Живут играючи: пять молодых актрис в интерактивном проекте Buro 24/7

А я все-таки не сдалась, за неделю до вступительных экзаменов нашла педагога, подготовила программу, но не прошла. Ужасно тогда расстроилась и одновременно с этим поняла, что никаких преград больше нет и ничем другим заниматься я не хочу. Мне тогда был уже 21 год, и я вдруг осознала, что мечтала-то об этом всегда, однако и боялась тоже всегда. Этот театральный мир был таким чужим для меня, я ничего о нем не знала, между нами действительно была пропасть, но я так сильно хотела в нем оказаться! А потом я приехала в Москву и поступила в Школу-студию МХАТ в мастерскую Брусникина».

Первым серьезным спектаклем, который курс представил публике, оказалась постановка в технике вербатим «Это тоже я» — сейчас ее можно обнаружить в афише театра «Практика». После этого говорить о новом поколении «брусникинцев» уже не переставали. «Мы ходили, искали людей, и у каждого набралось с дюжину персонажей. С одной женщиной я познакомилась в метро — первое, надо сказать, мое знакомство в метро и первая же роль в театре. Это был не просто документальный театр, но знакомство с самим человеком». Другая работа мастерской — «Конармия» Максима Диденко — без внимания публики тоже не осталась: «"Конармия" заставляет меня быть предельно честной по отношению к себе и предельно обнаженной для зрителя. Нужно избавиться от лишнего, от всей шелухи, чтобы остались только суть, протест, сопереживание. Каждый спектакль как медитация. Это действительно очень интересный опыт. Спасибо Максиму Диденко».

Выпустившись в этом году из Школы-студии МХАТ, студенты мастерской Дмитрия Брусникина не разбежались по разным театрам, а остались вместе, став этим самым театром. Сейчас «брусникинцы» работают над несколькими новыми постановками, среди которых экспериментальные, разумеется, тоже есть. Например, они собираются отправиться через всю страну на поезде во Владивосток, чтобы в дороге две недели собирать реальные и очень разные истории, из которых потом сложится спектакль под рабочим названием «Транссиб». Вместе с однокурсниками актриса репетирует и пьесу Стоппарда «Каждый хороший мальчик заслуживает поощрения», речь в которой пойдет о свободе. Последняя для мастерской, к слову, звук не пустой, что заметно и по уже осуществленным проектам, и по планам. Алина вот, например, успела снять свой первый короткий метр «Песнь 15», оказавшись в нем и сценаристом, и режиссером, и актрисой. «Работая, мы учились на собственных ошибках, потому что в кино мы все новички. Разумеется, сейчас мне многое не нравится, что-то хочется переснять, переделать, но я столькому научилась, что для меня это неоценимый опыт. Мне вообще кажется, что в наше время у каждого абсолютный карт-бланш на руках. Если ты хочешь что-то сделать — можешь просто взять и сделать. Шаг за шагом. Step by step».

Там-то я и улучила момент, выразила ей все свое восхищение и сказала о том, что она — моя путеводная звезда». И хоть Настя считает, что осуществленной мечты в театре у нее нет, потому что «каждая мечта, ставшая реальностью, мечтой быть перестает», сейчас она работает над ролью, о которой грезит любая актриса, — Нины Заречной из чеховской «Чайки».

У постановки под названием «Театральная бессонница. Чайка», задуманной «Электротеатром Станиславский», сразу три режиссера — Юрий Муравицкий, Юрий Квятковский и Кирилл Вытоптов. Анастасия Цой играет в версии Квятковского. Это уже третья — после Overdrama и «Норманска» — совместная их работа. «Я его муза, он мой режиссер», — говорит Цой, не раз подчеркивая: найти своего режиссера очень важно. «Я вообще склонна к рефлексии и крайне редко бываю довольна своей работой. Обычно прихожу домой после спектакля или съемочного дня и начинаю думать: ну, ведь я же могла лучше! В общем, я жуткий перфекционист и отличница: вот, например, режиссер дает задание выучить текст, а потом мы приходим на репетицию, и единственный человек, который знает весь текст, — это я».

