Как за пару дней успеть увидеть 56-ю Венецианскую биеннале
Диснейленд современного искусства
Первое и главное, что следует понимать про Венецианскую биеннале современного искусства, — она огромна. В этом ее достоинство, но и основная трудность. Достоинство — потому что попадаешь в такие места, которые просто так никогда не увидишь, а трудность — потому что этих мест слишком много и на них не хватает ни глаз, ни ног. Уже только Arsenale, где расположена основная выставка, и Giardini, где находится большинство павильонов стран-участниц, занимают по дню каждый, если просто пройти их насквозь, без особенной расслабленности. А еще десятки павильонов, разбросанных по городу, а еще аффилированные с биеннале выставки. И если вы не куратор, не арт-критик, не владелец галереи, не коллекционер, а просто любитель искусства, дилетант, по сути, то вам стоит поберечь себя и ограничиться общим впечатлением.
«Это же биеннале! Это же самая главная выставка современного искусства в мире! But I've missed that palazzo!» — кричит в экзальтации в телефон какая-то американка. Я сочувственно слушаю ее, сидя напротив в вапоретто, который увозит нас из Arsenale. «Take it easy! — хочется сказать ей. — Я тоже пропустила полно всяких палаццо». И в Arsenale завтра придется вернуться еще раз: итальянцы, конечно, ни за что не перетрудятся — закрывают все в 18:00 (в пятницу и субботу до 8 вечера, но только до 26 сентября), по понедельникам не работают (кроме 11.05, 16.11 и почему-то 1.06), и если еще включать сюда палаццо, логистика выстраивается совсем головоломная. В таком стрессе получить свою порцию эндорфинов от искусства будет сложно. Так что лучше сразу смириться, что все равно пару-тройку палаццо придется пропустить. Я вот вообще попала только в несколько, но зато спокойно походила по основной экспозиции и посмотрела национальные павильоны. И составила себе общее впечатление. Чтобы получить его, вовсе не обязательно быть продвинутым потребителем современного искусства, достаточно знать про него несколько простых вещей.
если вы не куратор, не арт-критик, не владелец галереи, не коллекционер, а просто любитель искусства, дилетант, по сути, то вам стоит поберечь себя и ограничиться общим впечатлением
В магазине сразу у входа в Arsenale среди каталогов, маек, постеров и альбомов стоит очень современное технологичное издание «Капитала» Маркса в трех томах, которые весят примерно как один советский. Тема основной экспозиции этого года — «Все будущее мира», и длинная и узкая дорога к выходу завешена с двух сторон мешками из-под всевозможных колониальных товаров (метафора прошлого этого мира, к которому не хотелось бы возвращаться). Актуальное современное искусство практически все и везде левое. Всяческий протест — будь то феминизм, антибуржуазность (ну, это уже лет 150 как), антиглобализм и прочие левые идеи — составляет его главное содержание. Вопрос в том, насколько эстетически убедительно все это подается.
Вот, например, проект вьетнамской художницы Тиффани Чан — пуантилистские разноцветные узоры, нанесенные на кальку поверх белой бумаги, — издалека напоминает изящные штуки из муранского стекла, которым в Венеции покрыт каждый сантиметр. При приближении они отчетливо складываются в некую инфографику, а если подойти совсем близко и прочитать табличку, то окажется, что это карты и диаграммы сирийского гуманитарного кризиса. Они показывают, например, сколько и в каких районах было убито детей и подростков и прочие столь же неуютные вещи. И вот этот контраст между содержанием — гуманитарной катастрофой — и каллиграфической, с изящными венецианскими аллюзиями формой производит сильное впечатление.
