Найти среди ночи слова, достаточно убедительные для Ланы, чтобы внушить ее сознанию, как всегда, слегка затуманенному ароматами от Killian, что изменить «Слово редактора» невозможно и номер уже в печати, было не слишком легко.
— Ладно, — неожиданно ответила она, помолчав — окей, пусть так. Но я все равно передумала.
— Что ты передумала?
— Мне надо тебя увидеть. У меня через сорок минут самолет в Милан. Я вернусь через три дня — встретимся на обеде в «Барбарисе», и я тебе все расскажу.
Даже странно, что она не предложила мне приехать в аэропорт немедленно. Я дернула выключатель ночной лампы, и комната нырнула обратно в темноту, но заснуть мне уже не удавалось. Вернула свет, нашла непрочитанный журнал.
На одной из страниц «Эсквайера» обнаружился номер Марка. Боже, это так старомодно! Даже не помню, когда в последний раз я видела или писала сама телефонный номер на клочке какой-нибудь бумаги, поэтому страницу с портретом Клинта Иствуда, с 11 цифрами, написанными без особого усердия и сопровожденными буквой «М», пропустить было сложно.
Этот Марк — странный тип и не очень приятный. Но может быть, мне ему позвонить? Не среди ночи, конечно. Доводов «за» у меня не было никаких — только сам по себе этот номер. Значит, во всяком случае, с этим можно было подождать до утра.
Каждый день мы с Кити начинали с того, что отправляли все свежие сплетни и интриги Викусе в Москву. И вы сильно преувеличиваете насыщенность нашей жизни в городе N, если думаете, что к каждому утру у нас были эти самые новости.
— Сегодня вообще писать нечего, — констатировала Кити. — Может, придумаем что-нибудь?
Хотя одна новость все-таки была. На набережной, в тени лип и кленов открывали новый ресторан, судя по разговорам и по фамилии его владельца, самый роскошный в городе. Мебель, говорят, привезли из Милана, шефа выписали из Эмиратов, а название держали в секрете. Все спрашивали друг друга многозначительно: «А ты идешь ТУДА?» Большинство ТУДА не шло, потому что их туда не звали. Когда Кити раскрыла сумочку и оттуда выпорхнули два пригласительных с нашими именами, вписанными прилежно и разборчиво, я подумала, что это шутка, но оказалось, что о билетах похлопотал друг-депутат. К слову, он продолжал писать стихи, и это существенно омрачало Китину жизнь.
В день открытия загадочного места, вокруг здания кафе, состоящего в основном из стекла и немного из дерева, яблоку негде было упасть, машины сигналили, парковщики — небывалое явление для города N — убеждали владельцев авто, что отдать им машину можно совершенно спокойно. Все равно каждый провожал взглядом исчезающую собственность с тревогой на лице. В огромных стеклах, которые были не только окнами, но и стенами, отражалось малиновое закатное солнце. Внутри царила какая-то особенно глубокая и бархатная темнота, переливающаяся иногда огнями. Каблуки стучали, духи распрыскивались, руки пожимались, беседы не клеились.
Когда подошла наша очередь проходить внутрь, случилась какая-то заминка. Девушка со списком, затянутая в черное платье, созданное для самого невероятного соблазна, поставила галочки напротив наших фамилий, но внутрь нас не пригласила и стала странно водить глазами.
— Простите, в чем дело? Хотелось бы уже пройти, — прошипела Кити.
Беспомощная девушка была отстранена дамой поважнее — в черном балахоне и таким макияжем, который можно увидеть разве что на конкурсе бальных танцев. Она посмотрела на меня, и нарисованные брови изогнулись какой-то уж совсем небывалой волной.
— Извините, но в спортивном нельзя. На мероприятии — дресс-код.
Я обернулась по сторонам в поисках того, кому были адресованы эти слова.
— Я говорю это вам, — внесла ясность важная женщина и уставилась на мои ноги в кроссовках.
— Но я не в спортивном, на мне, если вы не рассмотрели, платье, — я предъявила ей россыпь пайеток от H&M.
