-тек — фьюжен в дизайне интерьера, а курица с ананасом — фьюжен кулинарный. Новый вестерн оказался в сложном положении, когда надо садиться на два стула одновременно: угождать зрителю и не изменять себе. Вот и получилось, что создателям фильмов пришлось исполнять жанровый фьюжен. «Костяной томагавк» в этом смысле выделяется особо. Можно сказать, лента «У холмов есть глаза» органично слилась с классическим приключением времен Уэйна и Купера. «Омерзительная восьмерка» заплела в косичку самые отвязные и шоковые слагаемые вместе с жанром blaxploitation (популярный в 70-е годы жанр кино, ориентированный на афроамериканское городское население. — Прим. Buro 24/7) и классической детективной ситуацией: множество незнакомцев в закрытом помещении, тайна, доверия нет никому. Здесь можно вспомнить тарантиновских же «Бешеных псов». Или вот месть — классический мотив. «Выживший» с его голодными и загнанными в холодную пустыню героями поднял тему на новый уровень, как фильм не только о мести, но и о выживании ради мести. Это история о том, каким диким и необузданным был мир, который отправились покорять люди вроде Хью Гласса.
Почему же вестерн все еще актуален? Изначально вестерн — это покорение неизведанного. Это простые, понятные и всегда актуальные человеческие эмоции: жажда денег, желание остаться в живых, ненависть, одиночество, подозрительность, редко — дружба, еще реже — любовь. Вестерн — это мир, такой же, как наш, и в то же время другой. И это герои, которым приходится в таком мире жить.
Четыре героя «Костяного томагавка» вполне подпадают под стандартные архетипы жанра. Хороший шериф, готовый без пафоса и самовосхваления преодолеть все, что угодно, чтобы выполнить свой долг. Его друг, не лучший из бойцов, но зато верный и испытанный спутник. Нахальный щеголь, который убивает со слегка волнующей легкостью. Ковбой, который идет вызволять жену из рук негодяев. Новому вестерну нужно быть сложнее своих предшественников. Шериф — не лучший ганфайтер в группе, у него нет темного прошлого, и вряд ли он принадлежит к типу немногословных брутальных парней. Он просто человек. Щеголь оказывается на поверку верным товарищем и достойным стрелком, хотя в прошлом его наверняка превратили бы в вероломного персонажа. Ковбой — калека, на первый взгляд он отнюдь не герой, но он готов сжать зубы и сделать то, что нужно сделать. Друг шерифа проявляет активное участие в событиях на протяжении всего фильма, а не только спасает всех в конце. Говоря о системе персонажей, стоит вспомнить и о новой роли женщин в вестерне. Герой Курта Рассела, имея дело с мэром, обсуждает все не столько с ним, сколько с его женой. Героиня Лили Симмонс, в свою очередь, вполне самостоятельна, замещает городского доктора и не просто дожидается спасения. Важна и концовка: умереть могут все, никто не уезжает в закат.
ОТСУТСТВИЕ У ТАРАНТИНО ЖЕЛАНИЯ ПОЩАДИТЬ СВОИХ ЗРИТЕЛЕЙ — АКСИОМА, НЕ НУЖДАЮЩАЯСЯ В ДОКАЗАТЕЛЬСТВАХ
«Омерзительная восьмерка» доказывает давно известный тезис: Квентин Тарантино видел очень много старых вестернов и по-своему повторяет их все. Здесь и политический аспект: отсылки к гражданской войне, которая до сих пор разделяет сидящих в одной комнате людей. Герои равно отвратительны, шок-контент зашкаливает. Количества разорванных на куски голов постеснялся бы самый ярый приверженец классического спагетти-вестерна, хотя отсутствие у Тарантино желания пощадить своих зрителей — аксиома, не нуждающаяся в доказательствах. К тому же в прошедшем году режиссеру просто нравилось нападать на современное общество и чужое кино. Название фильма вполне себя оправдывает. «Лишним этажом» тут, наверное, является именно абсолютная омерзительность искомой восьмерки. Курт Рассел — классический охотник за головами. Великолепный стрелок, сильный человек, ради развлечения постоянно избивающий свою скованную пленницу. Тим Рот (подозрительно смахивающий на Кристофа Вальца) представляется палачом и объясняет, что его ремесло законно и потому вполне нормально. Генерал — военный преступник. Остальные не лучше: они неограниченно жестокие бандиты и убийцы, расисты вне зависимости от цвета кожи. Какую-никакую симпатию может вызвать только кучер с его внезапно большой ролью и Мэнникс, экс-солдат Конфедерации, который называется себя шерифом. Несмотря на то, что он, как и все, убивает, не моргнув глазом, Мэнникс обладает своеобразной харизмой. «Омерзительная восьмерка» — фильм противоречивый, практически пародирующий жанр. И если рассматривать феномен нового вестерна, забывать нельзя даже про кучку ненавистных психопатов, запертых в ловушке во время снежной бури.
«Выживший» в чем-то сродни «Костяному томагавку». Люди в нем идут на жертвы, проявляют редкие качества перед лицом невозможных испытаний. У «Выжившего» нет ничего лишнего, фильм, как раненный медведицей ДиКаприо, ободран до мяса. И посвящен он именно покорению Запада. Действие разворачивается в 1820-х годах, когда штат Миссури — родина героя иствудовского «Непрощенного» — был голой пустыней, землей великолепных и полностью безлюдных пейзажей. Пейзажей при этом живых. Когда Глассу мерещится, что он обнимает убитого сына, оказывается, что он обнимает дерево — вряд ли экзистенциалист Иньярриту сделал это просто так. Также важна здесь роль индейцев. Любопытно, что мотивы поступков вождя племени арикара абсолютно соотносятся с мотивами персонажа ДиКаприо. Это не «Танцы с волками», здесь нет мягкости фильма Костнера ни по отношению к индейцам, ни вообще. «Выживший» — фильм брутальный, эпический и дикий, в таких сантименты неприемлемы. Вместе с тем, говоря о туземцах из «Выжившего», можно вспомнить наконец и о том, что связывает эту ленту с «Костяным томагавком». Вселенная трапперов «Выжившего» держится на законах взаимопомощи, осознании того факта, что они действуют вместе, с общими интересами. Люди, предающие эти интересы, ничем не лучше животных, хотя стремление Фицджеральда к самосохранению и обогащению вполне понятно.
Вестерн — это не только герои, но и земля, на которой они живут. Вестерн — это повесть о людях-волках, история о смерти, стоящей за соседним углом, рассказ о демоне-убийце, который дремлет в каждом из нас. Вестерн — это то, как делать трудный выбор, как отличать хорошее от правильного и все это — от плохого и беззаконного. Жанр, сделав новый поворот в современность, научился не бояться насилия и бессмысленной жестокости, как это было во времена Уэйна и Форда. В отличие от Леоне и Корбуччи, «Костяной томагавк» и «Выживший» не играют со смертью и не пробуют ее на вкус. Она просто есть, как есть в мире красота и кино. Как есть воля, надежда и месть.
Другие истории
Подборка Buro 24/7