А поговорить? Как Арсен Нерсисян открыл в Москве школу ораторского мастерства
И сделал ее выпускников счастливыми
В рамках проекта BURO. «Портрет поколения» Оксана Смирнова встретилась с представителями творческих проектов, которые начали свой путь, как и мы, десять лет назад. Первый герой — основатель Orator Club, Арсен Нерсисян, который в 2011 году открыл в Москве школу ораторского мастерства и сделал ее по-настоящему модным местом. Сейчас, чтобы попасть в Orator Club, именуемый уже закрытым клубом, придется не только сильно потратиться, но и пройти собеседование. В интервью BURO. он рассказал о препятствиях, которые дают импульс к движению вперед, и дополнительных преимуществах уроков публичного выступления.
Расскажи сразу, почему «Оратор» именно клуб, а не школа?
Как житель мегаполиса, я чувствую, что мы все словно белки в колесе. Все занимаемся «достигаторством», работа — дом, работа — дом, везде нужно набирать социальные очки. При этом забываем о себе. А что же это такое? «О себе» — это когда позволяешь себе заниматься любимыми вещами: пойти с хорошей компанией в театр или послушать лекцию интересного человека в субботу днем. Почувствовать себя частью чего-то большего, чем ты сам. Нас всех нужно этим пробуждать, отвлекать. Потому что, если этого не делать, мы, правда, превратимся в тех самых белок в колесе. Бежим, спим, встаем, дальше бежим.
За десять лет я понял, что люди, которые приходят в Orator Club, хотят найти подобных себе и вместе с ними искать разнообразия в жизни. Мы все приехали из разных уголков нашей страны и здесь остаемся одинокими. У богатых за разнообразие свободного времени отвечает консьерж — в итоге ты ощущаешь сопричастность в момент посещения театра или «Оскара», к примеру. Но потом опять чувствуешь одиночество.
Про Orator Club мы говорим: большая тусовка, большая семья. Мы с тобой, и у тебя есть место и люди, с которыми ты ощущаешь ту самую сопричастность. Ваши интересы становятся главным для нас. Вы говорите, что вам нужно, куда вы хотите развиваться, куда смотреть. Остальную часть мы добавляем от себя, считывая тренды.
В этом миксе и пройдут мои следующие десять лет — буду заниматься построением сообщества. Раньше это происходило в вузах, особенно западных, о которых все твердят: Гарвард, Стэнфорд, Йель. Попадая в такой университет, ты по факту попадаешь в определенное сообщество. Эта система у нас не очень развита, но мы двигаемся в этом направлении. Orator Club — это городское образование для молодых, перспективных, сильных людей, которые хотят реализовываться. «Клуб» в названии — как продолжение образования.
Мы тебя раскрываем, ты становишься свободным. Сперва приходишь учить теорию, а потом применяешь ее на практике: выступаешь ли в театре с одногруппниками, делаешь ли мастер-класс по своей теме. Допустим, ты вице-президент страховой компании. Вот расскажи нам, членам Orator Club, твоим одногруппникам, что нам делать и где страховаться? А вот ты занимаешься пластикой ног, расскажи, вообще нужна она или нет? А мы позовем генетиков, к примеру, и поговорим о новом времени, новой социальной валюте. Позвать экспертов можно. Быть чуть на шаг впереди, чем остальное общество, можно. Мы себе поставили такую задачу — людей держать в постнауке. Держать их на связи с происходящим и тем самым расширять их мировоззрение, выводить некий новый социальный тип городского интеллектуала. Есть культурный запрос городского жителя на поиск ответов на вопросы: а что будет дальше, а зачем я живу?
