— Познакомьтесь, — махнула рукой Викуся. Стилист К сделал жест, мол, «вот он я».
Мы принялись называть ему свои имена. Кажется, он честно пытался их запомнить.
— Барбара? — звучит потрясающе. — Вам удобно будет называть меня Стилист К? Я как-то уже к этому привык, — он рассмеялся. — По правде говоря, мое имя Константин, можно, конечно же, и так.
Стилист К пришел к нам, чтобы лично сказать, что он сделал Викусе предложение. Почему бы ей не стать его помощником и не уехать с ним в Москву? Вот так. Что вы об этом думаете?
— Что вы об этом думаете? — повторяет Викуся, обводя нас взволнованным взглядом. — Я хочу с вами посоветоваться. Если бы был «Цвет Моды», я бы, конечно, ни за что его не бросила. Но вот сейчас... Может быть, я должна попробовать?
Сначала мы молчим. Потом Кити говорит:
— Это даже не обсуждается. Поезжай!
В нашей редакции была целая куча Викусиных вещей. Мы притащили коробки и стали собирать все эти несметные богатства: кипы журналов и выкроек, мудборды и шляпы, пончо и туфли, странные лампочки, которые могут пригодиться на съемках, и целые мотки нитей с нанизанными стеклянными бусинами.
— Сколько же тебе потребовалось времени, чтобы все это сюда перетащить? — вопрошала Барбара, стоя в центре комнаты с шелковым платком в одной руке и чучелом небольшого филина в другой.
— Одна небольшая жизнь, — ответила Викуся.
В этот момент появился Армани. Не знал, куда себя деть: трогал корешки книг на полке, задавал вопросы с очевидными ответами и кивал невпопад. Он чувствовал себя ужасно, и это было невозможно скрыть. Мы сердились на него, и до того, как он явился, говорили о нем всякие неприятные вещи. Армани стал для нас предателем, простить его казалось невозможным. Но когда он вошел, похожий на мятую рубашку, надетую задом наперед, Викуся вдруг оставила свои сборы и пошла делать ему кофе, Костик показал какой-то новый объектив, который купил недавно, и стал подробно рассказывать о его технических характеристиках. Кити подвинула для него кресло.
Стилиста К. Армани даже и не заметил, а может, и заметил, но ему в общем-то не было никакого дела до тощего модника в шляпе, примостившегося в уголочке.
— Вот что я хотел сказать, — Армани сжал маленькую кофейную чашечку так, что та едва не раскрошилась, — думаю, нам нужно устроить какую-то вечеринку, ну…
Он избегал слова «прощальную», а чем заменить его, ему не пришло в голову.
— Что скажете? — спросил он, так и оставив вечеринку без определения.
— Отмечать-то особо нечего, — вздохнула Барбара, рассеянно вытаскивая из баночки уже десятую салфетку для протирки монитора.
— Но есть что вспомнить, — возразил Армани. — Как вы пришли ночью переделывать статью и не сняли офис с охраны. Я вас забирал из полиции. Как придумали поставить на обложку парня в платье. Как я тащил для вас из Италии семь кило сицилийских апельсинов...
— Апельсинов в цвету, — мечтательно улыбнулась Викуся, — для фотографии в раздел «Красота».
— А как я звонил Водяновой, чтобы уговорить ее сняться на обложку: «Сколько вы за это хотите, Наталья? Сто тысяч?» —спародировал сам себя Армани.
— Знаете, а ведь вечеринка — это и правда хорошая идея, — сказала я. Армани поднял голову и посмотрел на меня так, как люди иногда смотрят на радугу в небе.
— Обязательно нужно отметить… выход нового номера, — запнувшись, сказала Кити.
— Отлично! Я все устрою! Завтра же! Вечером! Вы тоже приходите, — улыбнулся Армани в сторону Стилиста К.
— Это ваш издатель? — поинтересовался тот, провожая взглядом Армани, зачем-то поклонившегося напоследок.
