В ожидании 2020-х: Анзор Канкулов — о том, чем запомнится год Венецианской биеннале

Руководствуясь негласной заповедью прогрессивных медиа, согласно которой кто не подводил в декабре итоги года, тот, считай, и не брал в руки клавиатуры, руководитель программы «Мода» Школы дизайна Высшей школы экономики и колумнист BURO. Анзор Канкулов, вооружившись бокалом и мандарином, решил поделиться несколькими субъективными впечатлениями, которые имеют косвенное отношение к моде. Они накопились у него под елкой на конец 2019 года, а местами и всего десятилетия. Начинает он свое ревью с того, что произошло с современным искусством, и мыслей по итогам Венецианской биеннале.

Итак, и, к счастью,

2020-е не за горами

Они обещают хотя бы, что у декады будет какое-то удобопроизносимое название, ведь «десятые» не звучат убедительно ни на каком языке. С таким заголовком у новой эпохи, может быть, появится и определенность во взглядах, и вообще почва под ногами — как раз то, без чего мы жили весь прошедший год и многие до него. 

Венеция, кстати, то место, где такое утверждение можно было максимально прочувствовать, так сказать, иммерсивно. Рано или поздно в этом городе ты оказываешься на качающемся кораблике, где толпа не дает ухватиться за поручень, и сходишь с него, чтобы посмотреть основной проект биеннале — выставку «Чтоб вам жить в эпоху перемен» (May You Live In Interesting Times) — или что-то из параллельной программы, состоящей на 90% из экспериментов на ту же тему. 

С точки зрения человека, занимающегося модой, Венецианскую биеннале можно воспринимать как демонстрацию тенденций. Она показывает, чем живет искусство, которое в современном мире является полем бесконечных исследований без строго научной подоплеки, где специально обученные люди постоянно задают вопросы на злобу дня. Для моды как занятия чуть более практического это огромный полигон идей. Если на фэшн-показах удобно смотреть, что вам предлагают носить, то в Венеции удобно узнавать, куда все катится (и где окажется в 2020-е). 

Впрочем, как человек, который по нынешнему роду занятий должен все время что-то рассказывать студентам, я вообще теперь смотрю на все с точки зрения тенденций и извлечения из них прикладных моментов. И если бы меня попросили охарактеризовать, в какие стороны показывает биеннале, в трех словах, я бы сказал: политика, мультимедиа, корни. Сорри, в трех не выйдет: еще психоделия. 

Мультимедиа

С этим проще всего — самые яркие проекты в этом направлении, на мой взгляд:

Эд Аткинс

Его «Old Food» — в полном смысле мультимедийный проект, это иммерсивная инсталляция, где, пройдя сквозь длинные тесные коридоры, завешанные карнавально-историческими костюмами, можно найти компьютерные видео с парадоксальными превращениями вещей и людей. Здесь зависали надолго. 

Шилпа Гупта 

Огромная инсталляция вокруг стихов множества поэтов на всех, кажется, языках мира, построенная вокруг звука. Звучит, в частности, Мандельштам.

Александра Биркен 

Вообще выставка была разделена на две части, где одни и те же художники представляли разные взгляды — и работы — на тему. Эта немецкая художница показала в центральном павильоне впечатляющие объекты на тему, которую можно описать как человек/животное/машина; в частности, присутствовал комбинезон мотоциклиста, распятый на стене как шкура животного.

Артур Джафа

Работа американского художника «Белый альбом» получила «Золотого льва» биеннале — это высказывание на тему расы и расизма из фильма о белом превосходстве и объектов из огромных автомобильных шин, олицетворяющих это самое превосходство. 

Таварес Стрэчан

Художник родом с Багамских островов работает над темой искусства и науки, и в Арсенале он показывал проект с компанией SpaceX, посвященный первому афроамериканскому астронавту, который из-за несчастного случая остался неизвестным истории. 

