Вирджил Абло и архитектор Рем Колхас рассуждают о будущем: жизни, работе и продажах
«Больше никому ничего не принадлежит»
Больше никому ничего не принадлежит
Вирджил Абло и архитектор Рем Колхас рассуждают
о будущем: жизни, работе и продажах
Фото
Петр Непсуй
Дизайнер
Аня Щемелева-Коноваленко
Рем Колхас — один из самых известных архитекторов мира. Его бюро OMA проектировало десятки зданий в разных частях света, включая Центральную библиотеку Сиэтла (2004) и штаб-квартиру CCTV (Центрального телевидения Китая, 2002). Он также возглавляет AMO — «исследовательскую дизайн-студию», которая «применяет архитектурное мышление к другим областям». Известные своими масштабными исследованиями — к примеру, ставшей классикой 1300-страничной книгой «S, M, L, XL» (1995), Колхас, OMA и AMO вдохновляют Вирджила Абло уже долгое время. Мы свели вместе 73-летнего архитектора и теоретика урбанизма, консьюмеризма и жилых пространств и 37-летнего эрудита для плодотворной беседы. Как два оригинальных мыслителя видят мир, в котором мы сегодня живем?
Вирджил: Все, что я делаю, создается благодаря архитектурному мышлению и моему опыту в дизайне, именно так работает бренд. Я создаю диалог с культурой, которую не сумели постичь Louis Vuitton и группа Kering (Вирджил разговаривал с Ремом Колхасом еще до того, как подписал контракт с Louis Vuitton. — Прим. редакции). Это новое поколение потребителей, со своей манерой покупать и своими соображениями насчет того, что важно, а что нет. С 2009 года сформировался новый тип культуры потребления.
В своем магазине в Шанхае я проектировал даже мебель. Меня заинтересовал этот феномен — внешняя структура в качестве главной структуры и это чувство опустошения. Это первая созданная мной мебель, первый раз, когда я продаю что-то из области коллекционного дизайна. Можно взять простейший объект, по принципу Марселя Дюшана, и культивировать его ценность или сделать что-то иное, но это так или иначе будет созданием новой работы с отсылкой к прошлому.
Рем: Эта мебель предназначена исключительно для магазина или ее можно также купить?
Вирджил: Да, это серия, предметы из которой можно приобрести. Она была произведена в Италии, а в Париже у меня есть агент, который представляет ее на мировом рынке. Четыре раза в году я сосредоточен исключительно на моде, поэтому коллекцию мебели могу себе позволить, наверное, раз в полтора года. Со мной связалась IKEA и предложила провести вместе исследование первых квартир миллениалов, и сейчас я планирую создать 30 предметов мебели, которые могут стать базовым набором для поколения Y. Так что я понимаю самых разных клиентов и то, почему они приобретают ту или иную мебель. Частично в рамках исследования мы опирались на принципы Дюшана в искусстве и объектах. Я изучал систему IKEA, сумку Kelly от Hermès и то, как меняются цены на работы Тома Сакса.
Картинки в Tumblr говорят о том, как миллениалы собирают изображения, чтобы показать себя миру. Больше никому ничего не принадлежит, но если вы знаете все о каком-нибудь стуле, то это может стать темой для разговора за обедом. Таков ход мысли миллениалов. Мне любопытен этот мир новой культуры, который обращается с политикой и искусством иначе и более демократично, чем это делали раньше.
Я участвую в этом проекте, потому что могу предложить IKEA варианты дизайна. Поэтому я собрал свои мысли в книгу, своеобразный исследовательский проект. Я хотел действовать в духе Дюшана: подойти к легендарному дизайну IKEA с исторической точки зрения и заменить его чем-то, с чем мог бы себя идентифицировать молодой человек. В конечном итоге это привело меня к изучению того, как мир галерей искусства осваивает легендарные образцы дизайна.
Я создаю диалог с культурой, которую не сумели постичь Louis Vuitton и группа Kering
Рем: Согласилась ли IKEA с ценами, которые вы предложили?
Вирджил: Цены могут быть ниже! Суть предложения заключалась в том, чтобы попросить людей представить комнату в университетском общежитии и вообразить, что в интерьере есть эквивалент лампы стоимостью 110 тысяч долларов, скажем. Но поскольку в результате это будет лампа из IKEA, то и цена будет гораздо ниже.
Я заинтересовался такими материалами, как пластик, пленка и огнеупорное покрытие. На моих эскизах видно, что я хочу помочь IKEA выйти из зоны комфорта, подтолкнуть этот дизайн к некоей провокационности. Сейчас мы работаем над прототипами, делаем все, что возможно, вручную, потому что IKEA — это бренд, который предоставляет потребителю самому собирать мебель, и это здорово. Она приезжает к вам с маленьким ключом-шестригранником, и нужно шаг за шагом собрать разные элементы в единый объект. Принцип «сделай сам» всегда был главной фишкой IKEA. В такой момент люди чувствуют себя художниками. Я хочу выяснить, на что это похоже.
