Мой бывший молодой человек — фотограф. Он занимается, по его собственному определению, «женским портретом». На деле же он снимает сильно раздетых дам юного возраста, обмазанных маслом для загара, которые в неочевидных позах стоят/лежат/сидят в лучах закатного солнца. Я и сама не прочь посмотреть на красиво снятое женское тело, но когда пышные лоснящиеся формы в 3D выпирают на тебя из монитора, еле прикрытые трикотажной майкой, что-то во мне начинает бунтовать. Мы с ним до сих пор худо-бедно общаемся, и я все пытаюсь у него выведать, почему он не хочет немного облагородить свое портфолио. Стереть с девушек блестки, солидную часть макияжа, нарядить их в другую одежду — пусть в настолько же незначительную, но другую. Разве сексуальность — это только масляный бюст, выпрыгивающий из дешевого кружева? Разве во взгляде с поволокой или в правильном изгибе запястья меньше «горячего»? Как правило, на этом моменте нашего диалога начинается отвратительная ссора с припоминанием всего плохого, что мы друг другу сделали за годы знакомства. Он обвиняет меня в пристрастии к вылизанной глянцевой картинке, на которой бесполые женщины изображают fashion (невероятно ругательное, по его мнению, слово), а я его — в дурновкусии. Занавес, рационального зерна тут нет и быть не может.
Все это время мне казалось, что я могу запросто аргументировать свой гнев. Мне было просто обидно за девочек, которые думают, что обмазаться маслом и нарядиться в сомнительное исподнее — это лучший способ показать их красоту. Как будто они живут в информационном вакууме. Все интернеты и журналы мира открыто борются против фотошопа, люди собирают подписи против сексистской рекламы смартфонов, а уж о вкладе косметического масс-маркета Dove в благое дело здорового феминизма и говорить нечего. Вроде бы каждая печатная страница, каждый видео-ролик вокруг нас ликует, потому что мы живем в век великого принятия себя. В век, когда девочке не нужно изображать героиню дорого порно, чтобы прослыть сексуальной. Пышнотелые афроамериканки в рекламе геля для душа рассказывают, как они научились жить в гармонии с собой. Стилисты и дизайнеры сезон за сезоном приучают нас носить странную одежду, в которой ничего не обтянуто, которая перекраивает наши тела до неузнаваемости и обустраивает все таким образом, что собеседнику не остается ничего, кроме как искать взглядом нашу глубокую личность. Я никогда не считала себя борцом за права женщин, но была абсолютно уверена, что если средневзятая дама научится чувствовать себя желанной не только в платье с вырезом до причинного места, количество счастливых и любимых вырастет в геометрической прогрессии.
Однако же пока я думала эти мысли, росло кое-что другое (интрига). Я про количество подписчиков той площадки, на которой мой бывший размещал свои работы. Стать популярным в соцсетях - дело нехитрое, но ни один человек не будет смотреть в своей новостной ленте на то, что ему не нравится. Тогда я начала серфить и пришла к очень простому выводу: ничего в нашем болотце не меняется. Девушки могут сколько угодно носить биркенштоки и осваивать кодекс нормкора, отращивать брови и сжигать бюстгальтеры на площадях. В это время другой гендерный лагерь будет с перманентным удовольствием наблюдать за сексуальными подтянутыми кошечками в кружевном белье, потому что на такое смотреть им гораздо приятнее, каким бы высоким ни был уровень мужского IQ.
Сколько классных ребят, которые снимают женскую натуру в России, вы знаете? Певцов любой натуры в любом жанре, которых обожают тысячи поклонников, а не локальная медийная тусовка. Я могу назвать только двоих — Александра Тихомирова и Александра Маврина. Первый — вольная копия Терри Ричардсона, второй — личный фотограф Павла Дурова и большой любитель больших бюстов. Оба они живут в Питере, имеют армию поклонников, серьезный доход и особую точку зрения по поводу женской привлекательности — напомаженной и раздетой. Это нравится и продается, что бы кто ни думал о морали и эстетическом вкусе двух Александров.
