Анна Винтур позвонит (7)

Схватив телефон, я кинулась прочь. Подальше, подальше ото всех. Стол, дверь, кофемашина, вешалка с очередной сумасшедшей курткой Викуси — все пыталось меня остановить, но я смогла бы перепрыгнуть даже «Гелендваген», мчись он мне навстречу. Лишь бы никто не видел, как ужасно и беспомощно у меня кривятся губы, и не слышал, сколько мольбы звучит в моем «Алло!», которое я, наконец, шепчу, захлопнув за собой дверь в крошечную туалетную комнату. «Алло! Алло!» Я приседаю на кафельный пол, чтобы не оставаться лицом к лицу со своим кошмарным отражением в зеркале.

— Эми, Эми, ты меня слышишь?

— Лукас!

— Милая! Наконец-то! Послушай! В китайском аэропорту потеряли весь мой багаж! А я впервые не стал брать ничего в ручную кладь: ни ноутбук, ни телефон — вообще ничего. Я прочел одну дурацкую статью какого-то психолога. Черт, он мне чуть не сломал всю жизнь! Ну, в общем, он говорил, что это здорово — провести полет без всего, без всех гаджетов, и я хотел просто поспать. И в итоге все улетело куда-то в Латинскую Америку, ты представляешь? А на их чертовых китайских компьютерах заблокированы все социальные сети. Проклятые коммунисты! Я не мог тебе написать, пока они не прислали мои вещи назад.

— Господи, Лукас, я думала, что это все, что он забрал тебя.

— Плохо слышно, милая. Что забрал? Да, теперь я уже забрал все вещи, все на месте.

— Я думала, Руся… — жалкие всхлипывания, — забрал тебя.

— Что, милая? Я с тобой, Эми! Прости, я ничего не смог придумать, прости.

Туалетная комната уже почти раскачивалась на соленых волнах моих слез и плыла, плыла сквозь плач в сторону очередного блестящего стеклянного аэропорта, холодного и прозрачного, где Лукас опять не отрывается от ноутбука, составляя отчеты, изучая графики, пока друзья в «Фейсбуке» решают, в какой пойти бар. «Лукас, ты с нами? Лукас, где ты сегодня?» Он говорит, что пытался вспомнить, когда в последний раз пил кофе не из бумажного стаканчика, — не смог. «Эми, мы будем пить кофе из фарфоровых чашек?» Конечно, Лукас! Господи, конечно, мы будем! «А выходные в каком-нибудь домике среди снежного леса? В России ведь хватит снега, чтобы спрятать нас ото всех?» Да, Лукас, тут снега просто завались! Я даже не уверена, что он растает к апрелю, так что у нас будет достаточно времени. «Не достаточно, Эм. С тобой — никогда не достаточно». Потом объявляют посадку, стюардесса подносит соки:

— О, давно не виделись, мистер ВанБерг, — иронизирует она, имея в виду, кажется, позапрошлый понедельник.

— Не даю Вам ни малейшей возможности соскучиться, Мэри, уж простите.

— Кресло снова пустует, — подмигивает Мэри, толкая тележку с напитками вперед.

Лукас всегда выкупает соседнее кресло и присылает мне его фото. «Это твое место, Эм. Как будто ты сейчас придешь. Я знаешь что придумал? Буду класть на него журнал Vogue и говорить всем, что ты отошла на минутку».

— Значит, ты не передумал любить меня?

Нет, он не передумал, он говорит, что он со мной.

Когда я отперла дверь туалета, весь мир уже был другим. Хотя я и видела его сквозь черные ручьи туши Chanel, но этот мир был прекрасен. В нем снова была любовь, в нем был смысл и пахло цветами. Перед глазами у меня вдруг, зыбко раскачиваясь, проплыл целый караван из роз. Я подумала, что за прошедшие несколько минут я все же немного тронулась умом.

— Цветы для офиса 401, — провозгласил курьер, навьюченный корзинами и букетами.

Я вошла вслед за ним и увидела, что столы, пол и даже кресла в нашем кабинете заняты розами, лилиями, ирисами, тюльпанами и бог знает какими еще сортами. Эта пышная оранжерея цвела, похрустывала стеблями, сверкала росой и благоухала, а в центре нее виднелась Кити с лицом, совершенно не похожим на лицо Кити. Десять минут назад, когда я оставила ее в этой комнате, она ледяным голосом чеканила в трубку: «Это невозможно. Мы не будем ставить в журнал такой неэстетичный макет. Это точка. Мы делаем его сами, и он выглядит красиво, либо вы идете рекламироваться в другой журнал». Сейчас передо мной была Дюймовочка, кроткая и сияющая.

— Кити? — произнесла я, протискиваясь сквозь этот розарий. — Что здесь произошло? Это вообще куда?