— У вас есть сменная обувь? — она не сводила взгляда с моих ног, обутых в лимонно-розовые кроссовки.
— Но это New Balance!
— Это кроссовки.
— Вы издеваетесь?
Люди за моей спиной утомленно вздохнули. Кити ткнула в ухо даме трубку своего мобильника: «На пару слов».
Мадам с бровями сказала:
— Я слушаю, — Кити невозмутимо мне подмигнула. — Добрый вечер, рада вас слышать! Вы к нам едете? Нет? Ах, в Думе задерживаетесь… — дама посмотрела на меня и Кити с досадой. — Да-да, уже здесь! Прошу прощения, что вы говорите? Быть не может, ошибка! — она махнула рукой, чтобы нас пропустили, и продолжила рассыпаться в излишних любезностях.
— Телефон, — напомнила Кити, протягивая руку. Бывшая конкурсантка бальных танцев прервала свой разговор и прежде чем исчезнуть во мраке, бросила еще один взгляд на мои кроссовки.
— Позор! — возмутилась я.
Нимфа-хостесс с фигурой еще более манящей, чем у девушки со списками, снова спросила фамилии, горячо шепнула что-то в рацию, потрескивающую у нее в руке, посмотрела на нас из-под челки ласково и повела сквозь темноту. Официант у стола уже ждал: по очереди отодвинув стулья для каждой из нас, он откупорил шампанское. Играл оркестр.
Я переводила взгляд с причудливой колонны, увенчанной купидоном, на изогнутые спинки высоких кресел, на извивающиеся вазы, тяжелые портьеры, дрожащие зеркала, по которым сбегала вода. Гостей внутри было еще немного, каждый смотрел по сторонам и сравнивал свое место с остальными.
Напротив нас за большим круглым столом, освещенным мягкими отблесками хрустальной люстры, сидели трое. Один мужчина, несмотря на приятную прохладу, царящую в зале, обмахивался меню и капризными жестами велел официанту не приближаться, второй говорил что-то третьему. А третий кивал и старался вежливо смотреть на собеседника, но взгляд его возвращался к бокалу, в котором в такт его движениям, убаюкивая, кружилось вино. У этого мужчины была прическа в виде лихого рыжего чуба, заломленного на бок, густая и педантично ухоженная борода, большие очки в элегантной оправе, превосходно сидящий пиджак и безупречная манера легко держать бокал только за ножку. Этого мужчину я бы не спутала ни с одним на планете Земля. Это был Лукас. «Кити», — прошептала я и больше ничего. Какой отвратительный фокус, когда все вокруг исчезает, все, кроме него и его плеч, развернутых вполоборота. И тогда он посмотрел перед собой и увидел меня. Когда разбивается бокал из тонкого стекла, осколки остаются особенно зловещими, а звук стоит такой, будто трезвонят фальцетом десятки телефонов. Красавица-хостесс отправила в рацию свой ласковый шепот, и возникла уборщица с серебристым веничком в руках, не понимая, правда, в какую сторону идти. «На счастье!» — провозгласил кто-то, и грянул хлопок откупоренного шампанского. Я рвалась к выходу. За мной бежала Кити.
Следующие два дня я никуда не выходила из дома: я была уверена, что куда бы я ни пошла, там окажется Лукас. И вместе с тем я придумала дюжину мест, где уж точно смогла бы его встретить. Наверняка он снимает номер в «Сове», вечером пойдет в бар «Шум», а на обед партнеры поведут его в стейк-хаус в международном центре торговли. И в каждой своей мысли я встречала его по этим адресам, я садилась рядом с ним, я переплетала свои пальцы с его, я говорила ему: «Как хорошо, что ты вернулся. Ведь такого, как ты, больше нет». Все это было уж очень бессмысленно. Я имею в виду вообще все. Сама идея жизни, в которой можно сначала встретить Лукаса, потом потерять, а после встретить и не дотронуться до него, была ужасающе бессмысленной.
Видимо, назло этой жизни я открыла измятый, пахнущий алкоголем «Эсквайер» на странице, где был написан номер с буквой М.