Десять лет назад, когда я начинал заниматься ораторским искусством, люди улыбались, ухмылялись и говорили: «Да ладно, ты армянин, не тем занят. Строй шиномонтаж». Я говорил: «Ну ладно, придется доказывать, долго и упорно. Буду доказывать, что это надо». Я рад, что спустя время люди хотят этим заниматься. Правда, сюда их приводят разные мотивы. Но в целом наша задача — центровать людей в процессе, и нам это удается, делать их чуточку свободнее. Именно эта свобода ведет их к другой жизни. Мне кажется, мы с этой задачей справились.
Что ты подразумеваешь под «делать свободнее»? С какими зажимами и рамками они приходят?
Свобода позволить себе быть тем, кем ты хочешь, делать то, что хочешь. Свобода — то, чего мы лишаем себя в процессе становления: от запретов родителей до определенных установок общества. Реклама диктует одно, общественность — второе, близкие — третье. И все чего-то хотят. А чего хочу я? Получается такая замкнутая цепочка, когда люди не на своих местах, не проживают жизнь так, как могли бы прожить, не чувствуют ответственности, перекладывают ее на другого.
Мы считаем, что человек, который умеет выражать свои мысли четко, ясно, понятно и вести к этим мыслям других людей, скорее всего, внутренне свободен. Он понимает, чего хочет, как это сделать, и у него получается. Знаешь, как с виагрой: было лекарство от сердца, а в итоге помогает мужчинам «быть мужчинами». То же самое у нас. Мы занимались речью, а в процессе увидели побочное действие: человек поправил речь, то есть освободился в чем-то одном, и пошла цепная реакция по остальным фронтам.
Тебе лично в этом освобождении тоже помог навык говорения?
В этом мне когда-то помогла та самая Анжелика Завьялова, тренер и наставник клуба с момента основания. После занятий с ней возникло ощущение, что за спиной расправились большие крылья, появились вдохновение и желание творить. Хочу, чтобы люди тоже чувствовали то, что почувствовал я. С этого все началось. Конечно, тогда понятия клуба не было. Сейчас их открывают, как ларьки, а что за этим стоит, какая философия, никого не волнует. Поэтому и не получается. Это как с тренинг-центрами: вот есть театральный педагог, значит, он может чему-то научить. Так мыслит бизнесмен. Он берет готовую идею и просто ее множит. А есть предприниматель, который создает из пустоты. Я себя отношу скорее к последнему. Изначально не было никакого клуба, зато было желание дать людям возможность заниматься у конкретного человека, который позволял другим становиться свободнее. Эксперимент удался.
Я этому рад, потому что люди выходят из клуба счастливыми. И мне хочется дать им еще больше, хочется, чтобы они не просто умели говорить, а чтобы думали, когда говорят.
Поэтому мы придумали истории с лекториями по выходным, например. Хочу, чтобы мы не застревали на уровне развлекухи и перформанса, чтобы в этом была глубина, интеллигентность, интеллектуальность. Когда умеешь читать стихи и прозу для людей, когда интересно говоришь тосты, рассказываешь свою историю, историю места, где работаешь, любую другую — это сигнализирует о тебе как о человеке, который может не только поесть в модном ресторане, но еще и что-то рассказать. Мы частная школа для взрослых, которая делает людей свободнее и учит выражать свои мысли. Когда-то ты написала про нас: здесь учат, как говорить и что говорить. Так и есть. Мне эта фраза понравилась, она даже стала частью нашей рекламной кампании. На самом деле хочется людям дать свободу, а городу — образованных людей. Начитанных, интеллигентных.
Сколько их уже сейчас?
За десять лет цифра близка к трем с половиной тысячам. Это прилично.
Не стадион, конечно, еще.
А мы не стремимся к стадиону. Мы не МГУ или МГИМО, у нас нет задачи превратиться в поток, размножиться по городам. Центральная точка — это Москва. Меня коробит, когда говорят: «Все, я бегу из этой страны». Дурак? Чистой воды дурак. Куда ты бежишь, кому ты там нужен, родной? Ты вообще никому не нужен. Ну пойдешь ты, пару фоточек там сделаешь. Если, конечно, ты не попал в правильную тусовку, ту же гарвардскую, где ключи получаешь от общества. А тебя туда и не возьмут, даже с деньгами. Обидно, что люди, которые придумывают вертолеты, самолеты, лазеры, — они все сбежали, или власть их когда-то выгнала — делают это под брендом USA или Made in China. Это, конечно, глупая ошибка. Здесь куча талантливых людей, это прекрасный и красивый город.
