Не стало великого немецкого фотографа Питера Линдберга. Публикуем выдержки из его разговора с хорватским BURO.
Возможна ли в наши дни новая эпоха супермоделей?
Нет, это абсолютно невозможно. В то время это была настоящая революция, а современным моделям, пусть они и красивы, уже не сотворить сенсацию: весь нынешний модельный бизнес, те, кого мы называем супермоделями сейчас, никогда бы не появились без тех девушек 90-х.
«Анна Винтур увидела фотографии, позвонила мне и сказала: «Я дам вам обложку, съемку на 20 страниц и свободу делать то, что вы хотите».
С чего начиналась та революция?
Я уже миллион раз рассказывал эту историю, но постоянно приходится повторять ее снова каждому журналисту. Однажды мы столкнулись с Александром Либерманом, редактором американского Vogue, и он спросил меня: «В чем проблема, почему вы не хотите работать для нас? Разве вы не знаете, кто мы?» — я тогда действительно не работал с Vogue, не снимал для них. Я ответил ему: «Да, я знаю, кто вы. Но не могу фотографировать ту женщину, которую вы представляете». «Ну ладно, — сказал он мне. — Возьмите все, что хотите: я даю вам полную свободу выбора, вы сами можете пригласить любого редактора, любых моделей! Покажите нам, что вы хотите и какой, по вашему мнению, должна быть девушка Vogue».
Я вернулся к нему с фотографиями девушек в простых белых рубашках, которые мы отсняли в Лос-Анджелесе. Либерман просмотрел снимки и спросил: «И что ты хочешь, чтобы я сделал с этими фотографиями?..» Тот же вопрос я услышал и от главного редактора Vogue, Грейс Мирабеллы. И что же они сделали? Отрезали головы девушек и поставили фотографии между рекламными полосами! Так они пропустили революцию: на этих снимках уже были некоторые из тех девушек, которых потом назовут супермоделями, но они не смогли их разглядеть.
Через несколько месяцев Грейс Мирабелла была уволена, и на ее место пришла Анна Винтур. Через восемь месяцев Анна случайно увидела фотографии и позвонила мне с предложением, от которого я не отказался: «Я дам вам обложку, съемку на 20 страниц и свободу делать все, что вы хотите». С той съемки, вошедшей в историю, и началась эпоха супермоделей.
Есть вероятность, что вам когда-нибудь надоест работать с модной фотографией?
Не могу сказать, что работаю именно с «модной» фотографией. Я снимаю людей, а не абстрактную моду. И если вы ознакомитесь с архивом моих снимков, то вряд ли узнаете что-то о тенденциях разного времени, о том, какой силуэт или цвет был в тот момент в моде, но точно найдете имена и лица.
Вы сказали, что искусство является способом выразить свою индивидуальность. Что вы выражаете своими фотографиями?
Мои работы в некотором смысле — признание в любви, письмо к женщине. В 1998 году мне сказали: «Создайте женщину!» Этим я с тех пор и занимаюсь.
Двумя женщинами, определившими вашу карьеру, стали Лиз Тилберис и Анна Винтур. С кем вам легче работать?
Это две совершенно разные истории. Когда Лиз Тилберис пришла на должность редактора Harper’s Bazaar, ей не нужно было гнаться за прибылью, строить политику журнала на мысли о том, что он должен приносить деньги, — в этом плане у Лиз была полная творческая свобода. Полную свободу при работе с ней получали и все мы — это видно по журналу, он выглядел очень художественно. У Анны же за спиной всегда стояли издатели, которые ждали от нее прибылей, финансовых результатов. Поэтому у нее такой характер. Анна всегда знала, чего хочет, у нее была четко определенная цель — сделать Vogue сильнейшим, несмотря на то что это журнал, который надо было продавать в супермаркете. Когда все начиналось, американский Vogue в сравнении с Harper’s Bazaar был похож на каталог. Война между издательствами Condé Nast и Hearst существовала всегда, а я был между двух огней.
Почему вы так часто изображаете сигареты на своих снимках?
Люди курят, потому что им нравится курить. Все очень просто: когда вы стоите перед фотографом, прислонившись к стене, что вы делаете? Ничего. Когда вы курите, это все объясняет. У вас есть повод, чтобы быть там. Сегодня мы не можем использовать на снимках сигареты, и я теперь выдаю своим моделям чашки с кофе.
Вы критически оцениваете свои работы?
Очень. Я сам свой главный критик. Никто ничего не может сказать, когда я работаю. Я всегда чувствую, как движется процесс, — плохо или хорошо.
У вас есть страсть к чему-то кроме фотографии?
Да, я активно интересуюсь геополитикой. Когда-то я обожал еще и кинематограф, но теперь постепенно теряю интерес к кино.
И, наконец, что для вас главное в жизни?
Быть хорошим человеком. Помнить о сочувствии и сострадании к людям.
Впервые это интервью было опубликовано в 2013 году.
Выбор редактора
Подборка Buro 24/7