— Алло.
— Алло.
— Ну я вас слушаю. Это кто? — нетерпеливо спросили на том конце. Голос принадлежал мужчине, но был мне абсолютно не знаком.
— Это не Марк, да? — невнятно предположила я.
— Какой еще Марк, мадам? Джейкобс? Куда вы, в конце концов, звоните?
Фамилия Марка Джейкобса меня заинтриговала.
— А с кем я говорю?
Невидимый мужчина рассмеялся кому-то, кто был с ним рядом и без всякого смеха вернулся ко мне:
— Вам не говорили, что отвечать вопросом на вопрос неприлично?
— Простите.
— Вы разговариваете с Рудольфом Чацким. И если вам нечего мне сказать насчет CFDA, то ради бога, не тратьте мое время, у меня его серьезный дефицит.
— Я как раз насчет этого, — неожиданно ответила я. (Что?! CFDA Fashion Awards?! Оскар в мире моды?!)
—Ну и?..
— Мы могли бы встретиться? Гм… гм… по этому вопросу.
— Тут нет никакого вопроса, если у вас нет на это денег.
— Деньги есть, — ответила я. Разговор был странный, сами видите: Остапа несло, но мной правила какая-то дикая уверенность в том, что этот номер и этот человек — не пустая случайность, и упусти я его сейчас, второго шанса может не выпасть.
Мужчина вздохнул как будто с сомнением.
— Даже интересно, у кого это в наше время есть деньги. Вы так и не скажете, как вас зовут?
— Эми, — ответила я.
— Не припомню, чтобы мы с вами общались прежде.
— Общался мой помощник, — ответила я. — Его зовут Марк.
— Ну Марк, так Марк. Мне, в сущности, без разницы, — потерял интерес к деталям Чацкий. — Давайте, приезжайте, Эми, у которой есть деньги. Ха-ха. Еще полтора часа я буду на месте.
— Нет-нет, сегодня не получится, я не в Москве. Я вернусь завтра.
— Ладно, — сдался он. — Тогда не в офисе. Подъезжайте в «Молоко» на Большой Дмитровке к полудню и никого с собой не приводите из тех, кто хочет хоть одним глазком посмотреть на Анну.
— Разумеется.
На Анну? На Анну Винтур?!
Я отправила сообщение Викусе: «Завтра буду в Москве. Что-то важное!»
Так и прошли обещанные Ланой три дня, и она уже сидела за самым последним столиком у окна в «Барбарисе». В лучах солнца, сбегающих ей на плечо, она выглядела античной мраморной скульптурой. Сидела прямо, смотрела перед собой — руки в кольцах на салфетке по обе стороны от блюда с нежно розовеющим лососем. Мое появление нарушило хрупкую эстетику момента: я шумно отодвинула стул, покачнула стол, сумка сорвалась с ручки кресла, на которую я пристроила ее с пятой попытки, платок, который я обронила еще в дверях, принес разочарованный метрдотель.
— Закажи кофе, — предложила Лана.
Я зачем-то открыла меню, будто кроме американо и капучино меня ждало там что-то еще.
— Эми, я знаю, что нужно сделать. Мы вернем «Цвет Моды».
Прежде чем я успеваю спросить ее как — позвоним Водяновой, одолжим у Лагерфельда или подружимся с Аленой Долецкой ,— Лана достает из сумки бархатную шкатулку, которую я уже видела прежде. Она разворачивает ее ко мне и открывает. Тот самый наэлектризованный блеск, который уже слепил меня в Париже. Отблески от бриллиантов повсюду. Люди за соседним столом наверняка думают, что это всего лишь игрушка из стекляшек.
Лана улыбается в тон бриллиантам.
— Понимаешь, Эми? Мы продадим мою корону, и у нас будут деньги.
В самые важные моменты своей жизни, я всегда просто молчу. Этот момент — один из важнейших.
— Вуаля! — говорит Лана и захлопывает шкатулку. Искры гаснут за бархатным мраком, но темнее без них не становится.
Выбор редактора
Подборка Buro 24/7