Екатерина Мухина: «Я работаю не только редактором, поэтому могу отправить ребенка в школу в Лондон»
Главный редактор российского Elle — о работе в журнале и фрилансе, а также о себе в жизни и инстаграме
BURO. вместе с Натальей Архангельской запускает цикл интервью с главными редакторами ведущих изданий. Эту серию открывает разговор с главным редактором Elle Russia Екатериной Мухиной — о том, как на самом деле устроена работа в современном журнале о моде, чем Elle отличается от Vogue и почему любой нормальный человек сойдет с дистанции через неделю, если попробует пожить жизнью Кати Мухиной.
— У любого глянцевого журнала есть формула.
В чем заключается формула Elle и чем она отличается
от ДНК Vogue или Harper's Bazaar?
— Начнем с того, что журнал, который Элен Гордон-Лазарев начала издавать в 1945 году, и современный Elle — это разные вещи. Изначально журнал рассказывал о моде и красоте, имел определенную ДНК и четкие гайдлайны — позитив, яркость, чувство юмора — и предназначался для состоявшейся, интересной, увлеченной женщины. Она — точно не читательница Tatler, которая живет на Рублевке и интересуется предметами роскоши. Гайдлайны у всех свои. Сегодня мы должны также учитывать, что появилось немало онлайн-изданий, и ты уже не можешь делать журнал по старым гайдлайнам, ты начинаешь заходить на территорию онлайна. 30 лет назад журналы публиковали фотоотчеты с красной дорожки в Каннах или с «Оскара», но сейчас мы не можем этого делать, так как ровно в тот же день, в ту же секунду все это появляется в инстаграме и на сайтах. Журнал сейчас и журнал даже 10 лет назад — это две абсолютно разные инстанции. И сейчас у всех есть только один выход — делать coffee table book, нечто коллекционное, уникальное, то, что ты не можешь найти на просторах интернета.
— Ну да, роскошное, дорогое и качественное. Но все же, где проходит граница между тем же L'Officiel и Elle?
— L'Officiel — нишевый журнал, который изначально писал про кутюр, шик, дорогие вещи, которые шьются только на заказ, по твоим меркам. Цены на платья достигают 150 тысяч евро в зависимости от бренда, материалов и всего остального. Harper's Bazaar — вот это классическая fashion Bible, так же как и Vogue. Наверное, им сложнее всего, потому что они существуют на одной территории.
Хотя тот же Vogue в каждой стране разный. Vogue Александры Шульман создавался для классической английской женщины. Они часто публиковали материалы про дома дизайнеров с их классическими английскими садами, чтобы каждая англичанка могла узнать в Vogue себя: «О, у меня в саду тоже розы». В то время как американский Vogue — это American dream, поэтому Наташа Водянова появлялась на его страницах буквально через номер. Почему? Потому что она воплощает сказку, о которой мечтает любая девочка, ведь она уже встретила «принца» и стала «принцессой» с успешной карьерой, а происходит из семьи с непростой историей. Сегодня же в центре внимания американского Vogue — Ким Кардашьян, это новый этап и новая женщина, воплощающая American dream.
— Патриотично.
— Очень патриотично! Они всегда играют на патриотизме. А французский Vogue целиком построен на сексе. 80-е годы, черно-белые снимки и кино, сигарета, Брижит Бардо, минимум косметики, это не кричащий секс. Совсем как во французском кино. Vogue буквально перенес его на свои страницы. А как часто Хельмут Ньютон снимал именно для французского Vogue. Французский Vogue и сегодня создается в той же эстетике сексуальности 70–80-х. Это не значит, что журнал стоит на месте, — он, наоборот, меняется. Мы берем тот же inspiration, но адаптируем его под наше время.