Ты понимаешь, какой вклад в ощущение, что это прекрасный город, внес ты сам своим Orator Club? За пределами Orator Club не так много таких мест. Ты же видишь, скольких медиа обозвали иноагентами, скольким талантливым людям не дают работать, сколько ограничений и запретов появилось за последние годы?
Знаешь, мне кажется, мы отличаемся от западного общества тем, что умеем бороться. Там ты растешь в очень мягких, комфортных, парниковых условиях. Предприниматели, которые начали дело здесь, журналисты, которые начали работать здесь… Ограничения, о которых говорят в контексте ряда профессий, они делают нас сильнее на самом деле.
Ты говоришь, наша отличительная характеристика — борьба. Какие самые большие битвы за эти десять лет ты преодолел?
Хороший вопрос. Во-первых, это одна большая длинная битва, точнее, война. Я улыбаюсь, говоря это, потому что, во-первых, все, даже десять лет, пролетает как миг. Во-вторых, понимаешь, что человек может все, во что он верит. Ведь вера — основа и топливо всего происходящего. Какая-то романтическая вера в то, что ты способен что-то привнести и это, возможно, будет оценено обществом. Или нет. Наверное, я человек удачливый. На протяжении всех десяти лет моей крохотной мечте помогали все вокруг. Думаю, я и себе, и окружающим доказал, насколько сильно я в это верю и готов за это бороться. Доказал не словом, а делом. Я понял еще самое важное: мой главный капитал — люди. Все, кто меня окружает, даже мои враги, недруги и недоброжелатели. Они давали мне возможность, проверяли, достаточно ли сильно я хочу реализовать свою идею.
Когда наступил 2020 год, пандемия, мы, как сфера услуг, первыми приняли удар, плюс была куча проблем роста, накопленных по инерции. Но это было очень крутое время. В один момент я понял, что внутри есть сила, которая позволяет идти вперед. Обстоятельства не поменять. Но одно неизменно — это ты во времени. И если чувствуешь в себе уверенность, силу и понимаешь, что ты всецело себя отдаешь, то игра стоит свеч. Нужно сразу для себя определить, что ты выбрал этот путь и нет финальной точки. Как говорил Черчилль: «Нет победы и поражения, это всего лишь момент времени». Сегодня — победа, потом — поражение. В этом и красота пути. Все, раз — и позакрывали свои бизнесы. Всех поувольняли. У людей появилось глобальное оправдание в виде пандемии. Удобненько же — решить все свои проблемы махом. Выйти, сказать: это не я, это ковид. А потом я подумал, неужели я девять лет шел этим путем, чтобы именно сейчас дать слабину. Сам для себя решил: нет, ребята, никакой ковид, никакие арендаторы, никакие обстоятельства не заставят. Я буду биться до конца. Остались ребята, которые учились у нас и поддерживали меня. Кто-то деньгами. Кто-то принес десять миллионов рублей и сказал: «Слушай, выдай сейчас зарплату. Нам клуб нравится, это от меня подарок клубу». Все тайком здесь собирались в период пандемии, хотели общаться, потому что больше не с кем и негде было. Это был чудесный период единения, когда мир оголен, страх высочайшего уровня, и на фоне этого страха многое было настоящим. Ты настоящий, обстоятельства настоящие. Они вот такие, жизнь — смерть. Все кардинально, нет полутонов. Ты понимал, что есть, с чем бороться. И эта борьба похожа на всю жизнь.
Когда отдыхать, если жизнь — борьба?