— Это сюда, — неярко откликнулась она каким-то потусторонним голосом. — Это мне, — и протянула удивительно маленькую по сравнению со всем этим буйством карточку, на которой было написано: «Кити, превозносящейся над всем».

Кити-превозносящаяся смотрела на меня, не в силах произнести ничего из того, что она произносила обычно.

Как выяснилось, цветы прислал поэт-депутат, воспылавший к Кити самыми высокими чувствами. Это было красиво и романтично, но мы по-прежнему не собирались ставить его стихи в номер.

— Ну, может быть, Лана процитирует его в письме редактора, например? — предложила Кити робко.

Сам депутат, кстати, был замечен недалеко от нашего офиса: сидел в машине, позади водителя, робел и крутил в руках телефон. Кити смотрела на него из окна изредка. Машина не двигалась с места, не подавала никаких признаков жизни. Однако он был внутри, взволнован настолько, что даже не мог ничего срифмовать.

— Может, ты лучше спустишься к нему? В конце концов, если не брать в расчет его лирику, он совсем не плох. Еще не стар… — предложила я.

— Пальто Brioni шикарного кроя, — констатировала Викуся, — скромный кашемировый шарф, думаю, вообще без примеси синтетики и без лейблов — очень достойно.

— Что он там делает, бедный? Ждет, что я выйду, да? — Кити постучала пальцами по стеклу и быстро отвернулась. — Нет, я не могу, я не знаю, что ему говорить.

Едва мы справились с этим цветочным наваждением, как появилась Лана во всем великолепии зеленой меховой накидки от Helen Yarmak — немного опережая холода, но зверски элегантная.

— Ребята, покажите мне журнал, — сказала она отчего-то очень печально, стягивая с руки великолепную кожаную перчатку цвета дымчатого аметиста, и уже по тому, как мы засуетились вокруг, можно было понять, что показывать нам нечего.

Ничем не заполненные белые страницы PDF на гигантском мониторе напротив Барбары порхали перед глазами бабочками, распахнувшими крылья. С каждой такой белой бабочкой лицо Ланы все больше делалось таким, будто она узнала много плохих новостей разом.

— Какое сегодня число? — спросила она, не отрывая взгляда от монитора.

Мы все запутались в числах: Викуся сказала, что 5-е, я — 6-е, и даже Барбара стала искать календарь.

— Ничего не готово, — подвела итог Лана. — Вы тут чем вообще занимались?

И столь некстати прекрасные цветы на наших столах как-то особенно красноречиво рассказывали о том, что мы занимались чем-то не тем.

— Я хочу видеть журнал к пятнице. Хотя бы что-то похожее на журнал, — перчатка снова заползла на руку.

— Какой позор, — сказала я.

После этого свет в офисе не гас до 2 ночи.

Викуся упорно искала овец для второй фотосессии. Такова уж была задумка: девушки в шифоновых платьях под мужскими свитерами крупной вязки, покосившиеся заборы и овечки вокруг них. «Добрый день, это колхоз «Майский»? Меня интересуют овцы, они же у вас есть? Как нет? А кто есть? КРС? Это вообще что, простите? Ах, крупный рогатый. Не подойдет. Нет, куриц мне не надо, спасибо. Куриц мне хватает».

Я тем временем потеряла подписи к первой фотосессии (куда я их дела?), параллельно заставляла одну еле живую авторшу переписывать статью про гендерную амбивалентность, злобно швыряя ей сообщения в «Скайпе»: «Ты коллекцию Микеле вообще-то видела?» «Чью?» — приходил мне ответ. Господь Всемогущий!

Барбара верстала статью о том, как правильно носить пальто, и изредка вслух недоумевала: «То есть кто-то может носить пальто неправильно? Это задом наперед?»

Кити отвечала на непрекращающиеся звонки новоявленной супруги одного крупного бизнесмена, которая панически боялась появиться в светской хронике под своей девичьей фамилией. «Нет, вы все же запишите, я не могу полагаться на Вашу память: Со-ро-чин-ская. Пришлите мне картинку с подписью, чтобы я видела. Окей? Еще не выслали?»

Ванечка радовался тому, что у модели на фото видно грудь, и бесконечно ретачил снимки.

Костик перестал с нами разговаривать после того, как узнал, что Ванечка снимал девчонок в каких-то прозрачных блузках, а он фотографировал кота и собаку в бриллиантах. «Вы озверели», — написал он и отключил телефон. Поэтому мы совсем не ожидали увидеть его буквально спустя полчаса после объявленного нам бойкота, а он ввалился в офис прямо в мотоциклетном шлеме на голове. В руке у него был какой-то журнал, свернутый в трубочку. Не удостоив ни единой шуткой ни Кити, ни меня, оставив без комментария Викусину куртку с гигантской аппликацией в виде портрета Энди Уорхола, он прошествовал прямиком к Барбаре, которая ловила возле принтера горячие листы бумаги с вариантами верстки статьи про те самые пальто.