В какой-то момент появилась мода на треш, когда многие стали делать съемки с моделями в каких-то странных позах, с мешками под глазами, такая внешность была очень популярной. Это же страх! Ну просто ужас! Смотришь на нее и думаешь: тебя бы отмыть, причесать. Французский Número не был таким. Он пытается конкурировать с французским Vogue, тоже транслирует секс. Для него очень много снимали Грег Кейдел, Карл Лагерфельд. Карл Лагерфельд — треш? Да вы что — никогда! Элизабет Сальцер, стилист Беллы и Джиджи Хадид, делала для Número cover story, там все было построено на сексе, но не на треше. А вот в нишевых журналах, таких как Dazed&Confused и Self Service, всегда было много странных арт-фотографий. И если в глянце модель отретачена, кожа и фигура у нее лучше, чем в жизни, нет ушей на жопе, растяжек и морщин под глазами, то нишевые журналы стали показывать реализм. Из этих кадров можно собрать концептуальную выставку. Как-то раз для Elle снимал один фотограф, он сказал, что хочет сделать книгу из снимков голых женщин без ретуши, причем не моделей, которым по 16 лет, а обычных живых женщин. Он мне показал — это так красиво! Одной женщине 40 лет, она хозяйка банка. Другая — толстушка. На фото видны все складки, особенности кожи, пупырышки, но это не вызывает отвращение.
Но глянец не любит такую реалистичность. Посмотрите, что сейчас происходит даже на форумах и в инстаграме. Мы выкладываем себя без макияжа или просто неотретаченную фотографию, и сразу сыпется куча комментариев. Как про меня говорят: «Че, она не может причесаться и накраситься?» Люди не хотят воспринимать реальность, они уже привыкли к глянцевой картинке. Elle в этом смысле такой же, как Vogue или Bazaar. Мы педалируем мечту об идеальной женщине — а какая она? Вот она — с красивыми, густыми волосами, идеальными ногтями, безупречной кожей. Да, мы не забываем сказать, что всем этим девчонкам, которых мы снимаем, 18 лет. Но давайте вспомним себя в 18 — такой идеальной никто не был.
— Вы, в отличие от Conde Nast, работаете с 16-летними моделями?
— У нас пока нет четкой установки, пока мы не получили эти гайдлайны, но однозначно девушек младше 18 мы не можем снимать, например, в прозрачной блузке. И потом — у меня у самой дочь.
«Я всегда жила шикарно не за счет журналов, а благодаря работе с клиентами»
— Да, у которой есть все шансы стать моделью.
— Почему меня очень любят все агенты и модели, так это потому что я очень уважительно ко всем отношусь. Пусть я и часто спорю. Если передо мной действительно модель, участвующая в съемках и показах, а не девочка из эскорт-услуг, которая ходит в поисках счастья по ресторанам и всем говорит, что она модель, то я никогда не забываю, какая адская у нее жизнь. Модели не высыпаются, каждый день летают с континента на континент. Сегодня днем она летит в Японию, а завтра в это же время — в Америку. А сейчас еще и ни у кого нет бюджетов, чтобы оплачивать бизнес-класс, все это происходит не так комфортно.
— Вспоминается то время, когда редакторов Vogue селили в пятизвездочных отелях. Были времена, когда работники глянца жили пошикарнее.
— У меня так сложилось, что я жила шикарно не за счет журналов, а благодаря работе с клиентами. Я всегда зарабатывала больше, чем стандартный редактор.
— Да, Катя Мухина известна как самый крутой персональный стилист в России. Вам это приносит больше денег, чем руководство журналом?
— Да, но я не самый лучший стилист, я одна из хороших стилистов. В каждом есть сильная сторона, поэтому я не ставлю себя выше других. Я уважаю коллег, считаю, что мы все плюс-минус на одном уровне. Среди моих клиентов много женщин, занимающихся бизнесом, с самого начала моя карьера складывалась из работы с ними. Например, первой моей клиенткой была Юлия Тимошенко. Мы говорим с ними на одном языке. Так что пока кто-то после работы отправляется домой спать, я еду чемодан человеку собирать. За это хорошо платят, и я могу обеспечить своему ребенку образование в Лондоне. Но это адский труд, иногда ты не спишь вообще, иногда спишь 2 часа. При этом я знаю себе цену. Мне 38 лет, я понимаю, что хочу жить в 5-звездночном отеле и летать бизнес-классом, чтобы в таких условиях успеть восстановиться, ведь я постоянно в дороге, каждые три дня я куда-то летаю. Для меня важно жить всегда в одном и том же отеле и в одном и том же номере в Париже или Милане. Так я могу везде чувствовать себя хоть немного как дома. Сейчас я месяц провела в Москве, здесь совершенно другое качество жизни. Ты высыпаешься в своей кровати, занимаешься спортом, читаешь книжки, ходишь на выставки. Любой нормальный человек сойдет с дистанции через неделю нашей жизни.