Сун Юан и Пен Юй 

Китайская арт-пара делает жуткие и завораживающие инсталляции из потерявших контроль роботов, совершающих бессмысленно-агрессивные действия, будто сбежав из фильма «Чужие». Надо сказать, что эти крайне зрелищные работы посвящены при этом вовсе не насилию и государственной машине, как может показаться, а их личным взаимоотношениям. 

Slavs And Tatars

Арт-коллектив, работающий, как следует из названия, над исследованием «всего, что между Берлинской и Великой китайской стенами». Их работы, где пополам восточной ухлымылки и западной элегантности, — прекрасный пример сторителлинга между жанрами. В этот раз они сделали в Арсенале проект Dillio Plaza, описываемый как «место посреди сумбура биеннале, где посетитель может освежиться глотком огуречного рассола». 

Проект «Солнце и море (марина)»

Еще один победитель биеннале и место, куда стояла очередь, — литовская экоперформанс-опера Ругиле Барзджюкайте, Вайвы Грайните, Лины Лацелите исполняется для ограниченного количества посетителей, которые сверху — как солнце — смотрят, как лежащие на пляже исполнители поют о бытовых неурядицах и экологических проблемах. 

Проект «Время, вперед» фонда V-A-C 

Одно из лучших событий «вокруг биеннале» — фонд V-A-C вывез в Венецию не только очень хорошую (и очень мультимедийную) выставку молодых российских художников, но и устроил на набережной Дзаттере совершенно сногсшибательный дневной цирк-карнавал, ставший лучшим развлечением недели открытия. 

Эти вещи наталкивают на мысль, что искусство сейчас стало производством смыслов и образов — или образов через смыслы, — в котором специализированное «умение» художника вообще не очень важно. В моде тоже все поняли, что сегодня бренд строится на «сторителлинге», на «создании вселенной». На этом принципе, как мне кажется, строится глобальный поворот индустрии, ассоциирующийся с маркой Vetements, к которому приклеилась бирка «ugly fashion». На самом деле эта революция означала, что дизайнеру теперь, как и художнику, нужно показывать не что он умеет, а как он думает. Причем думает не в плоскости карандаш — эскиз — лекала, а скорее образ — инстаграм — рекламный ролик. Факт, что к концу 2019 года ugly fashion как таковая несколько подсдулась, принципа нисколько не отменяет.

Психоделия

Риодзи Икеда

Монументальная звуко-визуальная композиция на большом экране от японского художника-музыканта, который говорит на языке геометрических абстракций и алгоритмически модулируемых образов. 

Апичатпонг Вирасетакул

Знаменитый тайский режиссер-загадка показывал сомнамбулический фильм-инсталляцию «Synchronicity» про женщину, огонь и, кажется, смерть. Его проецировали на картину, за которой скрывалась комната, и там тоже что-то происходило. 

Лор Пруво

Французский павильон собрал самую большую и долго идущую очередь — внутрь тотальной инсталляции Лор Пруво «Deep Blue Sea Surrounding You», куда можно было зайти только через заднюю дверь, ее пол покрывал океанский мусор, а показывали совершенно волшебный фильм про то, как художница переплывала и перелетала море (в буквальном смысле) на пути в Венецию. 

Сиприен Гайар

Один из самых интересных современных художников, увлеченный темой руин, археологии, энтропии и тлена цивилизации. Его океаническое видео, которое странно рифмуются с фильмом резидентки французского павильона, было одним из лучших экспириенсов выставки в Арсенале. 

Джон Рафман

Канадский художник, модный во всех смыслах (он делал специальную работу для показа Balenciaga). В Арсенале невозможно было оторваться от его бесконечного мультика в эстетике компьютерной графики середины 1990-х и того, что на рейвах называли «bad trip». 

