Большое интервью с дизайнером и лукбук коллекции Vionnet, осень-зима 2018 — эксклюзивно на Buro 24/7
В мае креативный директор легендарного французского модного дома Vionnet Гога Ашкенази лично прилетела в Москву, чтобы презентовать коллекцию Sustainable Surf, которую бренд создал вместе с художником Марком Куинном. Специально для Buro 24/7 фэшн-журналист Вера Рейнер поговорила с Гогой Ашкенази о ее страсти к творчеству, любви к моде, важности заботы об окружающей среде и ее яркой, необычной и разнообразной карьере.
— Вы всегда с такой страстью говорите о своей работе, о своих коллекциях. Откуда в вас эта любовь?
— Искусство меня влекло с самого детства. Но планы в то время диктовались не страстью и увлечениями. Я на самом деле хотела заниматься скульптурой, о чем и объявила родителям. А они вполне разумно мне ответили, что лучше получить более земную специальность, которая мне позволит в будущем точно ни от кого не зависеть. Так я и поехала в Оксфордский университет изучать политику, философию, экономику.
Потом я много чем еще занималась, от инвестиционных банков до строительства. Но все это не было мне родным — просто, когда жизнь предлагает такие возможности, как от них отказаться? А любовь к творчеству во мне спала глубоко все это время. Пока я на год не уехала во Флоренцию — самый красивый город на земле. Год этот стал лучшим в моей жизни: я, беременная вторым ребенком, изучала историю искусства, скульптуру, фотографию, живопись. И тогда же влюбилась в моду. Во Флоренции много ремесленников именно из модной сферы, которые к своей работе относятся со всей страстью, при этом концентрируя внимание на мельчайших, незначительных на первый взгляд деталях. Кто-то, например, занимается только пуговицами для мужских рубашек. Представляете, такое еще существует! Я, глядя на них, просто влюбилась в этот творческий процесс внутри моды — и начала искать исторический модный дом, в котором могла бы работать с архивами, вносить свою лепту в его историю.
— Давая свои первые интервью после прихода в Vionnet, вы подчеркивали, что воспринимаете моду в первую очередь как искусство. Это все еще так?
— Абсолютно. Мы с командой к каждому предмету, который выпускаем, относимся как к арт-объекту. Хотя в целом, к сожалению, мода сегодня сконцентрирована в первую очередь на коммерческом успехе — в глобальной экономике кризис, и люксовый бизнес он тоже затрагивает. У больших компаний просто нет выбора.
— За счет чего вы можете себе позволять сохранять фокус на искусстве?
— Потому что мы до сих пор не являемся огромной фэшн-машиной. С коммерческой стороны это не так уж хорошо — было бы куда выгодней работать с большими тиражами. Я же всегда говорю своей команде и себе самой, что каждая вещь Vionnet должна быть особенной, должна быть вне времени, чтобы ее можно было носить не только сегодня, но и через 10 лет, через 20. Я помешана на качестве, лично просматриваю с командой буквально каждый шов. У нас все швы — идеальные. Этого невозможно добиться, работая с массовым производством. Бренды, выпускающие большие тиражи, для меня люксом не являются — это уже своего рода ширпотреб. И я не хочу жертвовать качеством своего продукта в пользу объемов производства. Естественно, при таком подходе наши вещи иногда получаются дороже, чем у других, но я готова потерять в доходе ради своих принципов.
— Вам на вашем пути в моде, кажется, все время приходится что-то кому-то доказывать: я могу здесь находиться, имею на это право.
— Это точно.
— Всем нравятся истории Золушек. А ваша история в контексте моды — их абсолютная противоположность: вас воспринимали изначально как захватчика. Изменилось ли это отношение?
— Действительно, сначала во мне видели нувориша, пришедшего поиграться. Не понимали, что это не способ потешить свое эго, что творческий процесс для меня важнее всего. Я, скажем, логически понимаю, что пиар и другие подобные вещи необходимы для развития бизнеса. Но для меня лично это потеря времени. Я бы лучше сидела в студии и готовила следующую коллекцию — у меня очень много идей! Люди из индустрии моды только с годами, не с месяцами даже, начали понимать, что для меня это не просто бизнес, а моя жизнь.
— То есть вы бы хотели закрыться в студии и рисовать эскизы?
— На самом деле, я не закрытый человек, а очень общительный. И закрывать ничего не хочу. Но многие думают, что люди идут в моду, просто чтобы привлечь к себе внимание, почувствовать себя нужным, обожаемым. Я же хочу сказать, что индустрия моды — одна из самых тяжелых индустрий, в которых можно оказаться. Многие, например, стремятся быть моделями. Но ведь это кошмар. Я говорю не про суперзвезд, а про тысячи молодых девчонок, которые приезжают работать — и попадают в ад на земле. Я вижу, какое к ним отношение. То же с дизайнерами. Без бесконечной любви к этому бизнесу находиться в нем невозможно. Прорваться сюда со стороны очень тяжело, модное сообщество не любит посторонних и их не принимает.
— А сейчас вы чувствуете себя принятой?