— В одном из интервью вы говорили, что работали 24/7, и это вызвало некоторый негатив, потому что не все понимают, в чем собственно сложность. Можете объяснить, почему все не так просто, как может показаться со стороны?
— Сложностей вообще нет, есть специфика. Когда я только пришла, журнал практически целиком состоял из цитат зарубежных Elle. Первое, что мы сделали, это вообще перестали заимствовать материалы и темы. Вскоре нам даже пришел запрос от коллег из американского Elle — на съемку с Рози Хантингтон-Уайтли. Мы стали создавать уникальный контент — отсюда и объем работы, вот и все. Надо составить мудборд к съемке с брендом или героиней, потом собрать вещи. Достать звезду — это долго и непросто. Сейчас мы работаем с моделями уровня американского Elle.
— Чего стоит получить на обложку Кэндис Свейнпол?
— Все решает исключительное доверие к тебе и к бренду. Все знают, что у журналов Conde Nast есть контракты с фотографами и моделями. Другими словами, если ты участвовал в съемке для Vogue или Glamour, то не имеешь права сниматься для Bazaar и Elle. Поэтому Bazaar и Elle тяжелее получить звезд. Но так как я в индустрии уже 20 лет, есть определенный кредит доверия, дружеские отношения с брендами и модельными агентствами. И этот кредит доверия важно не потерять, ты не можешь взять и облажаться. Бывают, конечно, технические моменты: то вещи задержали, то модель пришла в нетрезвом состоянии, то задержали самолет, и модель не пришла к десяти на съемочную площадку. Но я всегда говорю команде, что меньше съемок мы от этого делать не будем. Журнал всегда придерживается определенной схемы: если в этом номере было пять съемок шопинга и три героя, то так будет и в следующем. Форс-мажоры тоже будут всегда, в нашей работе ты постоянно как на вулкане и думаешь: ну сейчас-то что? Один раз у меня на съемке была модель с грудным ребенком, а агент не предупредил. Малыш все время кричал, девушка его кормила грудью и старалась успокоить. Что тут скажешь? Я же нормальный человек. Я же не скажу: что тут такое происходит? Остается только, несмотря ни на что, стараться выполнить цель номер 1 — сделать работу идеально. Все. Что бы ни происходило, я делаю вид, что все нормально, это пройдет, мы улыбаемся и машем. Находишь компромисс, стараешься сгладить острые углы. Иногда бывает, что стилист не сошелся с фотографом, начинается скандал. Иногда бывает, что шмотки не пришли. Или модель оказалась не того размера. Русским стандартом считается 42, а у нас сэмплы бывают 38-го. Бывает, в штанину руку невозможно просунуть. Как на каких-то 5-летних детей. У меня есть любимая рекламная кампания, где звезда сидит и просто платье держит. Я спрашиваю: «Не влезла?» А она: «Откуда ты знаешь?» А я: «Ну а что?» Это не сложности, а специфика работы и человеческий фактор, который есть всегда.
— Вот Катя Мухина одевала бы прекрасных восточных принцесс, ездила бы не в Париж, а в Баку, и зарабатывала бы там сумасшедшие бриллианты. Зачем Кате Мухиной нужна дикая нервотрепка, где люди постоянно названивают?
— Это все работа, которую я люблю.
— Вы говорили, что уходите из Conde Nast в никуда. Вы хотели расслабиться, растить дочку, уделять больше времени семье, но все равно пришли к тому, что не можете жить без этой работы, пусть она и настолько нервная.
