Иван Вырыпаев: "Сегодня я вынужден признать: цензура есть"

Год назад "Практику" возглавил режиссер Иван Вырыпаев. Наш корреспондент поговорил с ним о том, что удалось сделать на новом посту, чего ждать в будущем, почему репертуарный театр переживает кризис и как изменилась современная пьеса.

Россия всегда славилась своей любовью к театру. Но, кажется, в последние годы наметился некий поворот, и ажиотаж спадает. Вы разделяете это мнение?
У меня есть маркетинговые данные, я заказываю исследования, и мне говорят, что посещаемость театра очень высокая. Речь идет сейчас о Москве, про регионы я не знаю. Причем не только о "Практике", а в целом.

Вы не связываете это с кадровыми перестановками, которые произошли в столичных театрах в последние несколько лет?
Я ни с чем это не связываю. Зрители ходят в театр в принципе, на все, вне зависимости от конкретных постановок. Люди просто его любят.

Вы однажды сравнивали польское театральное искусство с рентгеном, который сканирует общество и говорит о наболевшем. А какую функцию театр выполняет в России?
Российский театр делится на два основных направления. Первое — культурно-массовое обслуживание, как некое "окультуривание" человека, где сюжеты, авторы ни о чем актуальном не говорят.

Второй театр пытается говориться о важном, его меньше, но он востребованный, он выполняет роль лидера общества. Его немного в провинции, в основном он живет в Петербурге и Москве. Есть и третий вид, но его совсем-совсем мало — это духовная терапия. Она помогает раскрыться творческому началу человека.

Вы какому виду отдаете предпочтение?
Мне, как зрителю, интереснее третье направление. Оно построено на созидающей энергии.

Вы замечали, что западный театр говорит о чувствах, но не чувствует. Правда ли, что российский говорит о вещах и событиях, но не объясняет их?
Запад — понятие растяжимое, там есть разные театральные традиции. Скорее, я говорил о тенденции к эмоционально-патологическому театру. Но, конечно, на Западе очень часто встречаются хорошие, большие чувственные спектакли. Мне кажется, что передовые российские режиссеры перенимают культуру западного театра, ведь мы эстетически ориентируемся на него, у нас собственной эстетики нет. В каких-то самых ярких проявлениях российский театр похож на западный. 

А как обстоит дело в провинции? В чем региональные театры, помимо финансирования, уступают, а в чем выигрывают?
Я не большой знаток, все не видел, но, думаю, общая тенденция есть. В России очень силен консерватизм — я не хочу сказать, что это плохо, ни в коем случае, у него тоже есть плюсы, но часто он мешает нашему развитию. Порой консерватизм доходит до абсурдных пределов. Он проявляется в настороженном отношении к современным авторам, формам, режиссерам. Поэтому чаще всего получается что-то очень неживое. Я не был во всех провинциальных театрах, но я абсолютно убежден, что московские театры показывают далеко не лучшие свои качества. Мы говорим "Запад", "регионы", а ведь это колоссальные территории, там живут разные люди, и в одном городе театр слабый, отсталый, а в другом идет что-то интересное.

"Практика", конечно, это маленький подвальчик, который отрабатывает свои возможности на 200%". Скоро, видимо, мы будем делать постановки в туалетах"

Заняв пост худрука, вы сказали, что "Практика" — это бескомпромиссный театр. Говорим то, что думаем, и любим авангардное искусство. Эта установка осталась? 
Буквально месяц назад я еще готов был сказать, что цензуры нет. Но сегодня я вынужден признать, что цензура есть и с каждым днем наше духовное развитие ограничивают все больше и больше. И здесь уже пора бы раздаться сигнальному звонку, потому что состояние нашей культуры приближается к точке невозврата, откуда нам потом уже трудно будет вернуться на стадию развития, и тогда наша нация просто распадется. И поэтому роль театра сегодня необычайно высока. Театр препарирует вещи, и запрещать использовать какие-то слова и высказывания — это последнее, что можно сделать. 

Что вы имеете в виду?
Мы наблюдаем сильнейший зажим: ограничения в использовании мата, еще какие-то запреты, — но я надеюсь, что со временем это пройдет, и пройдет скоро. Если этого не произойдет, то мы перестанем развиваться и исчезнем.

"Практика" стала культурным кластером, где ставят не только пьесы, но также проводят кинопоказы и стихочтения. Это слияние жанров произошло само собой или такова была изначальная установка?
По-другому очень сложно выстраивать политику и существовать, потому что зрители сегодня ищут место, а не просто театр. "Гоголь-центр" сумел таковым стать: Кирилл Серебренников и его команда очень правильно все сделали и рассчитали. И в "Практике" всегда проходили кинопоказы, семинары, занятия йогой... Человек хочет проводить досуг, заниматься чем-то полезным.