Итак, мы продолжали закрывать все дела, касающиеся «Цвета Моды». В типографии нам сказали, что им очень жаль. Мы были их самыми прикольными и, как они выразились, «непредсказуемыми» клиентами. Вероятно, они имели в виду тот случай, когда на цветопробе Лана сочла, что желтый цвет получается не достаточно «лучистым», и заставила всех выйти на улицу и посмотреть на солнечный оттенок, играющий на осенней листве: «Теперь посмотрите на свой желтый!» — Лана хлопнула дверью своего Mercedes и укатила.
«Бэль Эль» отнеслись к новости о закрытии журнала с меньшим трепетом и остались возмущены крахом своей рекламной кампании, которая не успела донести до аудитории позиционирование. Кити сломала три карандаша, разговаривая по телефону с кем-то из «букольных» женщин, как она их называла. Мы потихоньку выносили вещи из офиса, рассуждали, что сейчас в принципе можно поехать куда-то отдохнуть в кои-то веки.
— В Париж, давайте? — предложила Кити. Я думала, что на этот раз не заплачу, но ошиблась, и слезы снова полились. Это когда-нибудь пройдет? Я думала о Лукасе каждый день. Может быть, это я виновата? Что если мне нужно было его удержать? В конце концов, его француженка, похоже, просто чокнутая, может быть, мы поторопились порвать? Но его «се ля ви» так и звучало у меня в голове. Нет, все-таки невозможно, он сказал, что это невозможно.
Потом Лана прислала свое последнее письмо редактора. В нем она благодарила каждого из нас, вспоминала много смешного и очень важного. Это было отличное обращение, которое она закончила словами: «Когда забываешь о том, что жизнь непредсказуема и не принадлежит тебе, она обязательно находит способ об этом напомнить. Я благодарю вас и прошу прощения за то, что в следующем месяце вы нигде не сможете найти новый номер "Цвета Моды". Боюсь, я и сама буду по привычке его искать».
На вечеринку я приехала с Ванечкой, на тарантасе, который он купил недавно,— этим и объяснялось его джентльменское предложение доставить меня на мероприятие.
— Очень симпатичная машина, — резюмировала я, выбираясь из нее с облегчением и надеждой больше никогда там не очутиться.
Армани лично приветствовал всех. Официанты толпились с подносами. Лана смеялась, как будто это был ее день рождения, и подолгу обнимала каждого. Армани изъявил желание пойти посмотреть машину Ванечки, блистательно сравнял ее с землей в стиле Джереми Кларксона, похлопал Ванечку по плечу и посоветовал выпить. Астролог объявила, что приготовила предсказания для каждого, Викуся интересовалась у нее, благоприятно ли время для переезда. Кити и Барбара пробовали закуски: «Артишоки! Вот это просто нечто!»
Костик вручил мне бокал шампанского:
— Ты видела, как Стилист К смотрит на нашего Армани?
Я обернулась в ту сторону, где Армани стоял, облокотившись о бар, и говорил с хозяином кафе. В тот момент, когда мы на них посмотрели, Армани, кажется, представлял небольшую репризу на тему охоты на уток. Когда Армани изобразил выстрел, угодивший, очевидно, не туда, оба они захохотали так, что затряслись нежные орхидеи на наших столах. Стилист К тоже затрепетал полами наброшенной на плечи накидки и подошел к Армани, салютуя бокалом.
— Вино закончилось? — дернулся Армани, как будто попал в свой самый кошмарный сон — гость стоял перед ним с бокалом, полным воды.
— Нет-нет. Я просто не пью алкоголь.
— Что за новости? — добродушно рассмеялся Армани. — Может быть, вам не нравится сухое вино? Есть и покрепче, — он кивнул в сторону бара.
— Я не употребляю спиртное уже два года.
Армани изобразил улыбку: «Дело ваше, дело ваше», — но в том, как он смущенно поставил свой бокал на стойку, угадывалось непонимание.