— Я очень благодарна самой себе, что ушла тогда. К этому меня подтолкнул мой бывший муж. Он ненавидел мою работу и все, что с ней связано. Но когда ты что-то ненавидишь и хочешь это забрать у человека, ты должен дать что-то взамен. Но я ушла и была очень счастлива проводить больше времени рядом с Машей, пока она готовилась поступать в английскую школу и когда мы с ней ездили в Лондон. Она была на интенсиве (несколько часов английского, физики, химии), а у меня было время внимательно изучить каждую школу, поговорить с каждым директором. В Vogue никто бы меня не отпустил с Машей в Лондон. Это во-первых. А во-вторых, тогда Conde Nast никому не позволял быть слишком активным в соцсетях. Это сейчас везде сторис, а тогда, наоборот, чем меньше ты светился, тем лучше. Когда я ушла из Vogue, то стала чаще ходить на мероприятия и по-другому позиционировать себя на рынке, уже не просто как редактор, а как светская личность. Это никогда не было для меня целью, но это неплохо подкрепляет твой статус. Но не уровень профессионализма, конечно. На Западе все по-другому, там Кэти Грант — звезда, но у нас ей подобных никто не знает. Кто такая Света Вешняк? Никто не знает. Хотя она человек невероятно талантливый. Обидно, что страна не знает таких героев в лицо, тех, кто действительно строит фэшн-индустрию.
В общем, уход из Vogue дал мне две вещи: я проводила время с Машей, когда это было особенно важно, и добавила себе социальных очков, стала более узнаваемой, что сейчас помогает мне в профессии. Что касается работы, то я прошла много тренингов и поняла, что когда твоя работа тебе в радость, то у тебя не бывает так, что ты не можешь встать с кровати, и ты не думаешь, какая за окном погода. Ты с удовольствием общаешься с редакцией, идешь на интервью, потом на презентацию. У меня позитивные коллеги, мне приятно со всеми общаться, я знаю, как зовут их детей, в какие школы они ходят. Мы проводим очень много времени вместе. Никто не напрягает. Здорово увидеть новую обложку и написать: «Молодцы, классный номер!» Это значит, что ты на своем месте. Сейчас я не обязана скорее бежать домой после работы и могу полностью раствориться и заниматься своими делами. Три года я живу в свое удовольствие.
— Помните, есть такая фраза, что когда все в личной жизни разваливается, это верный признак того, что на работе ждет повышение. Согласны с этим?
— Нет, не согласна. Во-первых, если рядом с тобой человек, который не принимает твою жизнь, значит, тебе просто нужен другой. Безусловно, у нас есть издержки профессии, работа сложная, но это часть тебя. Как я говорю, любовь к себе — это когда ты делаешь то, что хочешь, а эгоизм — это когда ты заставляешь других делать то, что хочешь. Я никогда не приму тот факт, что мужчина может взять и заставить женщину все бросить. Это странно. Это не про любовь.
«Любой нормальный человек сойдет с дистанции через неделю нашей жизни»
— Когда у вас была последняя капля?
— Там не было капли. Мне очень хотелось дать Маше семью. Хотелось, чтобы у нее перед глазами была красивая картинка, American dream: мужчина в семье, елочку наряжает на Новый год — вот это все. Когда она уехала в Лондон, я прямо выдохнула. Я чувствовала себя виноватой перед Машкой, что теперь она растет в неполноценной семье. Ведь нас растили в советских семьях, где все по правилам, все знают, что должны быть мама — папа — ребенок. Мне хотелось Маше это восполнить. Так что этот брак был исключительно об этом. Теперь я ничего никому не должна, все что я могла — сделала, теперь я живу для себя. У Маши, кстати, прекрасные отношения с папой.
— Вы как-то раз сказали, что «никогда не будете показывать свою семью в Instagram».
— Не буду, я и сейчас Машу редко выкладываю, не хочу.
— Почему вы считаете, что это плохо?