Рем: Так, вы говорите, что работаете с другими людьми, но большую часть работы делаете сами?
Вирджил: Я вплетаю себя в культуру. Это не просто проектирование магазинов для клиента или, к примеру, стулья для 10 тысяч студенческих квартир. Мне важен потенциал для нового способа мышления, воплощения новых идей. В мире архитектуры всегда речь идет о готовой постройке или об изданной книге, это то, что точно воспримет обычный человек. А теперь я создал бренд, который говорит с миллениалами напрямую. Когда наше поколение создаст нечто, что будет иметь ценность для следующих поколений?
Рем: Сколько вам лет?
Вирджил: Мне 37, из которых 15 лет посвящены практической работе.
Рем: Вы считаете себя миллениалом? Или представителем предыдущего поколения?
Вирджил: Второе. Я немного староват и узнал в жизни достаточно, чтобы понимать это. Главное, я стараюсь быть молодым — как источник молодости!
Рем: Я на самом деле тоже так делал. В 26 лет я вернулся к учебе и стал изучать архитектуру.
Вирджил: Я думаю, интернет создал своего рода утопию. Я воспринимаю Сеть как потенциал. Вы как полагаете, это новая эпоха Возрождения или чудовищный конец света?
Рем: Не думаю, что могу судить. Никогда не пытаюсь дать определение происходящему. Мне кажется, оба варианта имеют смысл, но не думаю, что мы живем в плохое время. Разве что становится скучнее. Города станут более скучными, одни офисы и работа. У городов не будет реального смысла. В них больше нет бизнеса. А вы что скажете?
Вирджил: Для меня было бы очень значимым привнести в понятие дома новые идеалы. Я затронул лишь верхушку айсберга и хочу пойти дальше, хочу быть частью лаборатории идей о новых пространствах, сотрудничать в области новых, нетрадиционных проектов, найти способ сочетать разные вещи. Я хочу создать модную лабораторию идей, аналитический центр и составить учебную программу. Так же, как создают инфраструктуру, хочу проделать то же самое. Я хочу создать своего рода «обратную» лабораторию идей о культуре потребления и предметах. Люди вкладываются в одежду, а в остальное в своем жилом пространстве не вкладываются.
На одной из моих выставок стулья назывались «бесплатными кубиками» и люди могли их забрать себе. Это было нечто новое: люди брали продукцию Off-WhiteTM, и это была не одежда. Я ни разу не сказал, что они бесплатные и что с ними можно уйти, но посетители рассуждали так: «О, я могу это забрать!» Я пробил эту грань. Это часть декораций? Это отправится на помойку? В мусор? Их ценность стала выше, потому что я поместил на них слово «Off». Ребята брали по три штуки, клали в баулы, садились в метро — так кубики проникли во внешний мир. И будут храниться не в шкафу, как другие вещи Off-White, а в гостиной.
Набор вещей для нормальной жизни минимальный. Люди боятся этого, потому что помешаны на роскоши
Сообщества молодежи в больших городах все время ищут свое направление. Я хочу издать эссе о людях, которые уезжают из Нью-Йорка в Лос-Анджелес. Это ведь очень важный культурный процесс. Маленькая, но мощная история о том, почему Нью-Йорк за последние пять лет поменялся. Пришла буря, вычистила Нижний Манхэтттен, и все люди решили отправиться туда, где погода стабильная.
Чтобы понять эту новую молодежь, важно помнить, что им кажется, что они смотрят на мир свежим взглядом, словно ничего до них не было, и пытаются обосновать окружающие их вещи, чтобы двигаться вперед и в лучшем направлении.
У человека, который живет с тремя людьми, может быть пустая гостиная без какой-либо мебели, потому что у них попросту нет потребности собираться вместе. Поэтому за основу своего проекта я беру спальню как единицу измерения, как нечто совершенно необходимое каждому.
Рем: То есть, по сути, вы пытаетесь переосмыслить концепцию спальни и придумать новый минимум для существования этой возрастной группы? Вы знаете выражение «минимум для существования»?
Вирджил: Нет.
Рем: Это минимальный набор вещей и объектов, без которого человек не сможет нормально жить. Люди боятся этого, потому что помешаны на роскоши. Но я считаю это очень правильным. Это показывает, что в твоей жизни нет ничего лишнего и что ты сосредоточен на главном. Это то, над чем ты работаешь? Ты это пробуешь осуществить метафорически или буквально?