— Это Saint Laurent, неужели? — склонив голову к плечу, Cтилист К рассматривал локоть Армани, а точнее — джемпер, натянутый на этот локоть. — Слиман! Я узнаю его! — просияли глаза Стилиста К.
— Не знаю, — растерялся наш учредитель, который только что впервые усомнился в правильности своей привычки одеваться в то, что выбирала для него Лана.
— Это удивительно, как он идет вам! — восхитился Стилист К. и даже отступил на шаг, чтобы как следует рассмотреть образ Армани.
— Просто свитер, — смутился Армани . — Кстати, я фотографа пригласил, — вспомнил он, помахав в нашу с Костиком сторону, — так что вы сегодня отдыхаете, а по фотографиям потом будете вспоминать, что было. Официант!
Вскоре с фотоаппаратом наперевес явился Марк. Угу. Тот, что из «Бонджорно Стайл». Тот, что читает «Эсквайер».
— Опять откажетесь фотографироваться? — предположил он, постукивая пальцами по фотоаппарату, висящему у него на шее.
— Нет уж, давай-ка! — замахала руками Кити, собирая всех вокруг себя.
Пока все выстраивались и менялись местами, Марк подошел ко мне:
— Эми, послушай, в прошлый раз вышла какая-то ерунда.
— Я бы назвала это по-другому.
— Я ляпнул какую-то глупость, извини. Но ты неправильно меня поняла, тот коллекционный номер, он же у меня правда есть, я его сегодня принес, возьмешь?
— Месье, ау! — позвала его Кити, и засверкали вспышки.
Это была замечательная вечеринка: все много смеялись, воспоминания кружили над нами, мы казались друг другу лучшими людьми на планете, но назвать ее веселой не смог бы никто.
Спустя несколько часов, несколько крайне опасных танцев с бутылкой Moet в руках, спустя дюжину очень крепких объятий и обещаний, которые все равно будут нарушены, все стали набирать номера такси и разъезжаться по домам, а я заметила на краю одного из столов юбилейный номер «Эсквайера», придавленный стаканом. Судя по размашистой кляксе, плывущей по обложке, виски, налитый в стакан, был выпит залпом.
«Кощунство!» —я вытащила журнал, отряхнула и унесла домой.
На следующий день Викуся улетала в Москву вместе со стилистом К. Когда мы подъехали к аэропорту, она сжала мою руку. Из ее памяти тоже не стерся день, когда я поцеловала там Лукаса, а она отгоняла таксистов от своей машины. Я обняла ее. Это было ужасно: аэропорт, Лукаса нет, Викуся улетает. Это просто «хуже не придумаешь». Когда мы вошли внутрь, то увидели целую толпу людей сплошь в черном оверсайзе с плакатами «Викуся the best», «Не знаешь, что надеть, — спроси Викусю» и «Викуся, мы тебя любим». Это выпускники школы стилистов приехали проводить свою Грейс Коддингтон в Москву. Кити сначала, конечно, потешалась над всем этим, а потом плакала.
— Я что-то вообще не понимаю, что происходит, и как нам дальше с этим жить, — она остановилась в стороне и сцепила руки на груди. — Эми, что же это?
Стилист К обнял нас по очереди, сделал несколько ласковых комплиментов:
— Ну перестаньте, душечки! У вас такие лица, а я чувствую себя виноватым. Все будет отлично! — он потряс меня за плечи.
Викуся опустила свою сумку на пол и раскрыла объятия.
— Может, мне остаться? Хотите, я останусь? — прошептала она, когда я прижала ее к себе.
— Ты с ума сошла? Ты должна попробовать!
Самолет улетел.
Ночью я проснулась от того, что трезвонил мобильный. Сначала я жутко испугалась. Потом подумала, что это Лукас. Потом, наконец, нашла трубку: звонила Лана.
— Лана, что случилось? — перепуганно прошептала я.
— Эми, журнал уже ушел в печать?
— Естественно! Я же звонила тебе, когда подписывала цветопробу.
— Нужно остановить печать, — говорит Лана. — Там должно быть другое письмо редактора. Я передумала.