Контрасты — это то, с чем любит работать современное искусство. Контраст между формальными приемами и содержанием, как у Тиффани Чан, или между двумя разными идеями при схожем приеме в одном из последних залов Arsenale, где под потолком облаком висит пластичный дисплей, состоящий из множества мелких фото (работа турецкого художника Кутлуга Атамана), а по стенам развешены большие фотографии из серии 2011 года Passengers знаменитого французского документалиста и фотографа Криса Маркера. На огромном экране светятся мириады маленьких фотографий жанра «на документы», и, составленные вместе, они совершенно обезличиваются, лишаются всякой персональности. Маркер же, напротив, выхватывает случайные лица в метро, делает портреты, и каждый перестает быть частью вполне безличной толпы и становится индивидуальностью до такой степени, что практически можно писать сценарий о его жизни. И вот этот контраст между взглядом христианского Запада и мусульманского Востока создан уже кураторами биеннале. Великая сила развески.
В Биеннале этого года участвует больше 80 стран. Небольшая часть их павильонов расположена в Arsenale, основная — подальше в Giardini (и русский тоже), а некоторые просто разбросаны по городу и островам
Крис Маркер, умерший в день своего 91-летия в 2012 году, не единственный классик современного искусства, представленный в основной экспозиции биеннале, и даже не единственный уже почивший классик. Из вполне живых был еще, например, блестящий немец Георг Базелиц — неоэкспрессионист, создатель «Новых диких», который в последние десятилетия занимается в основном вариациями своих основных образов и приемов, но от этого они не становятся хуже. Вот как, например, показанные тут его знаменитые перевернутые фигуры, где из холстов с ними составлена почти комната.
Протест. В частности, протесту 2011—2012 годов посвящена инсталляция Натальи Першиной-Якиманской (Глюкли) «Одежды для демонстрации». Среди одежд, надетых на деревянные палки и выглядящих как огородные пугала, есть, например, штаны с вышитой надписью «Россия без Путина» и что-то с надписью «Вор должен сидеть в тюрьме» — лозунги, которые помнит каждый, ходивший той зимой и весной на Болотную. В целом эти одежды беспомощного протеста выглядят таким автометаописанием. И вряд ли иронический контекст, возникающий вокруг этих проткнутых в разных местах тряпок, предполагался автором.
Инсталляция Глюкли находится почти в самом конце длинного ангара — и, выходя из него, я почти случайно поворачиваю в какой-то темный проход. Его загораживает барьер с лентой на манер аэропортовских, у которого стоит парень с фонариком и объясняет, что внутрь можно не больше трех-четырех человек. Честно говоря, я просто устала и остановилась отдохнуть, но тут вышла пара девушек, и меня пригласили войти. Внутри, в длинном пустом помещении, почти полная темнота — только в самом конце горит маленький экранчик с какой-то черно-белой хроникой без звука. Под ногами — толстый слой щебня, в который проваливаются ноги и который при каждом движении издает колючий треск. Слух работает лучше, чем зрение, — сразу понятно, что треск этот происходит не только от твоих движений и даже не только от движений вот этой выходящей пары — есть еще что-то или кто-то. Инстинктивно пробираешься вперед к единственному источнику света — на экране идет кубинская хроника: Фидель на трибуне, Фидель с рабочими, Фидель с пионерами. Поворачиваешь голову и начинаешь различать вокруг совершенно обнаженные фигуры — кажется, мужские, — стоящие по щиколотку в щебне, глядящие в экран и совершающие странные механические движения — наклоны, какие-то взмахи руками, обсыпание себя этим щебнем. Фигуры почти призрачные, потому что ничего, кроме очертаний, не видно. Опять смотришь на экран, где улыбается Кастро, потом опять на мерно двигающих руками людей — и под это механическое шуршание понимаешь, что давно не испытывал такой мощной синергии. Мрак, голые люди-призраки, звонкое шуршание, похожее на звук работающих жерновов, и немой экран с пропагандистской хроникой — Sin Título, действительно сильное высказывание про тоталитаризм, протест и свободу Тани Бругеры, кубинской художницы, работающей в Нью-Йорке и выставляющейся на таких выставках, как Documenta, и в таких музеях, как Tate Modern.
