Моду в этом году будет диктовать политика: то, что мы носим, стало не просто фэшн-стейтментом, но и политическим или социальным лозунгом
«Лучше показать, чем рассказать» — истинный девиз года, которому последовала в феврале Бейонсе и вышла исполнять на чемпионате SuperBowl главный феминистский хит Formation в униформе «черных пантер». Песня быстро стала девизом движения black lives matter, а черный прочно вошел в гардероб протестного движения в Америке.
Одежда как протест, наверное, ключевая идея, которая описывает происходившее в мире моды в этом году. В апреле произошел буркини-гейт (на юге Франции даже штрафовали за появление на пляже в купальниках для мусульманок), и бренды попали под обстрел за продажу модных хиджабов. Дебаты вокруг буркини продолжались всю весну и отразились на всей индустрии: от недель моды (каждая модель дизайнера Анисы Хасибиан вышла на подиум в хиджабе) до прессы (запуск Vogue Arabia).
Дизайнеры быстро подхватили «протестную волну» и идеи мира и индустрии без границ. Карл Лагерфельд отвез свой показ Chanel Cruise на Кубу: это первая демонстрация крупного бренда в этой стране. В июне, когда на горизонте замаячил Брекзит, дизайнеры стали открыто заявлять о своей позиции, и чаще всего она была однозначной: мы против выхода страны из Евросоюза.
После волны убийств афроамериканцев в США слоганы black lives matter и Dallas5 пестрели на майках и сумках, в рекламных роликах и на плакатах. После того, как в июле Тереза Мэй стала второй женщиной-премьером Великобритании, мы увидели возвращение в модную прессу старого доброго жанра «что она надела»: каждая пара ее штанов или сапог активно обсуждалась в модном сообществе и за его пределами — Мэй, как выяснилось, любит дорогую одежду.
В то же самое время Хиллари стала кандидатом в президенты США от демократической партии, и мы сразу поняли, что в моду войдут однотонные женские костюмы. Созданные для Клинтон Ральфом Лореном, они настолько прочно укрепились в нашем сознании, что теперь представить себе Хиллари без однотонного «пэнтсьюта» просто не представляется возможным.
К сентябрю этот поток политизации моды было уже не остановить, и каждый дизайнер норовил как можно громче высказать свое мнение о выборах в США. Анна Винтур устраивала сборы в пользу кампании Хиллари (теперь Анну принимает у себя Дональд Трамп), Opening Ceremony рассказывали на показах о том, как важен голос каждого американского гражданина, Стелла МакКартни устроила политический показ в Париже, наполненный феминистскими слоганами.
К концу года даже самых стойких журналистов и блогеров стало подташнивать от количества «политоты» в индустрии моды. Мы начали быстро понимать, что нам снова пытаются продавать идеологию под личиной красоты, что потребителя пробуют сделать своего рода информационным дроном, «кротом», агентом под прикрытием для продвижения политической или социальной программы. Все теперь стало «проблематично»: какой бренд ни надень, у него или мастерские, эксплуатирующие детей, или главный дизайнер расист, или же модели все белые, или они используют мех. Маркам, старавшимся соблюдать нейтралитет, пришлось еще сложнее — раз они нейтральны, значит, молчанием поддерживают образ политического или идеологического врага, кем бы он ни был.
Надо признать, что чем больше дизайнеры чувствовали себя ущемленными необходимостью рассказывать историю и поддерживать социальные движения, тем позитивнее это сказывалось на их творчестве: в этом году мы увидели несколько по-настоящему прекрасных коллекций, которые стали бы популярными и без политических слоганов.
В каком-то смысле нам всем хочется вернуться в более простое время, когда мода не призывала задумываться о плачевном состоянии мира, а просто существовала как симптом этого мира и как арт-объект. Билл Каннингем писал, что «мода — это броня, которая помогает нам выжить в повседневной реальности». Остается надеяться, что новый год принесет нам реальность, в которой для выживания не потребуется ничего серьезнее красоты.