Музыканты Михаил Мищенко и Кирилл Рихтер — о наболевшем

Следующим концертом в серии SOUND UP станет выступление российских музыкантов Михаила Мищенко и Кирилла Рихтера. У обоих — новые релизы: Мищенко записывал звуки для альбома «Эксергия», путешествуя по заводам и ГЭС, а Рихтер создал сюиту для симфонического оркестра. О том, что вдохновляет и беспокоит молодых музыкантов, — в нашем интервью.

Buro: В названии альбома вы использовали термин «Эксергия», придуманный советскими физиками еще в 70-х для обозначения наивысшего КПД в термодинамике. Откуда такой интерес к точным величинам?

Михаил: Музыка является сама по себе точной наукой, так как начиная с древних времен люди старались ее постигать и конкретизировать с математической точки зрения. Гармония, которая есть как в самом человеке, так и в мире вокруг него.

Buro: Звуки разных стихий записаны на соответствующих локациях: огонь — на оружейном заводе в Подмосковье, вода — на Саяно-Шушенской ГЭС. Такой подход скорее характерен для эмбиента, а не для неоклассики. Как появилась такая идея?

Михаил: В прошлом году случайно в словаре встретил термин «эксергия» и понял, что его можно применить в музыке как метафору. Человек сам по себе термодинамическая система, и поэтому название альбома можно перефразировать как «А вместо сердца — пламенный мотор». Идея была в том, чтобы показать взаимосвязь всех музыкальных жанров и инструментов. XX век стал веком открытий, а XXI век — эпохой мирового симбиоза культур, искусств и цивилизаций. Все в жизни взаимосвязано, и это можно увидеть не только вокруг нас, но и в музыке, ведь она как раз и является выражением духа времени. 

Buro: За свою карьеру вы играли в самых разных группах, от поп-панка до 8-битной электроники, но резонансного успеха добились только в неоклассике и сольных проектах. Как вы думаете, почему все случилось именно так?

Михаил: Я был пионером этого жанра, но термин «неоклассика» считается недопустимым для обьяснения нашей музыки, моей и моих коллег, так как он относится к началу ХХ века. Десять лет назад я записал первый небольшой альбом своих сочинений на пианино. Я экспериментировал со звуком — подкладывал в инструмент вату.

Игра в группах стала для меня бесценным опытом общения и взаимодействия с различными музыкантами, однако именно тогда я понял, что людей, которые хотят заниматься музыкой профессионально, не так уж много. Так что после института у меня не было сомнений, что нужно углубиться в сольное творчество и развивать в себе навыки саундпродюсера. Так что своими альбомами я занимался сам, отдавая на откуп друзьям только мастеринг.

Buro: Как вы считаете, молодым музыкантам помогла бы господдержка? 

Михаил: Если бы два-три процента бюджета уходило именно на развитие музыки и культуры, я думаю, мы бы вышли на другую ступень. Я получал гранты только из других стран и ни одного из России. Честно говоря, нужно не только иметь силу воли, но и воспитывать в себе любовь к музыке. Тогда вы сможете воплотить любые идеи вне зависимости от того, помогает ли вам кто-то со стороны или нет. 

Buro: Где бы вы мечтали выступить?

Михаил: Я бы хотел, чтобы мою музыку сыграл cимфонический оркестр с хором в «Альберт Холле», это настоящее место силы для музыкантов и композиторов.

---

Buro: У вас необычный бэкграунд для музыканта — вы закончили МИФИ (Национальный исследовательский ядерный университет. — Прим. Buro 24/7), а затем учились в «Британке» на дизайнера. В какой момент произошел переход к музыке и почему?

Кирилл: Дело в том, что никакого перехода не было. Я всегда любил играть, и мне хотелось заниматься музыкой. Просто настал момент, когда я смог соединить свою мечту с материальным воплощением. Правда, пришлось собрать волю в кулак и шагнуть в неизвестность. Я не понимал, к чему это приведет через год, и даже сейчас не знаю, что будет дальше. Одно могу сказать точно — мне все это безумно нравится.

Buro: Как вы считаете, в чем кроется успех того, что ваша музыка понятна даже неподготовленному слушателю? Можно ли сделать классику массовой?

Кирилл: То, что я пишу, не классика. Классику незачем делать массовой, она и так популярна. Если речь о современной инструментальной музыке или минимализме, то да, я верю, что у такой музыки может быть много приверженцев. Мне кажется, сейчас музыка почти не может существовать самостоятельно, отдельно от какого-то контекста. Это или музыка к кино, или треки из альбома, объединенные общим нарративом. Сегодня многие не знают, как звучит третий концерт Прокофьева, зато с легкостью узнают музыку из «Гарри Поттера».

Buro: За вас бьются и музыкальные лейблы, и концертные менеджеры. С кем бы вы сами хотели посотрудничать и где выступить?

Кирилл: Планов на будущуее я не строю, кроме тех, которые задумал давно. Например, выпустить альбом. Лейбл? Любая команда, которая окажется достаточно профессиональной и близкой мне по духу, подойдет. В мире столько прекрасных мест, что хотеть выступить лишь в каком-то одном — грустно. Мне нравятся странные места для концертов, но туда сложно доставить публику, да и люди не привыкли к такому опыту. Сейчас мы летим на гамбургский фестиваль Reeperbahn в составе артистов инициативы RUSH. Посмотрим, что принесет это путешествие!

Buro: Вы говорите, что ваша музыка — «саундтрек к жизни, моменты, которые так или иначе случались» с вами. Как это нашло отражение в последнем релизе?

Кирилл: Создавая что угодно — музыку, картину или скворечник, — мы не можем игнорировать предыдущий жизненный опыт. Эта фраза довольно банальна, но она полностью отражает то, что я делаю. Прихожу к идее, перерабатываю опыт, создаю из этого что-то новое. Возможно, поэтому в большинстве случаев чем старше произведения композиторов, тем они сильнее и убедительнее.

Buro: Ваша оркестровая сюита — «музыка о борьбе, человеческой воле и триумфе любви. При любом исходе». Борьба действительно окружает нас, но есть ли триумф любви при любом исходе?

Кирилл: У меня — да. Один раз мне сказали, что моя музыка депрессивна. Да, часто она драматична, иногда скорбна. Но я всегда оставляю место для надежды. В самой известной книге всех времен есть такие строки: «Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут». И я чувствую, что в этом есть большая правда.