— У вас картридж кончился, — донеслась ремарка прямо из-под шлема. И затем сразу: — Барбара, клянусь, ты самая крутая женщина из всех, кого я знаю!

Что?!

Костик бросил в нашу сторону журнал, который принес, и заключил Барбару в объятия, стукнувшись шлемом о ее лоб.

На обложке смятого «Бонджорно Стайл» была групповая фотография нашей редакции, сделанная в тот момент, когда мы стояли на сцене «Профсоюзного плаза» в своих смокингах, будто благословленные самой Марлен Дитрих: Лана затмевает сиянием улыбки награду, которая у нее в руках, рядом с ней я, повисла на Кити, которая посылает воздушные поцелуи в сумрак зала, Викуся вместе с Костиком вот-вот подпрыгнут, а Ванечка приложил руку к груди и готов отвесить поклон. Бескомпромиссный текст цвета «красный университета Бостона», наложенный прямо по фото, гласил: «"Цвет моды" — лучший журнал в городе. Жаль, что нам до них далеко».

Барбара в последнюю ночь сдачи журнала в печать заменила их обложку с моделью, позирующей с фруктами из папье-маше на голове, на наше триумфальное фото! А поскольку цветопробу принимала тоже она, никто из редакции не видел этого фокуса до того момента, пока журнал не выехал из типографии. Все 4 000 экземпляров. Безнадежно испорченные? Или феерически преображенные!

— Ты сумасшедшая! — вопили мы. — Ты все-таки сделала это! — и обнимали ее, снимали с Костика шлем, разбрасывали бумагу, передавали друг другу «Бонджорно Стайл» и снова приставали к Барбаре со своими нежностями.

— Да ну вас, — отмахивалась она, пряча улыбку, — отстаньте уже! Слушайте, давайте назовем статью про пальто как-нибудь по-другому, а? Это же околесица какая-то.

Тут бы мне и опустить занавес этой главы, но, поступи я так, он шмякнулся бы прямо на голову женщине, которая невесть откуда явилась в редакцию глубокой ночью. На груди у нее колыхались бусы из 50 миниатюрных копий планеты Сатурн со всеми его кольцами. Ни на минуту не замешкавшись на входе, она ступила в центр комнаты и изрекла:

— В седьмые лунные сутки нельзя говорить то, что ты не хочешь, чтобы произошло. Седьмые сутки — это день слова. Произносили сегодня что-нибудь плохое? Ругались с кем-нибудь?

Мы ошалело переглянулись. Викуся вспомнила своих овец и КРС, Кити — несчастную Со-ро-чин-скую и ой-ой…

— Понятно, — поджала губы женщина с Сатурна. — Близнецы тут есть?

— Я — Близнецы, — откликнулась Кити.

— И я, — это уже Викуся.

— Двое Близнецов! — возвестила о магической комбинации пророчица. — Вам нельзя сидеть спиной друг к другу. Переставьте столы.

И что вы думаете — стали переставлять столы! Женщина перебирала свои Сатурны в молчании, когда я робко спросила:

— А что делать Козерогам?

Она взглянула на меня с сомнением.

— Ничего не делать, пока Уран стоит в восьмом доме. Все без толку. Жди, когда уйдет.

— А тогда что делать?

— Как уйдет — делай, что хочешь.

Столы переставили, ситуация для Близнецов сложилась самая благополучная. Барбара узнала, что, учитывая ось движения Нептуна, ей сегодня не стоило вообще выходить из дома.

— Слушайте, — воодушевилась Викуся, — а может быть, вы для нас будете составлять гороскоп, а? Для нашего журнала?

Сатурны на секунду остановили свой бег вокруг пальцев.

— Все, что сказано в день слова, должно быть исполнено, — пожала плечами мадам и покорилась судьбе. Как будто только этого и ждала. — Пятьсот рублей за каждый знак Зодиака.

— Давайте-ка триста! — возникла из-за букетов макушка Кити.

И тогда я сказала:

— Знаете, а я, пожалуй, полечу к Лукасу. На следующие выходные он будет в Париже, — все обернулись на меня, и я просияла: — Сделаю ему сюрприз!

— Ну не в полнолуние же, — закатила глаза астролог.

— А что? Сюрприз в Париже! — откликнулась Викуся. — Звучит прекрасно! Я надеюсь, приличная шляпа у тебя найдется?

— Шляпа?

— Понятно. Я дам тебе свою от Филипа Трейси. В Париж без шляпы? — Викуся взмахнула рукой. — О-ла-ла!