Маврин и Тихомиров об эмансипации
Естественно, два человека в масштабах всего человечества мало что доказывают. На западе есть Энни Лейбовиц, Марио Тестино и прочие, которые снимают вполне одетых женщин без плотоядного блеска в глазах. Но у нас такие пока не народились, поэтому на примере России отлично видно то, что крепкая fashion-индустрия уже успела замаскировать. Мы пока не вполне осознали все прелести равноправия, и девушки, которые борются с условием метрополитена «брать на работу только мужчин», вызывают у нас скорее недоумение, чем восхищение. Тут пока и не может появиться большого творца-транслятора вроде Патрика Демаршелье как всенародного любимца. Просто потому, что нет такого количества людей, которые оценят его искусство. Зато небольшая группа, которая делает журналы в нашей стране, уже вполне прониклась идеей тела как холста для самовыражения, уже успела выкинуть все платья-облегаечки и практически убедила нас в том, что девушка в Maison Martin Margiela нравится мужчинам не меньше, чем девушка в Herve Leger.
Я вдруг задумалась о том, кто, в таком случае, сейчас покупает Playboy. И у нас, и вообще. В мире есть масса крутых изданий — Dazed&Confused, i-D, GARAGE, Interview и иже с ними, где транслируются самые передовые взгляды на женскую привлекательность. Да и время нынче трудное — печать убыточна, массовый исход журналов в сеть набирает обороты. Но глянцевая книжка с портретом зайца в галстуке-бабочке по-прежнему занимает самые лучшие места на прилавках с прессой. МакКуины рождаются, творят и умирают, Карл Лагерфельд снимает инопланетную Тильду Суинтон для своих кампейнов, река времени течет, а полностью голые блондинки в Playboy остаются как будто бы единственным осколком вечности. Совершенно не важно, что журналы вроде Harper's Bazaar с совсем другими девушками тоже никуда не деваются. Важно другое — явлению, против которого борется прогрессивное человечество, абсолютно на этих борцов наплевать. И если я не права, то объясните мне, почему GQ раз за разом признается в любви златокудрой Кейт Аптон, а не замечательной Шарлотт Генсбур.
Посмотрите на юбилейную обложку Playboy с Кейт Мосс. Да, это та самая Кейт, которая пьет и курит все подряд, которая частенько ходит с лохматой головой и в которой рок-н-ролла больше, чем в том же Пите Доэрти. Эта бунтарка кротко взирает на нас из-под кроличьих ушек, присев в позе: «Конечно, ты прав, дорогой». Лана Данэм — счастье и надежда занятых самопознанием девиц — позволила сурово себя отфотошопить для съемки в Vogue, о чем тут же узнали ошарашенные поклонники. Несколько сезонов Girls называли гимном современных и эмансипированных, потому что мисс Данэм не стесняясь демонстрировала целлюлит и пухлый живот. Но как только речь зашла о другом уровне аудитории, она поступила как любая девочка, которая втягивает щеки, чтобы сделать selfie для Instagram.
Я это к тому, что мы, женщины, как будто бы заврались. Большинство из нас продолжает жить на два вражеских лагеря и меняться от конфетной куколки до амазонки в Yohji Yamamoto за считанные секунды, какие бы эмансипированные речи мы не толкали в сугубо женских коллективах. Потому что мы все еще хотим нравиться, и трудно сказать, так ли это ненормально, как думают многие. В России по вышеозвученным причинам это заметнее, по левую руку на политической карте заметно меньше, но тоже чувствительно. Сара Джессика Паркер, может, и стала иконой для целого поколения независимых женщин, но пластической хирургией тела не пренебрегает и в спортзал ходит по расписанию. Живет себе, воспитывает двух дочек в счастливом браке. И кто знает, почему она не переделала свой знаменитый нос — из любви к себе или из страха разрушить карьеру, как это случилось после ринопластики с Дженнифер Грей — Бейби из «Грязных танцев». Одни и те же девушки — умные, успешные, во всех смыслах раскрепощенные — до сих появляются перед мужской и женской аудиторией в абсолютно разных образах. Кроме, разве что, Адель, но на нее почему-то мало кто равняется.
Поэтому от бывшего молодого с его масляными снимками я, пожалуй, отстану. Когда выкину свои масла для тела и кружевные бюстгальтеры, тогда и поговорим.