«Черной форме не нужны дополнения»: отрывок из книги «Баленсиага и черный цвет»

Вера в творчестве Баленсиаги часто рифмовалась с трауром. Свою первую парижскую коллекцию он отчасти посвятил трагедии гражданской войны и ее невинным жертвам. Во время Второй мировой, продолжая оставаться в оккупированном Париже, создавал шелковые и бархатные черные платья, выражавшие скорбь, сопереживание и глубокую веру в Бога, «всеблагостного и всемилостивого». В 1944 году нацисты закрыли его дом моды. Но Баленсиага продолжал творить — теперь лишь «в стол». Он, как и все коллеги, как все вообще французы, верил в победу и предчувствовал ее.

В марте 1945 года, когда Париж был уже свободен, Баленсиага принял участие в необычном дефиле. Люсьен Лелонг, кутюрье и глава Синдиката высокой моды, решил доказать всему миру, что Франция выстояла в войне, она не сломлена и останется центром искусства и дизайна. Он организовал Театр моды, в котором роль манекенщиц играли куклы, одетые от лучших парижских кутюрье. Среди нарядов, представленных Баленсиагой для этого проекта, было и целиком черное платье с широким шелковым шарфом, похожим на епископский. Этот глубокий траур слегка оживляла соломенная шляпка, украшенная, однако, черным плюмажем. Так модельер прощался с трагическим, страшным военным временем, надеясь, что оно никогда не повторится. Но его ждал другой удар, на сей раз личный. В декабре 1948 года умер его партнер и близкий друг Владзио д'Аттанвиль. Это был умный, красивый, тонко чувствующий человек, великолепный знаток искусства, щеголь, талантливый шляпник и блистательный аристократ. Отец его происходил из старого, уважаемого польского рода, мать — из семейства принцессы Гики.

Кристобаль и Владзио познакомились в начале 1930-х в Париже, куда модельер часто приезжал за тканями, фасонами и новыми идеями. Они быстро сблизились и вскоре уже не мыслили жизни друг без друга. Владзио придумывал для Баленсиаги шляпы и делал их сам, и еще он был верной опорой, советчиком, другом, отдушиной. Они вместе открыли дом моды, вместе колдовали над коллекциями, вместе пережили тяжелое время оккупации. И вот, когда только все вновь наладилось, на излете 1948 года д'Аттанвиль скоропостижно скончался.

Баленсиага был безутешен. Без Владзио не было жизни. Он решил закрыть дом моды и уйти в монастырь Сюлли-сюр-Луар. Но его, к счастью, остановили друзья. Нужно было продолжать дело — хотя бы в память о друге. Первый шок прошел. Баленсиага остался в мире моды. И посвятил д'Аттанвилю коллекцию 1949 года, получившую название «Траурная». Все выходы были из черных тканей. Их украшали креповые ленты — знаки скорби.

Эту идею Баленсиага, возможно, подсмотрел у Малевича и Родченко, или у парижских кубистов, или у дадаистов, отрицавших все на свете, даже сам свет. Белый — они это знали — форму рассеивает. Черный — они это доказывали в искусстве — форму аккумулирует, уплотняет, наделяет внутренней энергией, ритмом. Черной форме не нужны дополнения, объяснения, отделка, мишура. Она не приемлет излишеств. Она способна говорить сама за себя — лаконично, понятно и поэтично.

Это отлично понимали художники-авангардисты. И это понимал Баленсиага, авангардист моды. Черный помогал ему закончить то, что начал его карандаш и продолжали стежками его портнихи. Он обращал черные ткани в шары и цилиндры, в эллипсы и конусы. В 1950 году представил необычный для той диоровской цветочной эпохи костюм, состоящий из платья с юбкой-баллоном и объемной накидки с пышным бантом. Получилась как бы пирамида с двумя округлыми сегментами — пышная и лаконичная одновременно. В этой же коллекции кутюрье представил минималистичные жакеты силуэта «бочка». Особенно эффектно они смотрелись решенными в черном цвете.

B 1950-х и 1960-х Баленсиага часто обращался к простым элегантным формам и создавал костюмы настолько лаконичные, что их не без основания сравнивали с военным обмундированием. Но, пожалуй, самым авангардным и впечатляющим опытом в авангардном минимализме стал вечерний выход коллекции 1967 года — из темно-синего, почти черного, газара. Он был похож на поставленные одна на другую усеченные пирамиды. И если десятилетием ранее такие опыты модельера считали удивительными и необычными, то в 1960-х их воспринимали как часть общего тренда — минимализма, проявлявшего себя во всех сферах визуальной культуры. Моде наконец стал понятен язык Баленсиаги. И она говорит на нем до сих пор. Прав был ученик испанского мэтра, звездный кутюрье Эмануэль Унгаро, который однажды сказал: «Баленсиага существует лишь в настоящем времени».