Пандемийные сны: что снилось художникам проекта BURO. NEW COOL на карантине
Выставка «20:20. Время остановилось», которая открывается в ММОМА в рамках фестиваля BURO. NEW COOL, посвящена меняющимся из-за пандемии привычкам людей и повседневным ритуалам, в том числе изменениям в нашей психосоматике и динамике снов. Речь также идет об одном из самых ярких событий этого года, получившим в том числе отображение в массовой культуре и соцсетях под специальными хештегами #pandemicdreams и #covidnightmares — людям начали сниться небывало интенсивные, захватывающие и наполненные событиями сны. Мы попросили участников выставки рассказать, что они видели во сне во время самоизоляции.
Игорь Самолет
«Сны я не помню, совсем. Видимо, я всегда просыпаюсь не в той фазе — я их вижу, но не помню. Это, кстати, говорит, о сбитом расписании, поэтому мы встаем уже уставшие».
Владимир Карташов
«Во время карантина все дни и ночи для меня слились воедино, и было сложно отличать реальность от снов, эпизодов сериалов или размышлений. Чем больше времени проходило взаперти, тем меньше мне вспоминался „внешний“ мир, но, честно говоря, это было даже комфортно. Если это было бы возможно, я бы с радостью полностью переселился в онлайн».
ДАНИНИ
«В период изоляции „выключенные“ общественные пространства перестали быть ресурсом разнообразных переживаний, а перемещение артистической жизнедеятельности в онлайн исказило процессы производства и восприятия образов как наяву, так и в поле бессознательного. Сюжеты моих снов и раньше часто были связаны с бесконечно повторяющимся переживанием смерти и апокалипсиса. Отличие этого периода скорее в том, что их стало сложнее запоминать, фиксировать увиденные образы и ощущения.
Постепенно в поиске средства для сохранения исчезающих фрагментов сновидений я пришла к регулярным „инъекциям“ античной мифологией. Чтение мифов, их различных версий, толкования и исторического контекста не только помогало быстрее уснуть, но и приводило к тому, что сны переставали рассеиваться сразу и исчезать без следа. Также я заметила, что за время жесткого карантина изменила отношение к чужим снам: если раньше слушать чужие сны чаще всего было невыносимо скучно, то в этот период к ним можно было, напротив, обнаружить особый интерес. Здесь, кажется, сыграла роль общая нехватка чувственных переживаний, лишенных образной буквальности, и довлеющая конкретика бесконечного онлайн-контента.
Еще одно наблюдение касается взаимного появления в снах друг друга, которое тоже неожиданно обрело новый смысл. Это явление стало альтернативным способом перемещений в пространстве, запрещенных в реальности режимом самоизоляции. Таким образом, недоступное наяву ощущение совместности стало возможным в поле бессознательного. И можно было только искренне порадоваться за своих аватаров и их приключения, созваниваясь с другом в постылом мессенджере".
Анна Таганцева-Кобзева
«Думаю, мы провалились в сон с этим всем. Ощущение пространства, одного и того же каждый день, еще не было настолько разрозненным и настолько поглощающим. Возможно тут все наоборот, и в это время сон стал большей реальностью. Там много событий, там есть действия, эмоции, другие, не те, что тут днем, не это бесконечное чувство пластилина и страх, какой-то график один на все человечество. Но нарратив не всегда один и тот же: это как начинать смотреть сериал в середине по одной серии.
Возможно, мы и не проснулись после этой неопределенной дремы. “Проснулись” — так громко звучит. Проснись! Приди к реальности! Очнись от сна! Открой глаза! Все это сейчас не работает, наша реальность ускользает, постоянно расплываясь, как мираж с неопределенными ограничениями, отмененными событиями и работой. Во снах иногда тоже так — ты уже кто-то, уже есть ситуация, самая безумная, странная, но у тебя нет опыта формирования истории “до”».
Анна Ротаенко
«Монотонность карантинного существования онлайн не то чтобы изменила сны, но сделала неразличимыми дни и ночи, слившиеся в один большой затяжной период. В нем работа, еда и развлечения смешались с тревогой и рутиной. Мне часто снятся насыщенные сюжетные сны, а в карантинных было много диалогов с друзьями и близкими, с которыми давно не виделись вживую. Вообще, поле коммуникаций на карантине похоже на киберпространство со множеством текстов и переписок и пиксельными изображениями лиц, и это оказывается очень похожим на режим сновидений. В нем я зачастую нахожусь в реальностях, неотличимых от интерфейсов 3D-программ, оперируя ими, может быть, и сама превращаюсь в них».
Никита Селезнев
«Мне никогда не снятся сны. Или, возможно, я их не помню. В вопросе пандемических снов, как и других, я, наверное, самый бесполезный рассказчик. Иногда, уже просыпаясь, я начинаю думать, все мысли приобретают сновиденческую яркость и образность, и кажется, что ты придумал что-то потрясающее и новое... И, конечно, во время пандемии, когда необходимости выходить из дома нет, эти фантазии нередко становились отговоркой, чтобы подольше не вставать с постели».
