Культтуризм с Владимиром Раевским: гонки «Формула-1» глазами ценителя поэзии

Полторы тысячи лет назад выдающийся бахрейнский поэт Абу Амр Тарафа ибн аль-Абд аль-Бакри, известный как просто Тарафа и состоявший при королевском дворе, написал эпиграмму. Все бы ничего, но написал он ее на короля. Что-то непереводимое про барашка-молокососа, и этого бы хватило для жутких последствий, но Тарафа написал еще и про сестру короля. Мол, прижал бы ее губы к своим, если бы не суровый братец. В арабском мире времена царили либеральные, но даже по ним это звучало совершенно порнографически.

За стихи не по душе обидчивые правители до сих пор рубят головы, не думая, но тогда негостеприимство казалось им грехом гораздо хуже, чем оскорбленная честь. Так, не желая показаться негостеприимным, король вручил поэту и его спутникам по конверту и отправил всю компанию передать их своему наместнику в соседний город. Компания по дороге распечатала конверты. Письмо в каждом из конвертов гласило: убейте этих нечестивых немедленно. Ужаснувшись содержанию послания, они выбросили письма счастья в ручей. Все, кроме поэта Тарафы. Тарафа же, проявляя неожиданное уважение к нерушимости королевской печати, вручил письмо адресату и, в соответствии с изложенной в письме просьбой, был похоронен заживо.

История эта наталкивает на разносторонние размышления; одно из них, безусловно, будет обращено к обстоятельству «не желая показаться негостеприимным». Восточный деспот готов люто казнить заезжего обидчика, однако не готов сделать это у себя дома. Да, арабский мир обладает за своими пределами репутацией неоднозначной, при этом внутри самого арабского мира гостю открываются совершенно непредсказуемые формы дружелюбия и самые парадоксальные повороты.

Повороты! Так восточная поэзия, виток за витком, крючок за крючком выходит на нужное слово, которое наконец открывает основной сюжет. Меня, несмотря на постоянную трескотню про оперные фестивали, позвали в Бахрейн на этап «Формулы-1». Раньше я видел гонки разве что краем глаза на экранах, проходя к барной стойке и отшатываясь от бессмысленного монотонного рева. А еще видел великолепные фотографии Андреса Гурски, сделанные на трассах в Китае и Монако. И уже по ним должен был догадаться, что этот спорт и зрелище намного сложнее и серьезнее, чем может показаться. Но продолжал глупо и свысока махать на «Формулу-1» рукой. Но тут меня позвали. И отказаться было бы еще глупее.

По-восточному утонченной формы гоночная трасса «Сахир» построена посреди одноименной пустыни. Ежегодные три дня «Формулы-1» наполняют ее гостями из всевозможных стран, а уж журналистам, в соответствии с нормами гостеприимства, не обнулившимися со средневековых времен, выдают временный пропуск на паддок — в святая святых гонок. Это закулисье, где прогуливается фирменным гоголем Дэвид Бекхэм, ходит отставной пилот Дэвид Култхарт со всеми возможными пороками, застывшими на лице, проносятся механики — как правило, высокие атлеты в комбинезонах, — ну и, конечно, сами гонщики, а также слоняющиеся туда-сюда десятки хищных юных барышень со всего света.

Я бы, наверное, продолжал смотреть и дальше на все это взглядом светского обозревателя, если бы со мной не оказался Ману Чаподзе — выдающийся автомобильный журналист и лучший в мире рассказчик историй о «Формуле-1». Бессмысленно пытаться наполнить проносящиеся болиды собственным смыслом, если в этом мире и так случается столько всего. Вот Шарль Леклер — богатый парень из Монако, который в три года не захотел идти в школу, соврал, что заболел, а добрый папа взял его на картинг. Вот Льюис Хэмилтон — одно время самый богатый британский спортсмен, человек неприличного бесстрашия, но однажды сознавшийся, что боится плавать из-за белых акул-людоедов. Вот постоянный чемпион Феттель, называющий свои болиды Хайди (в честь Хайди Клум) и Кайли (в честь Кайли Миноуг). Вот знаменитый мрачный острослов Райконен — про него и рассказывать не надо, прямо во время гонки слышно вопрос инженера по радиосвязи:

— Кимми, как поживает антикрыло?

— Не знаю, вы мне скажите.

Как человеку, бесконечно далекому не то что от вида резины для этого вида асфальта — от ручной коробки передач, — втянуться в «Формулу-1» и даже полюбить? Да только так, через истории про богатых обаятельных психов.

Поул-позишн выигрывает тот самый Шарль Леклер, гонщик из Монако 1997 года рождения, но сенсации не случается: из-за технических неполадок его обгоняет Хэмилтон. Бензин толкает вперед не машины, а истории — только они и интересны.

И Бахрейн — сверкающее недорогим золотом и пахнущее финиками арабское государство у моря — тоже оказывается сложнее и интереснее, чем на расстоянии. За пластиковыми фасадами столицы Манамы прячется арабский ЦДЛ — дом Ибрагима аль-Арайеда, еще одного бахрейнского поэта, на этот раз нашего современника. Он родился в Бомбее и, приехав в сознательном возрасте в еще британский Бахрейн, стал зачинателем современной арабской поэзии. Аль-Арайеда, прожившего почти сто лет и умершего в 2002-м, сделали символом нации, и в его доме регулярно собирают для чтений поэтов со всего мира.

Осталось только проверить, что будет, если написать стишок про короля. Но перспективнее — все-таки приехать на «Формулу».