А ты и отдыхаешь в этом всем. Ты в битве отдыхаешь.
Ты правда чувствуешь себя все время как в битве? Не тяжело?
Да. Моментами, конечно, тяжело, моментами устаешь очень сильно.
Тебе хотелось когда-нибудь просто все это бросить? В каких ситуациях?
Да. Не один раз. Когда начинаешь жалеть себя.
Как ты с этим справляешься? Хакамада (Ирина Хакамада в течение пяти лет была тренером в Orator Club, преподавала курсы по лидерству и дебатам — прим. BURO.) научила?
Меня жизнь учит. Она не терпит слабости. Ты можешь ее проявить в моменте, выпустить пар. Но жизнь эволюционно выбирает сильных. Вулкан извергается, и ты либо успел убежать в море или улететь, либо нет. Никого не колышет. Комета не спрашивает, на эту Землю упасть или на другую. Так устроена жизнь. Не надо видеть в этом что-то мрачное. Это просто так. Жизнь требует, чтобы ты был сильнее, быстрее, умнее. Знаешь, с возрастом во всем приходишь к балансу. Я понимаю, что за эти десять насыщенных лет — хотя всю жизнь живу насыщенно — как на севере поработал, год за три. Мои ребята, которые со мной шли этот путь, они тоже молодые самураи. Тоже год за три проходят. Уверен, они не пропадут. Они видели, как я борюсь за свое дело и в каких ситуациях. Я им всегда говорю: «Ребят, это ваш лучший день». Это история про супергероя. Мир спасать не каждому дано. В микромасштабе, конечно. Просто побеждать себя каждый день — в этом и есть борьба. Об этом же говорит наша любимая Татьяна Владимировна Черниговская. Кто главный: мозг или ты? Мозг постоянно пытается тебя обездвижить — не трать энергию, не делай, не прыгай, не ходи. Ты понимаешь, страх — это определенный вектор развития. Где страшно, туда и идем. И все десять лет я шел туда, где мне страшно. Я делал все, что страшно. Мне страшно, а я рисковал, я лез. Да, не всегда получалось чистым из воды выходить. Но всегда закрывал дела со всеми, но ничего плохого я никогда никому не желал.
Как в «Ораторе» появилась Ирина Хакамада?
Я когда-то увидел передачу Соловьева с ней и подумал: «Блин, почему эта умная женщина не у нас?» И начал ее осаждать. Взял измором. И она всегда была мне где-то благодарна, и я ей благодарен по сей день. Она поверила в меня. Она много чего дала нам всем. Но миссия выполнена, у нее пошел новый виток. Она станет вечной, она оцифруется и уйдет в вечность. Я благодарен ей за то, что сопричастен к процессу, что в тот момент шел с ней, была какая-то синергия.
Круто, что вы друг другу что-то дали.
Мы все даем друг другу что-то, просто не всегда видим, что это взаимный обмен. Наше эго ослепляет, не дает видеть. Хочется, чтобы ребята интересно жили. Чтобы они в старости улыбались и говорили: «Как круто я прожил эту жизнь, она была насыщенной и интересной, вокруг меня были интересные люди, у меня было много шансов и возможностей, я ими воспользовался хотя бы на один процент». И это прекрасно. Мне нравится, что я имею возможность и право что-то давать людям. Ведь это тоже надо заслужить. С чего бы именно ты должен давать? Ты что, самый умный, красивый? Я надеюсь… да не надеюсь, уверен, что в следующие десять лет клуб превратится в крепкую ячейку, семью, в которой все будут помогать друг другу, развивать друг друга, стоять друг за друга. И в горести, и в радости. Прям брак какой-то получается, большой, «шведский». И я понимаю, что для людей это отдых. Они, как белки, бегают, бегают, бегают, а здесь приходят и сами решают, с кем коммуницировать, каким образом получать знания и получать ли их вообще или же участвовать в других событиях клуба. Чаще всего у тебя возникает ощущение эдакого пионерлагеря, что раскрывает твою детскость. Ты не мертвый, не стал стариком, скупым на эмоции, они остались еще в тебе. Дурачество, секс — это же все про молодость, про жизнь. Ее нельзя упускать. Мне хочется, чтобы в нашем городе было место, куда люди с 30 до 45 лет могли бы прийти. Чтобы они не просто ели и спали, это они могут без нас делать, а находили людей, подходящих им по уровню интеллекта и состоянию души. Чтобы они вместе могли путешествовать с помощью наших лекториев, ивентов или экспедиций — выбор за ними, а моя задача — приводить интересных людей и показывать, что жизнь бывает разной. В Хакамаде мне больше всего нравится демонстрация отсутствия возраста, того, что возраст только в голове. Я рад, что она танцует, ходит на техно-вечеринки, говорит: «Эй, старички, проснитесь, посмотрите на меня». В этом есть бунтарство. Особенно в такой момент, когда вокруг начинает костенеть новая система.