Кирилл Макаров
«Было несколько снов, которые условно можно было бы объединить темой искажения формы. Однажды мне приснился илистый берег реки, вдоль которого я шел. Прямо у воды были выкопаны в ряд одна за другой ямы, их было много, и похожи они были на могилы. В ямах находились животные различных видов, отдельный вид в каждой яме. Рядом были воткнуты таблички с наименованиями. Животные были здоровы, они не нервничали и не пытались вылезти из ям, хотя ямы ничем не были ограничены. Во сне это была своего рода процедура — отпустить животных в реку, в дикую природу. И вот среди всех животных, в основном небольших, мне запомнился кенийский голубь, который выглядел как обычный городской голубь, но с очень длинной шеей, и черепаха, у которой открылся панцирь, как табакерка, и она лежала в нем как в ванне, грелась на солнце и постоянно меняла свою форму, как бы перетекала сама в себя.
В других снах также встречались герои и объекты с подобными деформациями. Например, охранник на острове, у которого не было одного глаза, керамическая чашка с напитком, по консистенции похожим на расплавленную керамику, солист группы, тело которого на сцене совершало синусоидальные колебания.
Еще один сон: вертолет привозит меня на остров, совсем небольшой, буквально 200 на 200 метров. Похоже на акваторию Финского залива, вода серого оттенка, мель. На острове галька и песок. Посреди стоит большая сцена, на которой какая-то группа готовится выступать. Зрителей почти нет, но они приплывают понемногу на старых моторных лодках и прилетают на вертолете. Рабочие доделывают сцену и перекрытия в кафе. Вокруг острова — охранники в берцах, армейских штанах и майках. Они кажутся очень сосредоточенными, но одновременно и дружелюбными. Я хочу осмотреться, понять, почему я здесь. Подхожу к одному из охранников, он, ничего не говоря, мягко берет меня за плечо, и я вижу, что у него нет одного глаза, так, будто его просто стерли с лица. Я, следуя направлению его руки, иду к сцене, там начинается выступление. Группа играет музыку, солист двигается неестественно, раскачивается на сцене. И прыгает в воду».
Софа Скидан
«Со снами сложно: я не вспомню сейчас ни один сон в период локдауна. Точно могу сказать, что они были более насыщенными, что мне кажется абсолютно логичным на фоне минимальных событий в жизни».
Артем Голощапов
«Про сны, к сожалению, особо ничего сказать не могу, потому что они мне уже довольно давно не снятся. Точнее, снятся, но я их почти никогда не запоминаю. И потому этим инструментом не пользуюсь. Но могу рассказать о последнем сне, который запомнил.
В нем я решил проехать километров 15 через глухой лес на велосипеде, потому что мне хотелось искупаться в красивом озере, но ехать на автобусе и электричке и делать большой крюк в жару было лень. Когда программа для построения маршрутов по лесным тропам предупредила о том, что необходимый уровень путешественника «эксперт», уже стоило задуматься. Я на автомате нажимал «ок» на все уведомления и вспомнил об этом довольно быстро, когда зашел глубоко в чащу, а тропа заросла и оказалась завалена деревьями. Мне пришлось нести байк на себе, ветки впивались в ноги, голову спасал шлем. Иногда удавалось набирать скорость и более-менее быстро ехать по корням. В какой-то момент молодой сосновый лес сменился старым лиственным, плавно начало темнеть. Обычно в лесу в одиночестве слух обостряется, и ты слышишь почти любой шорох. Почти у меня под колесами из ниоткуда оказалась ободранная дикая собака, похожая на гиену. Просто резко перебежала дорогу и исчезла. Конечно, после этого стал сбоить навигатор — еще бы, я далеко от ближайших вышек. Вообще-то, я не особо понимал, где я нахожусь.
И тут я съезжаю с холма и резко оказываюсь в целом городе бомжей или отшельников. Это было ужасно, потому что хижины были как будто намеренно сделаны уродливыми и отвратительными, было тихо, но я не знал, кто тут есть. Часть обитателей жила в неглубоко вырытых землянках, в грязи. Я резко дал по газам, но быстро убраться оттуда было невозможно — тропа была труднопроходимой. Людей по-прежнему я не замечал, но на соседних холмах заметил, как параллельно мне движутся несколько собак-гиен. Тут и там валялась какая-то тухлятина, в которой что-то шевелилось. Скорее всего, прошло несколько десятков секунд, но для меня время растянулось, мне казалось, что лес становится вязким и его ветки пружинят и стараются оставить меня. В фильме ужасов в этот момент на меня бы вышел царь бомжей или просто сам дьявол в человеческом обличии, и состоялась бы финальная схватка, я бы потерял часть конечностей, но боролся бы до конца. Но во сне через метров 200 я заехал в гору и оказался на оживленной трассе. Неподалеку стояла машина, водитель остановился пописать и с удивлением покосился на меня. Я вернулся в реальный мир".
Альбина Мохрякова
«Мне часто снятся яркие и фантазийные сны. Есть закономерность: чем обыденнее реальная жизнь, тем более кинематографичные и фантазийные сны. Расскажу сон, приснившийся мне во время самоизоляции, он связан с современным искусством. Я записала его 26 апреля 2020 года.
Я иду на выставку Владимира Дубосарского. Все происходит в большом пространстве, полностью заставленное искусством. Толпа, приходится проталкиваться. Подхожу к новой работе Дубосарского: это видео в стиле AES+F и живопись, по форме напоминающая серебристый фантик с портретами молодых художников и перечислением их заслуг. Под портретом каждого художника был внушительный список, напоминающий классическое CV, только с формулировкой „заслуги перед современным искусством“. Художник и гости смеялись, находя это высказывание очень остроумным. Заканчивается сон званным ужином с венскими сосисками».