Может ли кино примирить нации? Рассуждают авторы шпионского сериала «Тегеран» о конфликте Ирана и Израиля

На Apple TV+ продолжают показывать «Тегеран» — израильский шпионский сериал про агента «Моссада» Тамар Рабинян (Нив Султан), заброшенную в Иран для диверсии на электростанции. Она должна снять защиту с военного объекта, который беспрепятственно смогли бы атаковать ВВС Израиля. Фильм начинается со сцены, в которой летящий на Гоа самолет иорданской авиакомпании вынужден совершить аварийную посадку в Тегеране, и молодая израильская пара начинает истошно требовать, чтобы самолет не сажали в стране, где их ждет заключение под стражу. Два эти государства находятся в состоянии войны, нации ненавидят друг друга, и израильский паспорт на территории Ирана — это билет в неприятности. По прилете в туалете тегеранского аэропорта происходит обмен иранской диссидентки на похожую на нее разведчицу и закручивается интрига.

Задача шоураннера Моше Зондера — автора легендарной шпионской саги «Фауда» — показать, что в Иране живут такие же люди, как в Израиле. В его Тегеране, помимо публичных казней, фанатиков из ополчения Басидж и кгбшников из КСИР, зрители встречают Фараза Камали (блестящая роль ирано-американского актера Шона Тауба) — функционера Корпуса стражей, в котором человечность и трогательные отношения с больной женой сочетаются с хладнокровием и жестокостью. Мы также видим местных хакеров, оппозиционных студентов-раздолбаев и иранских евреев. Большинство из их уехало после установления исламской республики, а оставшиеся испытывают на себе всю гамму гибридного режима, как в Советском Союзе, где не было государственного антисемитизма, зато пропаганда активно проповедовала ненависть к государству Израиль.

Как вы создавали сюжет — вас вдохновили реальные истории из новостей?

Все персонажи — плод нашего воображения, но мир сериала вполне реален. Прежде чем сесть за сценарий, мы два года проводили тщательные исследования материала. Познакомились с культурой Ирана, режимом, обществом и с тем, как Моссад работает в Тегеране. Важно, чтобы «Тегеран» не считали документальным сериалом — это развлекательный шпионский экшн-триллер. Обрамлением сюжета стала борьба израильского «Моссада» против иранской ядерной программы. Тем не менее в его центре — проблемы самоидентификации, национальности, опыта иммиграции, поиска семейных корней. Вопрос ставится так: привязаны ли мы к нашим корням на всю жизнь? А если обрубить их, то надо ли за это расплачиваться? И если да, то какой ценой? Например, израильская актриса-еврейка Эсти Ерушалми родилась в Тегеране, жила там до 15 лет, училась в мусульманской школе, а потом ее семья эмигрировала в Израиль. Эсти великолепно сыграла это, вжившись в роль Арезу — тетушки Тамар, младшей сестры ее матери. Много лет назад она последовала за своим сердцем, обратилась в ислам и оборвала связи с семьей. Ее дочь не знает, что ее мать — урожденная еврейка, и этот груз она будет нести всю свою жизнь.

«Тегеран» можно рассматривать как политическое заявление. На какую реакцию вы рассчитывали и какую реакцию в итоге получили?

Да, мы определенно хотели сделать политическое заявление. Параллельно с работой сценариста я многие годы занимался журналистскими расследованиями. Мне нравилось пересекать границы — в реальном мире и в голове. Я брал интервью у представителей враждебных держав, про которых мне всю жизнь говорили, что они хотят убить меня. Я много раз бывал на Западном берегу и в Секторе Газа, встречался с лидерами движения ХАМАС. Я брал интервью у шейха Ахмеда Ясина — основателя ХАМАС, которого в конце концов убили израильские войска. Я хотел послушать его и других лидеров и активистов, узнать их точку зрения, их картину мира. Иногда я встречался с их семьями. Это оказало на меня огромное воздействие и в конечном итоге привело к написанию первого сезона «Фауды». Я придумал персонажа по имени Абу Ахмед — главу военного режима ХАМАС в этом сериале — и сделал его человечным. Чтобы такого рода персонажи оказались на израильском телевидении в прайм-тайм — это было что-то из области фантастики. И сначала «Фауду» никто не хотел показывать.

В связи с «Тегераном» хочется вспомнить о шведском сериале «Халифат», авторы которого также пытаются разобраться, как запуганные люди превращаются в религиозных экстремистов. Как думаете, кино и искусство в целом способно примирять людей?

