Елена Стафьева размышляет о коллекциях минувшей кутюрной недели моды в Париже и объясняет, каким образом будущее haute couture связано с актрисой Тильдой Суинтон
Кутюрные показы прошли в этот раз необычайно живо. Публика еще не успела остыть после чрезвычайно яркой мужской недели — а некоторые даже не успели разъехаться из Парижа, — и все с энтузиазмом бросились смотреть и обсуждать кутюр. Здесь, как и в истории с внезапным всплеском интереса к мужской моде (о причинах которого мы тут уже писали), следует сказать спасибо кризису prêt-à-porter. Журналисты, блогеры, модные девушки и юноши, клиенты и просто интересующиеся — вся общественность живо нуждалась в чем-то ярком, свежем и интересном, в какой-то пище для глаз, для души и особенно для ума после провальных мартовских показов. Вопрос в том, получила ли она ее на нынешних шоу haute couture.
После каждого кутюрного сезона появляются сотни текстов на тему "что же будет с haute couture". И нынешний еще рельефней обозначил то, что было видно еще прошлым летом (и о чем мы тогда же и написали), — как поляризируется развитие haute couture. На одном полюсе — кутюр как нечто невиданно прекрасное, "лаборатория мечты", платья принцесс, наряды для красных дорожек или маркетинговый инструмент для продажи парфюмерии и сумок — называйте как хотите. На другом — кутюр в его традиционном смысле как полный, то есть и повседневный, и вечерний, гардероб для очень узкого круга очень богатых клиенток. Два эти подхода были в полной мере продемонстрированы на прошлой неделе.
После каждого кутюрного сезона появляются сотни текстов на тему "что же будет с haute couture". И нынешний еще рельефней обозначил то, что было видно еще прошлым летом, — как поляризируется развитие haute couture
Долгое время, с начала 90-х, после раннего Гальяно и позднего Клода Монтаны в Lanvin (которые были, конечно, последними великими кутюрными гениями), haute couture оставался этакой фабрикой по производству кринолинов — чего-то длинного, многометрового, шуршащего, расшитого, в перьях, стразах, оборках и кружевах. То есть всего того, что в жизни современного человека, даже очень богатого, выглядит некоторым анахронизмом. И вот два года назад, с приходом Рафа Симонса в Christian Dior ситуация стала меняться. К самому факту появления там Симонса был такой бешеный интерес, на его первый показ, который и оказался кутюрным, набилось столько народу, что это автоматически повысило интерес и ко всему кутюру в целом. При этом помимо неизбежных для Dior девушек-цветов в платьях-кринолинах и платьях-фижмах (которые он вполне остроумно обыграл) он показал строгие брючные костюмы, абсолютно вписывающиеся в любой повседневный гардероб. После нескольких сезонов неоднозначных экспериментов с полиморфными нарядами Симонс повторил ровно то же самое и опять показал платья с фижмами вместе с идеально скроенными пальто и жакетами — чему все вдруг несказанно обрадовались.
То же самое делают и Мария Грация Кьюри с Пьерпаоло Пиччоли для Valentino — и еще прошлым летом, сочиняя очередной текст о судьбах haute couture, я написала, что это вполне соответствует духу Valentino, который всегда делал очень клиентоориентированный кутюр. Да и вообще вполне внятный путь развития haute couture — если уж говорить о его судьбах. За истекший год ситуация тут радикально не изменилась, но одна проблема все же обозначилась. Дело в том, что кутюр по сути своей — производство с очень длинным циклом: все эти заказы, примерки, посыльный с коробками, в которых лежат ваши платья, завернутые в папиросную бумагу, букет лично от Карла Лагерфельда, принесенный дворецким в вашу гостиную или ваш номер Ритца (или что у вас там сейчас, пока он закрыт), — все это элементарно долго. Поэтому все попытки кутюра живо реагировать на вызовы современности оборачиваются пресловутыми кроссовками на подиуме у Dior и Chanel — как раз через 10 сезонов после того, как это было hot, когда уже каждая офисная мышка научилась носить платье с "найками" и "нью бэлансами". It’s a little boring.
