Мода без гендера: борьба за права человека или коммерциализация тренда?

Мода — часть глобальной политической реальности, и рассматривать одно, не обращая внимания на другое, становится невозможным. Одним из самых острых вопросов в мире моды остается тема гендерной политики и того, как мы — потребители — воспринимаем людей, не помещающихся в наши удобные рамки гендерного спектра.

За этот месяц нам особенно запомнились две большие истории, связанные с новой гендерной политикой индустрии моды. Первая была связана с моделью Ханне Габи Одиль, рассказавшей в интервью USA Today о своем статусе интерсекс-человека. В нем она особенно подчеркнула отсутствие выбора для интерсекс-детей и практику «нормализующих» операций, имеющих для жизни и здоровья интерсекс-ребенка тяжелые последствия.

Вторая история — о трансгендерной модели Хари Неф и ее успешном результате в рейтинге «Топ-модель года» по версии models.com. Весь прошлый год был успешным для Неф, а этот, по всей видимости, станет и вовсе ее триумфом: она теперь новое лицо Gucci, Кендалл Дженнер сняла ее для обложки нового LOVE, L’Oreal выпустили с ней новую рекламу своей косметики, а Вольфганг Тилльманс посвятил ей целый короткометражный фильм.

Если прибавить к этому успех реалити-шоу Strut, описывающего работу первого модельного агентства в Америке, созданного эксклюзивно для трансгендерных людей, а также успех таких трансгендерных мужчин-моделей, как Лэйт Эшли в Америке и Бен Мельцер в Германии, мы получаем абсолютно новое игровое поле для индустрии — такое, в котором гендер значит гораздо меньше, чем твои личные данные, то, что ты сам можешь дать в своей сфере деятельности.

Слияние мужских Недель с женскими на прошедшей парижской Неделе тому прекрасное доказательство: принадлежность к некоему гендерному стереотипу сейчас не в моде. Даже сам образ мужчины претерпел в 2016 году значительные изменения: мальчики на всех страницах журналов либо бритые, с наколками, как будто только что прошли «по малолетке», либо длинноволосые и асексуальные. Даже старички на показах мод не выглядят прилежными семьянинами, но больше похожи на плейбоев. Получается, что образ брутального самца, который и защитит и обеспечит, уже не работает. За Неделями мод следуют и универмаги, чьи этажи теперь традиционно разделяются по брендам, а не по половой принадлежности.

Однако дизайнеры — это одно, а система, в которой они работают, — совсем другое. Сам бизнес моды изначально не приспособлен для истинной гендерной нейтральности: в любом колледже, где изучают кройку и шитье, вас попросят выбрать либо мужской, либо женский факультет. При этом, как и в любой сфере потребления, любые идеи быстро апроприируются и превращаются в удачный маркетинг. Отличный пример — Кара Делевинь с мегафоном на показе Chanel в 2014 году: чем не коммерциализация революционных настроений?

Сама Неф подтверждает тенденцию модного бизнеса превращать необычные или спорные новые веяния в удачный способ продать как можно больше одежды: «Если девушка-модель получает свой главный доход от могущественного дизайнера-мужчины, имеет ли значение, что она феминистка? Если она выходит на подиум в мужской одежде во время показа мужской одежды, она подрывает устаревшие гендерные стереотипы или только укрепляет их?»

По своей сути мода — индустрия личности, индивидуальности. Одежда — то, что мы используем, чтобы сбалансировать два мира — тот, что внутри нас, и тот, что нас окружает. Именно поэтому эта индустрия обладает значительным влиянием на то, как мы смотрим на себя и на других — вне зависимости от их пола, ориентации и гендера. По-настоящему эту власть индустрия сможет использовать только тогда, когда сможет начать диалог о личности человека в 2017 году без необходимости его (диалог) монетизировать. С великой властью приходит и великая ответственность, и все больше дизайнеров и моделей понимают, насколько это серьезно — взять эту ответственность на себя.