— У нас страна плакальщиков. Как у нас говорят? «Друг познается в беде». Это чисто наше, русское. Когда тебе плохо, все считают своим долгом посоветовать, помочь, спасти. Когда у моих знакомых случаются какие-то семейные проблемы, я всегда говорю: «Не принимай сейчас никаких решений, сначала успокойся, не спеши, не делай глупостей». Я стараюсь снять агрессию, а у нас чаще наоборот: «Брось его, ах он козел».
В нашей стране не могут пережить, когда кто-то добился успеха. Поэтому чем меньше ты показываешь свою жизнь в инстаграме и других соцсетях, тем лучше другие люди спят. Пусть лучше жалеют, какая ты страшная, ненакрашенная и непричесанная. Машку стала меньше выкладывать, не потому что не горжусь — она умница, красавица, прекрасно учится. Наверное, я выбрала для себя такую же картинку, как в глянце. Глянец создает мечту, к которой ты идешь. Вот и у меня — бокальчики с шампанским, платья, поездки, яхты. Пусть люди думают, что это моя жизнь. Я мало выкладываю фото из офиса или с бэкстейджа съемок. Пусть люди спокойно спят, нет у меня никакой личной жизни — пусть думают, что я старая, никому не нужная женщина.
— Elle — один из самых популярных и посещаемых сайтов в интернете. Сайт возглавляете тоже вы?
— Нет, сайтом я не занимаюсь. Когда я только пришла, у меня был целый ряд задач по журналу, с которыми я справилась за полгода. Первым номером под моим руководством был апрельский, а уже сентябрьский Elle был совсем другим журналом. На обложке у нас появилась Белла Хадид. Редизайн нам сделал бывший арт-директор американского Esquire, и все это — буквально за полгода. При этом команда не сильно поменялась. В остальном над журналом работают те же люди, что и раньше.
— То есть вы сделали такой классический ход: работали вместе с человеком и в какой-то момент заняли его место. Для многих людей просто небо обрушилось на землю. Насколько я знаю, вы поддерживаете с ней (Еленой Сотниковой. — Прим. редакции) хорошие отношения?
— Да, я со всеми поддерживаю хорошие отношения. Я ценю опыт, который получаю, работая с тем или иным человеком, и благодарна каждому. Я вообще не понимаю тех, кто работает и при этом поливает грязью систему и начальника. Ты либо уходишь, либо закрываешь свой рот и с уважением делаешь дальше свое дело. В личных отношениях еще может быть другая история. Некоторым нравится друг друга избивать, а утром счастливо мириться и заниматься сексом. Если это обоих устраивает, убивайте друг друга и никому не мешайте. Только не надо жаловаться. Если же ты работаешь в этой компании под руководством этого начальника, или принимай все таким, какое оно есть, или уходи на другую работу. У меня, например, случилась проблема из серии «салат несоленый» — я взяла и посолила, поперчила или вообще сделала новый. А обсуждать неделями, что соли маловато, нет никакого смысла. Это просто пустая трата энергии.
— Где искать нынче женихов?
— Мне кажется, не надо никого искать, надо наслаждаться каждым моментом. Пьете кофе — наслаждаетесь кофе. Я гуляю и думаю: как же хорошо, что я могу сегодня прогуляться. Куда-то лечу и думаю: так, чем можно заняться? Почитаю книгу, посмотрю кино. Это очень сложно, я училась этому год, ведь мы живем либо прошлым («Ах, какой он был ***»), либо мечтами («Когда же появится мой принц?»). Надо учиться жить настоящим моментом и наслаждаться каждой секундой, тогда эти женихи сами нарисуются.
— И надо иметь гардероб не как из журнала Vogue или из серии «Как избавиться от парня за 10 дней», а все-таки из тех вещей, что нравятся мужчинам. Хотя многие феминистки сказали бы: «А что он делает, чтобы понравиться?»
— Надо просто быть собой, жить своей жизнью. Бывает, ко мне приходит клиентка и говорит: «Хочу, чтобы мое фото Vogue напечатал». Я говорю: «Хорошо, в Vogue тебя возьмут в этой одежде, но на глаза своему мужу попадаться не надо, потому что у него будет припадок». Я теперь ношу только то, что мне нравится, и делаю макияж, который мне нравится.