Другое дело, что помещение театра не позволяет это осуществить. Я хотел бы много чего воплотить в жизнь, надеюсь, департамент культуры поможет к 10-летию "Практики" с помещением. Посмотрите сами: мы с большим успехом и ажиотажем провели "Ночь театра", все желающие не смогли уместиться. Мы должны были отказаться от участия во Всемирном дне театра 27 марта, потому что после 23:00 не можем проводить большие мероприятия, так как находимся в жилом доме.

"Практика", конечно, это маленький подвальчик, который отрабатывает свои возможности на 200%. Скоро, видимо, мы будем делать постановки в туалетах. У нас всюду жизнь, но не хватает помещений, мы задыхаемся и скоро взорвемся, как бомба.

"Состояние нашей культуры приближается к точке невозврата, откуда нам потом уже трудно будет вернуться на стадию развития, и тогда наша нация просто распадется"

Если подводить итоги года пребывания на посту, то чем вы можете гордиться?
У меня самого нет особых достижений, хотя есть спектакли, которые мы сделали сообща. Я радуюсь достижениям своей команды — директора Юрия Милютина и продюсера Марии Горшковой. Это их заслуга: они создали мощную менеджерскую и организационную структуру. "Практика" — это серьезная группа профессионалов, от которой даже я иногда страдаю. (Смеется.) Я не могу позвать своих друзей на спектакль, потому что мы продаем все места, и, когда приходит какой-нибудь знакомый, я плачу за билет из своего кошелька. Но сейчас работаем над тем, чтобы доступ на спектакль имел бы каждый желающий.

Московские власти финансово помогают нам, но сдержанно: мы не фавориты, дотации скромные, поэтому приходится выживать, что в каком-то смысле идет нам на пользу. Мы все делаем своими силами, мы не придворный театр, и средства идут на ремонт, содержание труппы, новые постановки.

 

Год назад вы оговорились, что считаете себя переходной фигурой и намерены за несколько лет найти преемника. Не изменили свое мнение? 
Мне нужно было пройти этот путь и получить определенный опыт. А также сменить Эдика Боякова — по его просьбе. Посмотрим, что будет дальше. У меня ведь есть обязательства — перед попечительским советом, зрителями, составом театра, и я не позволю себе просто все взять и бросить. "Практика" — уникальный, самобытный, интересный организм.

А как складывается ваша работа в кино?
Сейчас готовлюсь к фильму про католическую монашку, которая оказалась в Тибете, на съемки вылетаю 2 мая.  

Однажды вы заметили, что вас могут считать наивным, глупым, даже сумасшедшим, но вы по-прежнему будете верить в возможность новой эпохи Возрождения.
Сейчас я готов уточнить свои слова. Я неверно подобрал термин, не знал, как это описать. Это не то чтобы эпоха Возрождения, просто сегодня у человечества и искусства в целом есть уникальный шанс (оговорюсь, я не уверен, что мы им воспользуемся: помешать могут экология, технологии), но есть шанс у яркого представителя человечества перейти на новый интегральный уровень жизни. Тогда человек совершенно по-другому будет относиться к искусству, кардинально поменяет парадигму восприятия этого мира, тотально перезагрузит свое значение в этом мире.

Эти предпосылки совсем не утопические, уже есть такие люди. Другое дело, что до массовости пока далеко. Человек идет к этому развитию, и тогда само искусство способно будет засиять новыми гранями.

Ваш предшественник Бояков заметил, что театр — это мини-государство. А какие болезни, присущие всей стране, передаются этому самому "мини-государству"?
Абсолютно согласен: театр как государство. Если я в своем маленьком театре не могу сделать все так, как мне хотелось бы, если иду на огромное количество компромиссов, — а я иду, да, — что же тогда говорить о президенте с его огромным театром в 160 миллионов человек? Я раньше ругал, сетовал на власть, не понимая, какая это непростая вещь, а теперь стал внимательнее. И еще я понял очень важную вещь: любой коллектив имеет такого руководителя, которого он заслуживает. Это не мистика. Политика есть даже в таком маленьком подвальчике, как "Практика", где у меня всего 63 подчиненных.

Последний вопрос: что вы готовы пообещать своим зрителям?
Не хочу ничего обещать: это будет пафосно и вдруг не сбудется. Я могу вот как сказать: я обещаю, что мы будем стараться, чтобы "Практика" в любом случае была и оставалась искренним театром, который уважает зрителя.

У нас может что-то не получиться, мы можем совершить ошибку, но это будет искренняя ошибка. Нам важно, чтобы зритель все понял и чтобы чувствовал себя максимально открытым. А мы постараемся быть искренними и относиться к нему с уважением.