Поделись секретными знаниями. Что нужно сделать, чтобы попасть в Orator Club? Знаю, что пускаете далеко не всех.
Чтобы попасть куда-либо, надо понять, куда ты идешь. Если человек к нам приходит, чтобы поделиться теплотой, историей, что-то привнести в сообщество, мы ему рады. Если человек молод душой, настроен позитивно, мы ему открыты. Мы открыты и рады людям, которые, как пионеры, передовые, определяют пульс города. Мы таких ждем: интересных, глубоких, которые делают что-то, предпринимают, меняют себя, других. И при этом не забывают, что они дети. Вот кого мы ждем. Есть много людей, которые не знают, чего хотят: двигаются то туда, то сюда. Их количество просто не должно превышать определенную квоту. Хотелось бы видеть больше философов, лидеров, креаторов, революционеров в хорошем, культурном смысле. Это же так круто, когда есть определенная когорта людей, которые что-то меняют. Это движущая сила, а движение — это жизнь.
Какими результатами выпускников клуба ты гордишься больше всего? Раз они меняют что-то вокруг.
Еще один хороший вопрос. От маленьких до больших историй. Одна из них — Николая Дмитриева, который пришел к нам в 2015 году. Он был топ-менеджером большой международной компании, говорил о желании что-то менять. В клубе начала раскрываться его творческая энергия. Через пять лет он ушел из компании, и как думаете, кем стал? Фотографом! Он открыл галерею PENNLAB, борется сейчас с ММОМА за фотоискусство. Второе достижение — люди здесь находят себе пару.
Сколько у вас таких было, ты считал?
Больше десяти, и это так круто. Понимаю, что я не Лариса Гузеева, конечно. Но где им еще знакомиться? В метро? В процессе образования они и приглядываются друг к другу. Наша задача — создавать поводы, в которых они находят друг друга, открываются друг перед другом.
Ты говорил, что один из выводов за минувшие десять лет, который ты сделал: главный капитал — это люди. Что еще ты понял?
Надо рисковать. Надо идти туда, где страшно, — это твоя точка роста. Во всех обстоятельствах надо уметь видеть хорошую сторону и учиться на ошибках. Ошибки надо совершать. И чем больше, тем лучше. При этом сохранять в себе внутреннего ребенка: улыбаться, смеяться, гоготать, любить, верить, мечтать. Не застревать в мимолетных историях, они всегда будут отвлекающим маневром. Но истина в этой борьбе и находится. Нет идеала, к которому мы стремимся, просто надо жить жизнь и радоваться, что у тебя вообще она есть. А если ты где-то потерялся — включи Паралимпийские игры. Просто посмотри, что там люди делают. Поплакали и пошли дальше работать. Дорогу осилит идущий. Ты просто иди, делай, а там видно будет. Но по дороге просто чуть менее серьезно относись ко всему происходящему, почаще улыбайся. Это попросту делает тебя здоровым и счастливым.