— Сейчас чувствую. Но вокруг все равно очень много лицемерия — от зависти, от высокой конкуренции. В арт-мире очень много коллабораций, художники охотно работают друг с другом. В мире моды они есть — но, как правило, между дизайнером и корпорацией, а между одним дизайнером и другим их практически нет. Меня это очень тревожит. Я уверена, что нужно делиться своим креативным миром, сотрудничать с другими людьми. Мне интересно работать с теми, кто талантливее меня, у меня нет желания подмять все под себя, присвоить чью-то работу: это все я сделала, я! Нет, я всегда говорю: это сделала моя команда. И в ней важен абсолютно каждый. Даже без человека, который убирает за нами вечером, чтобы мы утром пришли в чистый офис, все это было бы невозможно.
— Кто был первым человеком из индустрии, который отнесся к вам иначе, без предубеждения?
— Сюзи Менкес. Она по-настоящему любит то, чем занимается, и не приходит на шоу со сформированным еще до начала показа мнением — ее сознание всегда открыто. Это большая редкость. Вообще многие ревью на наши коллекции сперва были не о коллекциях, а обо мне лично. Но при чем тут я? Кому-то я не нравлюсь как человек — да пожалуйста! Но мы же говорим о работе целой команды людей. Посмотрите на результат этой работы и скажите: вот это хорошо, это плохо — будьте конструктивны.
Сейчас рецензии в основном положительные. Но все равно попадаются странные вещи. Недавно, например, один видный критик написал, что настолько влюблен в Гогу, что не может к ней относиться объективно и писать рецензии на ее работы. Мол, она такая шикарная, такая страстная! Вот иди и пойми его: это плюс или минус? Я хочу, чтобы люди были очарованы нашими вещами, а не Гогой Ашкенази. Это же просто глупо.
— Недавно вы выпустили экоколлекцию вместе с Марком Куинном. Что заставило вас обратиться к этической стороне моды?
— Фэшн-индустрия стоит на втором месте после нефтепрома в списке главных загрязнителей окружающей среды. Мы просто убиваем нашу планету. У меня двое детей, они вырастут и будут жить уже в другом мире — и мне страшно. Я считаю, что каждый человек — особенно обладающий властью, влиянием, — обязан показывать своим примером, как можно изменить ситуацию. Vionnet уже сегодня на 50 процентов экологически устойчивая компания. И я хочу сделать ее полностью такой.
— И что вы планируете делать для этого?
— Мы недавно написали манифест устойчивости — я попросила 11 человек, своих друзей, написать, что это значит для каждого из них. Один из них — нобелевский лауреат по физике, другой — известный куратор, еще Мик Джаггер и Марк Куинн — из тех, кого вы точно знаете. Все они очень-очень разные люди, и это не случайно. Для меня устойчивость в моде — это не только экологичность и внимание к социальной повестке, но также и солидарность. Давайте работать вместе! Я хочу подключить к разговору как можно больше людей из разных сфер. Одна я ничего изменить не смогу, а вместе мы сможем сдвинуть дело с мертвой точки.
Например, для коллекции с Марком Куинном мы сделали очки из океанического пластика с компанией sea2see. Но сперва с тем же предложением, — сделать какой-нибудь экоаксессуар, — я обратилась к владельцу марки Mykita, с которым мы дружим. Он с большим энтузиазмом откликнулся, мы начали смотреть, с чем работает его компания, и выяснили, что никаких экоматериалов и технологий у них в ассортименте нет. Коллаборации в тот раз не вышло, но он пообещал, что найдет что-то подходящее к следующему сезону, будет проводить исследования. И мне приятно, что, просто предложив кому-то партнерство, я заставила человека, владельца целой компании, задуматься об устойчивости — это уже хорошо, уже маленький шаг к успеху.
— Почему для первой своей коллекции вы выбрали именно тему океанического мусора, пластика?
— Если мои дети — первая любовь моей жизни, а Vionnet — вторая, то третья моя любовь — это море. Как-то мы отдыхали на море с Марком Куинном и его детьми — мы часто отдыхаем вместе — и увидели, что в воде плавает мусор. Мы сидим, смотрим на закат, вокруг красота — и вдруг эти мусорные кучи. Тогда нам в голову и пришла эта идея.
— В моде разговор на тему ответственности действительно начался. Но первое место в списке главных индустрий — врагов окружающей среды занимают все-таки нефте- и газодобыча. А вы в этой сфере работали до того, как прийти в моду.
— Я ведь еще и охотилась когда-то. Была отличным стрелком. Но где-то восемь лет назад пришла к тому, что не могу больше стрелять в живое существо. Так же было и с добывающей промышленностью. Хотя в самой добыче я никогда не участвовала, никакие месторождения мне не принадлежали — я строила компрессорные станции, а это совсем другое. Но, работая в индустрии, я понимала, что происходит. В политике — а ушла я как раз из-за этого — много лицемерия. К своим нынешним взглядам и убеждениям я пришла осознанно, увидев многие вещи изнутри. Это результат определенной внутренней работы.
