Гете, Джойс, Пушкин: 9 книг, которые изменили литературный процесс

«Гамлет, принц датский», 1601

Уильям Шекспир

Не секрет, что сюжет шекспировской трагедии не полностью оригинален. Легенду о терзаемом жаждой мести сыне короля ютов Амлете, который притворился безумцем, изложил в XIII веке хронист Саксон Грамматик. А три века спустя пересказал Франсуа де Бельфоре.

Революционным стал сам образ принца — Шекспир сместил акцент с темы мести на душевные терзания героя. Если раньше мститель был бескомпромиссным бойцом, то под пером английского драматурга превратился в философа, страдающего меланхолией и бесконечно рефлексирующего.

«Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский», 1616

Мигель де Сервантес

Изначально произведение Сервантеса воспринималось как пародия на популярный тогда рыцарский роман: обедневший немолодой дворянин Алонсо Кехана начитался книг о странствующих рыцарях, возомнил себя одним из них и отправился бороться со злом. Однако образ пылкого нелепого Дон Кихота на тощей кляче оказался гораздо глубже, чем просто смешного неудачника.

Со временем в нем разглядели и трогательный идеализм, и высмеивание прежних литературных традиций, где изображение человека было поверхностным и схематичным: либо герой, либо злодей. Новаторским можно назвать и разносторонний взгляд на одни и те же события: рыцарь печального образа видит мир совсем не так, как его прагматичный оруженосец.

«Сид», 1623

Пьер Корнель

Во времена Корнеля драматические произведения строились по строжайшим канонам. Нельзя было миксовать высокий жанр (трагедию) с низким (комедией) или нарушать принципы единства места (все события разворачиваются в одной точке), времени (все происходящее на сцене должно занимать не более суток, никаких «прошло три года») и действия (основная сюжетная линия — одна).

Французский драматург решил иначе. События пьесы растянулись на 30 часов, местом был выбран не дворец, а город. Кроме того, по ходу произведения один благородный дон давал пощечину другому, что допустимо для крестьян, но никак не для дворян.

Но главным, пусть и не таким формальным, нарушением было развитие конфликта между чувством и долгом. Сначала главный герой дон Родриго мечется между сыновним долгом и страстью: он должен мстить отцу возлюбленной Химены, который оскорбил его отца. Затем наступает черед Химены: Родриго убил ее отца, но она не может разлюбить его.

Конфликты такого толка были не новы в драматургии, но вот глубину переживаний героя, которому предстоял нелегкий выбор, первым показал именно Корнель. И пусть критики Французской академии отнеслись к пьесе неоднозначно, широкая публика приняла ее на ура.

«Станционный смотритель», 1830

Александр Пушкин

Герой этого небольшого произведения из цикла «Повестей покойного Ивана Петровича Белкина» считается первым представителем «маленького человека» в русской литературе.

Раньше главными героями становились люди с сильными характерами, выдающимися талантами или хотя бы интересной судьбой. Пушкин же поместил в центр повествования простого, робкого, незначительного, небогатого человека и сумел показать, что и жалкий спившийся старик Вырин, чью единственную дочь обманом увез в большой город гусар, заслуживает сочувствия и понимания. Позже к теме обратятся Гоголь, Достоевский, Куприн и еще десятки писателей.

«Фауст», 1831

Иоганн Вольфганг фон Гете

Легенду об ученом, продавшем душу дьяволу, Гете узнал в детстве, а над замыслом своей великой трагедии работал 60 лет. Почти до самой смерти.

Считается, образ Фауста, ученого-философа, который стремится к безграничному познанию мира и мечтает нести свет и просвещение другим людям, повлиял на всю мировую культуру. Отсылки к трагедии можно увидеть в произведениях писателей-классиков, театральных постановках, песнях рок-музыкантов и на страницах манги.

«Улисс», 1921

Джеймс Джойс

Как только не называли этот роман: энциклопедией модернизма, первым произведением постмодернизма, «черным квадратом» литературы, «незабываемой катастрофой — безмерной по смелости, страшной по разрушительности», «кучей навоза, в которой копошатся черви, заснятой кинематографическим аппаратом через микроскоп».

Роман об одном и довольно незначительном дне из жизни дублинца Леопольда Блума — пример виртуозного поиска новых форм и приемов, бесконечной игры с техниками письма, языком и стилем и сотни аллюзий и символов, по поводу которых критики спорят до сих пор. Да, и это тот самый поток сознания.

«Сто лет одиночества», 1967

Габриэль Маркес

Сага колумбийского писателя о живущей в Макондо семье Буэндиа, стала главным произведением магического реализма — то есть жанра, где фантастические события преподносятся как обыденность и тесно с ней переплетаются. Сбываются пророчества, возносятся на небо умершие, пять лет непрерывно идут дожди, но это никого не удивляет. Традиции магического реализма, основанные на верованиях и мифах доколумбовых индейских цивилизаций, появились в латиноамериканской литературе, а позже перешли в европейскую и мировой кинематограф.

Некоторые находят сходство между магическим реализмом и городским фэнтези, что не совсем верно. Если в первом случае «волшебные» события могут быть всего лишь допущением, трактовкой или верой в мифы рассказчика, то во втором — оборотни и ведьмы становятся объективной реальностью.

«Манхэттен», 1925

Джон Пассос

Первое произведение, построенное по принципу монтажа. Это кинематографичный роман о «Большом яблоке» и историях людей, живущих в Нью-Йорке в разное время. Что особенно важно, главные герои здесь не люди, а сам Манхэттен — энергичный и порой безжалостный символ американской мечты.

Роман называли расцветом новой школы письма и лучшей книгой о Нью-Йорке, которая, как никакая другая, высвечивает все грани США.

«Трамвай "Желание"», 1947

Теннесси Уильямс

«Нет сегодня драмы, которая хоть бы отдаленно могла сравниться с масштабом «Трамвая "Желание"», да и не было написано ничего подобного на Западе за всю вторую половину XX века», — считал американский критик Джон Саймон, известный своим скептицизмом и язвительностью.

Пьеса о сломленной морально и физически красавице-южанке Бланш показала трагедию человека, не выдержавшего схватки с укладом жизни в современном обществе и жестокостью людей. Образ потерянной невротичной аристократки — один из самых характерных для жанра американской южной готики, связанного с «унесенными ветром» бытом и традициями американского юга. Он, как известно, после войны из богатого и щедрого края превратился в жутковатое и безумное место, где процветают расизм и насилие.