Вирджил: Я делаю это метафорически, образно. Мне интересно собирать информацию о современной жизни и обсуждать это с людьми в интернете. То, как мы в цифровом мире существуем в своих аватарах и инстаграмах, как мы делимся идеями, как нам на самом деле чужд город. Мы все вместе путешествуем, наши совместные решения создают тенденции, которые вдохновляют людей и рассказывают им, за чем и за кем им следовать. Проектируя мебель и, как следствие, пространство для нее, я хочу заставить людей задуматься над тем важным замыслом, который я вложил в свою работу. Я вижу в этом нечто общее с идеями Баухауса. Мы хотим проникнуть в саму суть минимума.
Рем: Но хотите ли вы в итоге создать что-то?
Вирджил: Да.
Рем: Я сейчас работаю над проектом схожего «сборного дома» по принципу минимума для существования, в Лос-Анджелесе. На самом деле, я не думал, что вы буквально претворяете идеи в жизнь, думал, это только разработки.
Вирджил: Да, все началось как эстетическая концепция, но вылилось в исследование. В путешествия по миру, общение с миллениалами, выяснение того, как они воспринимают предметы, с которыми существуют. Что для них важно. Как они ладят с соседями. Затем я сравниваю полученные данные с исходными эстетическими предположениями, которые делал изначально.
Рем: И делаете вы это, чтобы подкрепить их?
Вирджил: Именно так. Чтобы понять, есть ли соприкосновение, а затем что-то уточнить и скорректировать.
Рем: Уточнить или расширить?
Вирджил: Уточнить. Меня интересует редактура.
Рем: Но вы же редактируете собственную серию предметов мебели.
Вирджил: Все так.
Рем: То есть хотите протестировать.
Вирджил: Именно. Увидеть, служат ли мои эстетические амбиции какой-то цели. Значимая часть процесса — это понимание того, что физически необходимо человеку в возрасте от 18 до 26 лет для жизни. А затем необходимо узнать, что делает их пространство более ценным — также с эстетической точки зрения. Важно еще и вникнуть в прежние представления о мебели, например, о лампе Ле Корбюзье. В случае с IKEA интересно и то, какую роль в общей эстетике играет стоимость. В ходе своего исследования я побывал у миллионера, который владеет произведениями искусства музейного уровня. Я задался вопросом, что можно создать вместе с IKEA, чтобы люди увидели в этом объекте не только практическую или эстетическую, но и денежную ценность. Все это — эксперимент, и, чтобы быть в курсе всего, я разговариваю с разными людьми.
Интернет — это новая эпоха Возрождения или чудовищный конец света?
Рем: Меня впечатлила эстетика проекта и другие ваши шаги, в особенности касательно материалов. Возврат к чему-то, что не избыточно, к чему-то нежному на ощупь. Мне очень нравится практически все, но, разумеется, мои вкусы отличаются от вкусов миллениала.
Вирджил: Моя, пожалуй, самая агрессивная и амбициозная цель заключается в том, чтобы привести неопределенность и изменчивость в идеальный порядок, потому что я сказал себе: «Я хочу направить все это по верному пути». То, что я делаю, может изменить направление, в котором летел этот дротик. Все меняется. Решения будет принимать тот чувак из Кремниевой долины — или я, чувак на перепутье между архитектурой и дизайном? Я высоко ценю работу IKEA, и мой вклад в их экосистему — о том, что дизайн должен быть антианонимным. Когда я смотрю на их стулья, то вижу дизайн, многообразие вещей, которые выглядят продуманными, спроектированными, но по факту не являются провокационными. Именно с этой точки я начал работать над эстетикой, а затем остановился и принялся за исследование, чтобы внести необходимые дополнения. Но началось все с того, что я хотел понять, что такое вообще IKEA в нашем мире брендов и услуг.
Рем: Вы знаете, что сейчас впервые IKEA согласилась отказаться от своей эксклюзивности?
Вирджил: Да, и теперь я могу продавать продукцию IKEA в своем магазине.
Рем: Это абсолютно новая тенденция.
Вирджил: IKEA близка вам, находит в вас отклик по какой-то определенной причине?
Рем: Мы консультировали их около десяти лет назад: тогда магазины IKEA располагались в больших коробках в сельской местности. В компании переживали, что IKEA отнимает у людей это природное пространство, и задались вопросом: «Как могла бы выглядеть городская IKEA?» Мы им с этим помогли. В случае с такими компаниями хочется взять все их составляющие и помочь им продвинуться, наставлять их. Складывается впечатление, что вы именно это делаете — или хотите делать, Вирджил.
Вирджил: Магазин IKEA всегда встречаешь по пути в аэропорт или в город. Для этого есть термин? То есть не совсем сельская местность, но своего рода буферная зона, прилегающая к аэропорту?
Рем: Я не про это. Я про то, что на эту тему уже давно размышляют и есть довольно много литературы на этот счет.
Статьи по теме
Подборка Buro 24/7