Я верю в искусство. И мне кажется, искусство в целом, возможно, единственная вещь, которую можно противопоставить расизму. Мы все в каком-то смысле расисты, и даже либералы. Когда мы были детьми, наше племя, наша нация — наше сообщество на любом уровне, — скармливало нам какие-то нарративы, где всегда существовали «другие». А сейчас мы живем в эпоху стриминга, когда медиа и особенно телевидение стали более могущественными, чем любые другие виды искусства. Я верю, что телевидение может перестроить наше мышление. Не говорю, что вы посмотрите серию, а на следующий день полностью смените свою точку зрения, но я действительно верю в силу телевидения.

Мы тоже живем в стране, которую в последние годы снова стали считать маргинальным агрессивным государством, и бывает непросто ощущать себя его гражданами. В какие моменты ваши персонажи — разведчики и шпионы — олицетворяют свои государства, а в какие нет?

Ваша семья переехала из СССР в Израиль в 1970-е, и помимо «Тегерана», вы сняли еще несколько сериалов о Моссаде. Наверняка вы в детстве смотрели советские шпионские фильмы во главе с «17 мгновений весны»? Могло ли это как-то отразится на том, как вы работаете с темой?

Я видел фильмы про шпионов, но запомнил не «17 мгновений весны», а «Место встречи изменить нельзя». Я его посмотрел с родителями и влюбился в Высоцкого. Что-то есть такое в героях «Тегерана» оттуда — с одной стороны, очень человеческое, с другой — немного темное. Не помню, кто в «17 мгновений весны» был охотником за шпионами?

Да! И наш Мюллер — он симпатичен. «Тегеран» говорит, что ты можешь понять обе стороны без ненависти к Мюллеру.

Мы снимали в Афинах — они похожи на Тегеран, где я, конечно, никогда не был. На съемочных площадках мы меняли рекламные постеры и вывески, убирали американские машины из кадра, но главной задачей было заполнить улицы массовкой, которая бы выглядела как иранская массовка. Оказывается, в Афинах живет примерно 5000 иранских беженцев, часть из которых мы пригласили на съемки. Это молодое поколение, которое хотело другой жизни на Западе, и общение с ними стало для меня самым трогательным моментом во всей работе. Я увидел людей с такой же, как у меня, базой и ценностями, которые хотят хорошей жизни для себя и своих детей; это образованные, культурные люди. После проката в Израиле сериал, конечно, попал пиратскими путями в Иран, и мы начали получать оттуда восхищенные имейлы. Говорят, что получилось аутентично, пишут, что им было интересно.

В третьей серии ваша героиня Тамар попадает на квартирную вечеринку к иранским оппозиционерам, что тоже может напомнить о советских диссидентах. Вы еще, наверное, смотрели док «Рейв в Иране» о том, как функционирует андерграунд в стране?

Когда я говорю, что мы хотим показать другой Иран, то именно эту сторону имею в виду — молодежь, которая хочет жить свободно. Вы знаете, что в Иране нельзя слушать американскую музыку, потому что это империализм? А эти люди хотят слушать музыку вне зависимости от политики. Конечно, я смотрел «Рейв в Иране». Когда я искал свое место во вселенной «Тегерана», то возвращался к своему опыту — опыту советского мальчика. Да, мы переехали, когда я был совсем ребенком, но я помню рассказы семьи о диссидентах, которые, как мои родители, были вынуждены куда-то в леса уходить, чтобы слушать BBC. Другая тема, воспринятая от родителей, — сюжет о предательстве внутри семьи в сериале. Он напоминает мне рассказы о сталинских временах, но одним из открытий во время работы над «Тегераном» было то, что это не сталинский режим. Его тяжелее понять, он не такой однозначный.

Конечно, увлекательно наблюдать за конфликтом цивилизаций в вашем сериале, но нетерпимость, которая к нему привела, реально убивает огромное количество людей. Как вам кажется, у таких фильмов есть потенциал починить отношения между Израилем и Ираном?

Я бы так этого хотел — это стало моей мечтой: поехать в Иран, чтобы наши страны стали друзьями, как это и было. Я художник, режиссер, а не политик, но я не понимаю, почему это не может произойти. Я верю, что мой фильм сможет немного приблизить иранцев и израильтян. По крайней мере, израильтянам было интересно посмотреть на иранцев как на людей. Им понравился персидский язык, как он красиво звучит — и то, что иранцы говорят «спасибо» на французский манер «марси». Если то же самое произойдет в Иране, для меня это будет очень отрадно. Я глубоко верю, что мир должен воцариться в том маленьком районе, откуда вообще пошла вся человеческая история.