— Идет ли разговор о, возможно, более этичных подходах в сырьевых, добывающих индустриях?
— Конечно. Просто дело в том, что в данный момент устойчивость коммерчески невыгодна. Гораздо выгодней построить угольную энергетическую станцию, чем ветреную. И в моде то же самое. Материалов экологичных множество — есть протеиновый шелк, ткани из апельсиновой кожуры, из бамбука, из молока. Но они, во-первых, дороже обычных на 20–30 процентов и, во-вторых, производятся дольше. На это не все готовы пойти. Но маленькие вещи, которые мы можем делать каждый день, — пусть даже купить стеклянную бутылку вместо пластиковой или отказаться от трубочки, покупая коктейль, — тоже имеют значение.
— Вы дружите со многими художниками, но создается впечатление, что вы — не из тех, кто хочет, чтобы его портреты писали все вокруг, — хотя наверняка не один художник называет вас музой. Но ведь каждому так или иначе хочется остаться в истории?
— Знаете, я месяц была в ашраме и, уходя, пыталась дать денег фонду, но глава ашрама мне отказал. Сказал, что так я хочу почувствовать себя лучше, что это небескорыстный поступок, а благотворительность должна быть бескорыстной. Но, если я войду в историю за свои поступки, старания и идеалы, мне будет житься после смерти лучше, чем где бы то ни было при жизни жилось. Потому что я все это делала не чтобы показать себя в лучшем свете, произвести впечатление на кого-то — а потому что по-другому не могла. Это и есть бескорыстные поступки. А остаться в истории благодаря фотографиям в Tatler, своей роскошной жизни, статусу чьей-то музы — это не мое. Я это переросла.
— Ваш жизненный путь напоминает сюжет авантюрного романа. Вы так легко меняете сферы деятельности, и предсказать ваш следующий шаг, кажется, невозможно! Есть ли какой-то персонаж или мифологический архетип, с которым вы себя ассоциируете?
— Знаете, оглядываясь на свою жизнь, я и сама понимаю, что она очень странная. Неординарная. Я родилась в коммунистической стране, в абсолютной автократии, мой папа работал в ЦК КПСС. В Англии стала ярой поклонницей Тэтчер. Потом оказалась в банковском деле, далее переехала в Лос-Анджелес и занялась отельным бизнесом, а потом — раз! — и я уже в Казахстане строю компрессорные станции. В 25 лет я выступала на Давосе (экономический форум) перед главами стран и международных компаний. Я оказывалась в таких ситуациях в жизни, которые просто невозможны! Спрашивала себя: это все правда происходит со мной или это сон?
Действительно что-то меня по жизни само вело. У меня циклами идет все. Сейчас я (все смеются надо мной, но я хочу) готовлюсь пройти по Пути святого Иакова, по дороге пилигримов. Буду идти 277 километров до Сантьяго-де-Компостела. Примерно пять дней, если идти быстро. В дороге ты полностью отдаешь себя Вселенной и должен полностью, до глубины души ей доверять — знать, что она о тебе позаботится. Я думаю, что, может, я чего-то еще не вижу, но хочу увидеть и осознать. У меня слишком быстрая жизнь. Хочу сделать сделать остановку и все продумать. Я все время все анализирую и всегда такой была. Не знаю, куда это приведет. Нужно найти цель, настоящую цель своей жизни. Я вам расскажу, когда вернусь.
— Вы фаталист? Верите в то, что все свыше так или иначе предначертано?
— Я верю, что в жизни каждого есть некоторые ситуации, которые были ему предначертаны. Определенные точки на карте, где дорога раздваивается: пойдешь в одну сторону — получишь одно, в другую — другое. Но судьба только приводит тебя на эти перекрестки, а выбор всегда за самим человеком.
— Вы, если бы у вас была возможность вернуться на один из таких перекрестков, хотели бы изменить какое-то из принятых решений?
— Знаете, я об этом часто думаю. Но без сожалений. Если становится ясно со временем, что лучше было поступить иначе в какой-то ситуации, изменить что-то уже все равно не получится. Ошибки — часть большого учебного процесса. Значит, так было нужно.
— Чего никто не знает о Гоге Ашкенази?
— Очень-очень многое, надеюсь! У меня нет больших секретов, но есть какие-то сокровенные вещи, которые я бы обнажать не хотела. А из того, что могу рассказать... Может быть, люди не знают, что я играю на пианино с 6 лет. Меня мама мучила им по 6 часов в день, а теперь игра для меня — как медитация. А еще я до сих пор занимаюсь скульптурой. И русскую классику читаю и перечитываю. Я, например, ненавидела Достоевского в детстве — настолько противным он мне казался, пессимистичным. А недавно перечитала «Идиота» и неожиданно прониклась. Я с 12 лет училась в Англии и читала практически только на английском. А сейчас думаю: какая же это глупость, что я все это время не читала по-русски! Мне это теперь доставляет огромное удовольствие. Хочу перечитать «Тихий Дон», например. Но моя главная любовь — «Мастер и Маргарита».