Феминизм. Понятно, что без него в 2015 году не может быть сколько-нибудь серьезного арт-мероприятия. И очень характерно, что самое интересное на эту тему придумала шведка. Петра Бауэр сделала видеоинсталляцию A Morning Breeze: диапроектор проецирует на экран слайды фотографий шведских социалистических женских организаций начала прошлого века, а рядом на столе высвечиваются старые афиши их собраний и выступлений. Очень трогательно и как-то вдохновляюще.
Другая инсталляция напрямую, казалось бы, не связана с феминизмом. Комната с минималистичной обстановкой годов 70-х — столик, люстра, буфет, секретер, глобус, настенные часы, картина — и разбитая тарелка на полу. Эта единственная примета хаоса в стерильном интерьере создает практически бергмановский драматизм. Если учесть, что работа сделана женщиной — Мерик Алгюн Рингборг, к тому же турчанкой (живущей в Стокгольме), то феминистический контекст возникает буквально из воздуха.
Русские тут в этом году все женщины — вот еще один феминистический сюжет. Кроме упомянутой уже Глюкли собственно павильон России (его комиссар — Стелла Кесаева, а куратор — Маргарита Тупицына) представляет проект московской концептуалистки Ирины Наховой «Зеленый павильон». Но моя любимая русская тут — Ольга Чернышева, еще одна участница основной экспозиции. Ее остроумные, виртуозные графические листы с английскими надписями на полосках бумаги хороши чрезвычайно: «Иностранный куратор» рядом с худой, сутулой и коротко стриженной женской фигурой в брюках, толпа на эскалаторе московского метро — «В техномире человеческое тело начинает играть роль природы», двойники Ленина и Сталина в переходе под Охотным Рядом — «Кто будет стоять на этом месте в следующем веке». Под таким псевдозападным взглядом (тот самый эффект отстранения) получается какая-то очень убедительная и очень проникновенная картина московской жизни — дикой, нелепой и адски трогательной местами. Я лично давно не видела ничего настолько содержательного про эту нашу жизнь.
Павильоны. В биеннале этого года участвует больше 80 стран. Небольшая часть их павильонов расположена в Arsenale, основная — подальше в Giardini (и русский тоже), а некоторые просто разбросаны по городу и островам (как, например, замечательный павильон Армении на острове с монастырем San Lazzaro degli Armeni, получивший «Золотого льва«, куратор — Аделина Чуберян фон Фюрстенберг). Посетить их все — задача нереальная, если только вы не собираетесь остаться в Венеции на месяц и ходить туда как на работу каждый день (что само по себе, конечно, классный план). Giardini — это такой арт-Диснейленд, где есть сделанное с очевидной претензией концептуальное искусство — как, например, у России. Есть буйные инсталляции с лестницами, переходами и мобилями — как, например, у Латвии, — а есть пустота и чистота, как в моем любимом павильоне Тувалу, где нет ничего, кроме стен, воды и света — и надписи на стене, что из экологических соображений не печатаются никакие буклеты.
Отнеситесь к этому, как дети к походу в парк аттракционов, — потому что именно аттракционом для взрослых современное искусство в массе своей и является. И если оно справляется с задачей увлекать и развлекать — это уже большое достижение. Если же еще что-то говорит уму и сердцу — это совсем праздник. Венеция же, с ее идеальной ренессансной красотой церквей и палаццо, набитых Беллини, Чимой, Карпаччо, Каналетто, Гварди и Тьеполо, заставляет работать почти все эти перевернутые медные чаны, деревянные чурки, кирпичные стены, которые тут же выкладывают несколько тайцев (никогда не знаешь, это они просто не успели все закончить или у них такой перформанс, в данном случае американца тайского происхождения Rirkrit Tiravanija), и бесконечные вертящиеся штуки. Лучшего контраста для современного искусства и быть не может. Ну а какой смысл в нем высвечивает такой фон — это каждый раз маленький сюрприз.