Как разговор с таксистом превратился в жанр соцсетей и что обсуждает креативный класс с "народом"

Это уже такой особый нескучный жанр соцсетей — разговор с таксистом. «Ехал я вчера вечером, и разговорились мы с таксистом об Украине, и вот что он сказал...» Или: «Ехал я вчера, и таксист мне всю дорогу про экономику...»

Таксисты вообще стали героями нового фольклора, заменив Чапаева, Штирлица, Брежнева и нового русского. С одной поправкой: они реальные, и диалоги реальные.

На самом деле, любовь к таксистам — это неспроста.

Помните фильм «Такси-блюз», где водила, суровый мужик, сущий «ватник», если пользоваться нынешним политлексиконом, брал в рабство либерала и пьяницу, богемного саксофониста? За то, что тот не расплатился, сбежал. Режиссер Лунгин свел двух антагонистов издыхающей советской действительности эпохи кооперативов, Курехина и дефицитной водки. Тогда таксист еще оставался титаном, полубогом наряду с продавцом из мясного. Такой мог взять за шкирку тощего Мамонова и куражиться над ним. Теперь не то. Таксист занял законное место, которое ему было отведено еще Гоголем, только назывался он кучером и в «Мертвых душах» именовался Селифаном. Был болтливым, покладистым и комически простодушным.

Мы любим почесать языком с нео-Селифаном, когда под хмельком возвращаемся из гостей. Нынешний Селифан, как и тот, исконный, тоже болтлив, но к барину-пассажиру с неизменным почтением. Если спросить, то все расскажет, разложит по полочкам, выдаст свою модель мира и осторожно выскажется насчет Америки, что вообще-то ей кирдык. Если барин не уснет, то оживится, и пойдет чуть глумливый диалог, более всего похожий теперь уже на встречу Остапа Бендера с дворником дома Старсобеса. И кучеру хорошо, и барину не скучно.

Но барин-хипстер, или барин-дизайнер, или барин-менеджер имеет и еще одну тайную цель: он говорит с народом. Нет, даже так: с Народом. Который «крымнаш», который 86 процентов, который рад превратить в радиоактивный пепел все, что плохо лежит. Зачем это барину? Ну как же! Вечный русский интеллектуальный тест — узнать, что думает Народ. Не в Тулу же ехать, на пряники, не в Норильск, к заполярному никелю, не в деревню Норенская Архангельской области. А в такси комфортно: везут тебя эти 86 процентов, разрешают курить и еще духовно обогащают. Тургенев с Некрасовым и Короленко ласково смотрят с небесного Бежиного луга. Конечно, кучер, как правило, говорит глупости, замешанные на водке, новостях Первого канала и перебродивших шутках вице-премьера Рогозина, но послушать надо. Иногда пассажир раздражается:

— А как же ты веришь всему? Какой подъем с колен? А Навального ты читал?

— Да врет он все, ваш Навальный! Сам наворовал и хотел в Израиль бежать!

И тут уже просто нечего возразить. А дальше почти по Ильфу & Петрову. Разговор с умным водителем, слабо разбирающимся в классовой структуре общества, продолжался бы еще бог знает сколько времени, если бы молодому человеку не пора было выходить.

— Сколько с меня по счетчику? Ага. Ну, и вот полтинник сверху — за мудрость твою, папаша!

Молодой человек приходит домой и строчит в фейсбуке про то, что узнал. И тут же лайки, лайки, тридцать пять тысяч одних лайков.

Есть и другие источники информации. Из глубин, так сказать. Например маникюрша, приехавшая из города Гусь Хрустальный. У нее там остались мама, старший брат, подруги; маникюрша к ним ездит, знает все, что они говорят о России, Донбассе, Ангеле Меркель и ценах на овощи. Она не соврет. Или няня из Краснодара. Или работяги из Смоленска, которые делают ремонт.

Несколько лет назад строитель Серега возводил мне дом на дачном участке. Был он непьющий, за ухом всегда короткий карандашик (Серега набрасывал чертежи на куске фанеры), и совершенно умиротворенный, как буддийский монах Мценского уезда. Я любил присесть с Серегой на свежей сосновой балке, закурить и поболтать о главном:

— Ну что там у вас, в деревне?

— Да работы нет, а так нормально.

— А чего работы нет?

— Да кто ж его знает?

— А чем жена занимается?

— Да огород у нее, так, помаленьку.

— А вообще как?

— Да так, живем себе.

И, ощутив прилив есенинской свежести, я поднимался с балки и шел жарить шашлык. Серегу к шашлыку не приглашал. Не от жадности, а оттого, что решительно не понимал, о чем еще говорить, вроде уже получил исчерпывающую информацию о мыслях и чаяниях. А продолжать вымученный диалог? Да ну на фиг. 

Мы не любим так называемый «народ», эти 86 процентов, боимся их, а то и презираем. Называем эту тревожную массу от Архангельска до Хабаровска «уралвагонзаводом». Масса к нам тоже приязни не испытывает, так и живем. Если в конце XIX века интеллигенция двинулась в народ, испытывая «чувство виновности», как обозначил его философ и богослов Сергей Булгаков, то теперь интеллигенции, или креативному классу, или как его там? — короче, теперь просто начхать. Смотрите своего Киселева и слушайте свою Ваенгу.

Мы готовы соприкасаться с сотой долей этого процента только на время сеанса в салоне или на полчаса в такси. Куда несетесь, 86 процентов? Не дают ответа. Чудным звоном заливается радио «Шансон», «гремит и становится ветром разорванный в куски воздух; летит мимо все, что ни есть на земли», и лежит в кармане барина загранпаспорт с визами в другие народы и государства.