ДЕЛО В ТОМ, ЧТО КУТЮР ПО СУТИ СВОЕЙ — ПРОИЗВОДСТВО С ОЧЕНЬ ДЛИННЫМ ЦИКЛОМ. ВСЕ ЭТИ ЗАКАЗЫ, ПРИМЕРКИ, ПОСЫЛЬНЫЙ С КОРОБКАМИ, В КОТОРЫХ ЛЕЖАТ ВАШИ ПЛАТЬЯ, ЗАВЕРНУТЫЕ В ПАПИРОСНУЮ БУМАГУ, БУКЕТ ЛИЧНО ОТ КАРЛА ЛАГЕРФЕЛЬДА — ВСЕ ЭТО ЭЛЕМЕНТАРНО ДОЛГО
На этом фоне haute couture как пространство ничем не сдерживаемого творчества (продавать же в промышленных масштабах всю эту красоту не нужно) кажется сейчас куда более многообещающим вариантом развития. Собственно, этот вариант предложил нам Giambattista Valli, чья коллекция стала, безусловно, самой удачной и самой интересной нынешнего кутюрного сезона. Джамбаттиста Валли сделал очень точный ход — он показал вещи, в которых соединились в правильных пропорциях винтажность, ее легкая деконструкция и некоторые гротескные акценты: платки-тюрбаны, ретро-крепдешин и креп-жоржет в цветочек с одной стороны и абстрактные полосатые робы с другой. Многослойные, гиперболизированно пышные кринолины-деграде с максимально простым топом или рубашкой. Эти последние, закрывавшие показ "луки" — плоть от плоти тех платьев, которые когда-то сделал Раф Симонс для Jil Sander. Помните: верх — белая футболка, низ — яркая атласная юбка в пол? Эту линию Симонс, увы, не продолжил в Dior — а эти его идеи обладали явно большим потенциалом, чем платья с фижмами. Зато сейчас ее продолжил Валли.
Радикальный вариант этого развития показал Марко Занини в своей второй коллекции для Schiaparelli: он лихо погрузился в 30-е, сюрреализм и прочее наследие Эльзы, обойдясь, впрочем, белками и голубями и удержавшись от лобстеров. Это было любопытно и уж точно небессмысленно. У меня только один вопрос: что из этого всего может надеть Тильда Суинтон? Она, кстати, произвела фурор в тех самых платьях "футболка + атлас" Симонса для Jil Sander. Так вот, в чем из этого может выйти на красную дорожку Тильда так же эффектно, как в смокинге из первой коллекции Занини этой зимой на Берлинском кинофестивале? Ну, может быть, в платье с белками или в платье с цветами знаменитого скиапареллиевского цвета shocking pink — но с большой натяжкой, это все-таки слишком винтажно для Тильды. И вот тут четко обозначилась одна проблема: так или иначе, но кутюр обращается к 50-м, потому что это пик haute couture — недаром кутюрные шоу были так изящно поставлены стык в стык с открытием выставки, посвященной французскому кутюру 50-х, в парижском музее моды Гальера. А там, где 50-е, всегда будут цветы и кринолины. Но Тильда никогда не наденет кринолин.
Как бы то ни было, именно фигура Тильды Суинтон — реальной или даже метафорической — может быть очень важной в разговоре о судьбах кутюра. Потому что эта женщина, абсолютно современная и при этом инопланетная, кажется мне идеальным мерилом для haute couture. Именно такая женщина — взрослая, самостоятельная, чрезвычайно продвинутая, достаточно эксцентричная, обладающая очень мощным личным обаянием, действительно неподражаемым стилем, который ни в коей мере не является продуктом стилистов, — идеальная клиентка для современного haute couture. Так что будущее кутюра я бы сформулировала так, с некоторым вызовом и даже парадоксом: "выиграет тот, кто оденет Тильду". То есть, конечно, его эстетическое и концептуальное будущее — потому что сумки и туфли по-прежнему легко можно будет продавать с помощью кринолинов.