Культтуризм с Владимиром Раевским: Москва 1970-х глазами корреспондента Washington Post

Для BURO. Владимир Раевский подготовил рассуждения корреспондента Washington Post в Москве Питера Осноса — о советском юморе, килограммах икры, Брежневе и растерзанном жигуленке, а также покрасовался в образе Вэла Кукиса — вымышленного американского репортера в Москве 1970-х.

Хождение по ресторанам, кажется, не было частью повседневной культуры москвичей. Я был в «Арагви», в «Национале», в «Метрополе», еще в каких-то очень туристических местах. Был в каком-то ресторане, который все называли китайским, хотя, по-моему, он был такой же китайский, как я. Вообще, пойти куда-то развеяться было сложно, и в основном люди шли развлекаться домой. Мне принимать гостей было проще, потому что перед этим я всегда мог наведаться к повару из американского посольства.

Даже если тебе 28–29 лет, быть корреспондентом «Вашингтон пост» — дело важное. Заметки из газеты зачитывались на русском по «Голосу Америки», и люди очень удивлялись: «Вы и есть Оснос? Takoy molodoy?!» Меня, в свою очередь, поражало, какое количество народу слушает эту станцию.

С писателями и журналистами у меня всегда была эта старая добрая классическая игра: «u nas — u vas». Мы постоянно обсуждали страны друг друга и сравнивали.

Весь юмор вокруг был очень тонким. А вот сатиры не было. Журнал «Крокодил» не являлся сатирой ни в одном из смыслов.

В 1976 году широко и бурно праздновался юбилей Брежнева, ему исполнилось 70 лет. Тогда все неожиданно начали утверждать, что 70 лет — это «средний возраст». И я написал заметку в «Вашингтон пост», и там был такой пассаж: «Средний возраст? Может быть. Но Хрущеву в 1964-м тоже было 70, а его отправили в отставку по состоянию здоровья». В общем, меня вызвали, куда надо, и сказали, что я антисоветчик.

О «sluchainyh vstrechah»

Всегда нужно было соблюдать меры предосторожности: никогда не было понятно, встреча случайная или специальная. Как-то я поехал из Москвы в Новосибирск по Транссибирской магистрали и встретил парня в поезде, инженера. Он ехал в другом вагоне, и я зашел к нему в гости, было весело. Пару недель спустя он позвонил мне в Москве и спросил: «Можем встретиться?» Я сказал: конечно, — и мы встретились напротив гостиницы «Украина». Он говорит: «В общем, я потратил деньги на обратный проезд, можешь одолжить?» Мне пришлось ответить: «Дорогой мой человек, если я передам тебе деньги на улице и меня сфотографируют, или тебя сфотографируют, ни для кого это ничем хорошим не обернется». В общем, так — он пропил деньги на билет, а мне пришлось его отправить восвояси. Я до сих пор не знаю, был ли это случайный попутчик или провокация, — такое я называл sluchainye vstrechi.

Всегда подразумевалось, что нас прослушивают. Поэтому дома мы никогда никого не называли по именам. Человека можно было назвать Кругляш или Борода, но не по имени.

Мы с удовольствием ездили по Союзу. Старались понять разницу между жизнью в Грузии и Армении и, например, в Хабаровске. Мы очень классно попутешествовали по Литве, Латвии и Эстонии — особенно по Эстонии. Финны переплывали границу (сколько это занимало? день?) и напивались в зюзю. Водка в Эстонии была дешевая, куда дешевле, чем в Финляндии. В общем, если ты финн, куда ты едешь первым делом? Правильно.

С рок-концертами было туго. Ближайшее к этому жанру событие случилось, когда парень по имени Теннесси Эрни Форд, кантри-певец из Нэшвилла и Атланты [и к тому же исполнитель песни «Sixteen Tonn»], набрал кучу народу в свою группу и поехал выступать. В общем, он сел в самолет в Атланте и приземлился в Тбилиси. А я написал заметку о том, как он перелетел из Джорджии в Georgia, — в общем-то, уже в этом была готовая история.

Еще был случай, когда снимали советско-американский фильм «Синяя птица». Там играла Элизабет Тейлор, а съемки проходили в Ленинграде. Это было такое совместное производство, и брать интервью у Тейлор было классно. Но фильм провалился: люди говорили на разных языках. Не в лингвистическом смысле — в культурном.

О советском шопинге

Купить самые простые вещи было очень трудно. Но всегда можно было отправиться в «Березку» и найти там шубу и шапку. Хорошее пальто из кожи и меха — вот с этим проблем не было. Еще мы покупали в подарок матрешки и какие-то китчевые штуки с узорами. А, вот история. В Тбилиси можно было купить маленькую баночку, которая выглядела как банка с икрой. И внутри была такая игра из черной резины. Ее надо было приставить к глазу, заглянуть в маленькое отверстие, и внутри был портрет Сталина. Ну и как мы могли такое не купить?

Однажды мы пошли на птичий рынок и купили там собаку. Она была обычной затрапезной дворняжкой, мы принесли ее домой и назвали Рампл. А потом моя беременная жена летом 1975 года поехала домой в Штаты. И вот мы все приезжаем в Шереметьево, и я провожаю жену и вместе с ней отправляю собаку. Собрались все старушки: ты чего, эту собаку в Америку отправляешь? У нас столько красивых собак — борзые там, все дела, — а ты шлешь в Америку эту шавку?!»

Я был знаком с Андреем Вознесенским, с Василием Аксеновым, с Владимиром Войновичем. Когда я стал книжным издателем, то довольно много издавал Аксенова. Даже подарил Трампу «Московскую сагу».

Пару вещей про Москву я все-таки никогда не понимал. Зачем они отключают воду на две недели в августе, чтобы прочистить трубы? И почему лифты всегда на ремонте? Неужели великая сверхдержава не может лифты починить?