Все это в общем — романтические грезы и побег из мира реального. Мне почему-то кажется, что главное здесь — именно романтика и вообще романтизм — в самом забытом его понимании из XIX века. Эти призраки, тени, утрированные образы — все это претендует стать источником, из которого можно извлечь что-то свежее. Давайте просто посмотрим на Алессандро Микеле со значением.  

Политика и корни 

С этим гораздо сложнее. Во-первых, меньшинства и малые народы, новая этнография и экология — все это в особенной густоте было представлено в национальных павильонах биеннале. Во-вторых, конфликты, проблемные зоны и тема насилия, как, например, в работе Терезы Марголис, где прибывающий поезд колышет объявления с фотографиями пропавших в пограничном мексиканском городе женщин. Это два основных вектора левого искусства (а правое сейчас, боюсь, можно найти только на вернисажах павильона Российской Федерации). Миру моды они отлично знакомы: тут по несколько раз в год кто-то обязательно попадает в историю с культурной апроприацией и неуместными референсами, причем от этого почему-то не застрахованы самые передовые мыслители (см. недавний скандал с Джонатаном Андерсоном и его пижамой для Loewe, так напомнившей общественности концлагерную робу). Если предположить, что эти скандалы учат дизайнеров чуткости, то с экологией дела похуже. К сожалению, разговоры о ней пока сводятся к ресайклингу, который, при всей своей симпатичности как техники, никак не может претендовать на лекарство от потребительства.

Вообще есть общепринятое утверждение, что искусство не решает глобальные проблемы, а задает вопросы. Художники именно это и делают — заставляют зрителей слушать. Причем в некотором роде даже буквально: на биеннале было выставлено поразительное количество проектов в жанре саунд-арта, так или иначе построенных на звуке. Этот прием — работать рупором проблем, усиливать их значение — не то, что не чужд, а в некотором роде даже открыт модой. В 1980-е Кэтрин Хэмнетт прославилась именно своими slogan t-shirts, она, собственно, ввела такую вещь в область фэшн-дизайна. Кстати говоря, одни из самых эффектных проектов биеннале сделаны как раз в фэшн-эстетике: в работе Мартин Гутиеррес транс-модель выступает в роли модели воображаемого и очень-очень глянцевого журнала. Это блестящее во всех смыслах выступление на крайне актуальную тему идентичности, «красоты» (это слово уже нельзя писать без кавычек) и другие любимые сюжеты того же Демны Гвасалии. 

И последнее наблюдение. Часто биеннале огульно обвиняют в коммерциализации: скажем, дизайнер Мирко Борше сделал в этот раз новый символ города — венецианского льва, превращенного в тележку из супермаркета. Но любой знающий специфику арт-рынка человек скажет вам, что у коллекционеров по-прежнему наиболее востребованные вещи — это картина холст-масло определенного (не огромного) формата. Как раз этого у куратора 2019 года — директора лондонской галереи Hayward Ральфа Ругоффа — практически не было (одинокий Джордж Кондо на входе может считаться исключением, подтверждающим правило). И здесь искусство и мода сходятся как минимум в том, что сколько бы они ни продвигали радикальную инклюзию, у обоих во внутренний механизм заложено неостановимое стремление к эксклюзивности. Как только что-то становится слишком понятным или популярным, как только это везде, мы, то есть истинные ценители и потребители, и они, то есть художники и дизайнеры, тут же отправляемся на новые поиски. 

Из этого достаточно абстрактного наблюдения можно вывести и такой урок искусства для моды: думать как художник означает еще и думать о том, как не продаваться. В общем, тут парадокс: чтобы стать востребованным в 2020 году, надо оказаться невостребованным в 2019-м. 

Ну а самый крутой перформанс в Венеции мы все видели по телевизору: приходит высокая вода, по залитым водой площадям и улочкам бродят люди в цветных дождевиках и цветных же целлофановых сапогах, и нет лучше картинки для иллюстрации того, что «May You Live In Interesting Times» — довольно удачный лозунг для времени, когда нет почвы под ногами.