Театр Настя сравнивает с зависимостью. Однажды она пробовала сделать перерыв, но продержалась всего три месяца, поняв, что «театр — это квинтэссенция счастья» и зачем жить, избегая этого счастья, когда оно рядом, стоит только войти в репетиционный зал. «За эти три месяца я осознала, что просто с ума схожу от безделья, а я ведь привыкла пахать, недосыпать, и зачем мне это свободное время, когда без него я гораздо счастливее! Казалось, будто жизнь остановилась, и еще возникла такая сильная тоска — словно кто-то просто забрал какую-то часть тебя. Другими словами, я быстро поняла, что не могу и не хочу отдыхать, а раз уж сердце зовет куда-то, нужно его слушаться».

С кино актрису тоже связывает немало. Она, например, сыграла в мистическом экшене «Крылья» с Иваном Янковским в главной роли и в фестивальном, авторском фильме Натальи Петровой «Джафарон», успев появиться в кадре сразу в нескольких образах — от Мадонны до бармена и даже проститутки. «Когда мне нравится сценарий, я прочитываю его залпом, потому что если интересно, откладывать его подальше ведь совсем не хочется». Так случилось и с лентой Рустама Хамдамова «Яхонты. Убийство», съемки в которой Настя считает одним из главных своих достижений в кино. А участие в проекте Григория Константинопольского «Пьяная фирма» явно было нескучным. Мало того что актриса снималась в собственный день рождения, так еще и в компании Михаила Ефремова, Евгения Цыганова, Ивана Макаревича и Виктории Толстогановой.

Учиться всего четыре года, а потом еще и корочку о высшем образовании дадут. Супер! Конечно же, да. А вот когда я поступила в Щукинское, когда началась учеба, пришло осознание, как все это на самом деле сложно. И много раз хотелось сбежать. Каждый раз, когда начинали говорить: “Ребята, не занимайте чужое место. Если вы чувствуете, что вы лишние на курсе, уходите”, — в моей голове возникала только одна фраза: “Ну, давай, это про тебя! Вставай!”. Но постепенно мировоззрение менялось: ты начинаешь читать книги, — а читала я до поступления очень мало — общаться с людьми, изучать живопись и постепенно становишься более сознательным человеком». Впрочем, умение повеселиться и посмеяться не столько даже над другими, сколько над собой, которым Горбачева отличалась всегда, никуда не делось. Чтобы это понять, можно просто заглянуть в ее Instagram, где обнаружится пара десятков ироничных видео, в некоторых из них Ирину не узнать — на то она и актриса. «В какой-то момент я подумала: а почему бы не делать это почаще? У меня есть друзья, которые говорят: “Ира, больше, больше давай”. А я говорю: “Ребята, если я поставлю это на поток, то перестану быть художником”. (Смеется.) Я и сама пересматриваю свой Instagram, и сама над собой смеюсь».

Мастерская Петра Фоменко — история для театрального мира особенная, а сравнения с семьей в случае с этим театром излишними совсем не кажутся. «Петр Наумович не просто разбирал и ставил — он учил. Спектакли появлялись, проходя все этапы: знакомство, поцелуи, зачатие, рождение. То есть это как работать над огромным полотном: ты делаешь все медленно, кропотливо, но потом это остается на долгие годы, так и хочется сказать «на века», как Сикстинская капелла. И этот дух, мне кажется, в театре остался. Я помню, на сборе Петр Наумович сказал: “Нас стало так много, что одной любви уже не хватает. Нужно терпение”. И это очень важно. Во взаимоотношениях в семье, в работе, в дружбе».

Терпение порой нужно и на репетициях — впрочем, результат затраченных усилий явно стоит. Последняя премьера «фоменок» — постановка шекспировской комедии «Сон в летнюю ночь» — оказалась, к примеру, в номинантах на «Золотую маску», а вместе с ней и Горбачева, чью игру экспертный совет премии явно оценил. Роль Елены — любящей, но не любимой, актрисе оказалась близка: «Каждую роль ты, естественно, ищешь в себе, вспоминаешь, с чем можно сравнить. И вот когда я была подростком, меня все время путали с мальчиком, а в подругу — красавицу-блондинку с голубыми глазами — все время все влюблялись. Среди них были и те, в кого влюблялась я. Чувствовала себя уткой рядом с белым голубем. Такой комплекс неполноценности, мне кажется, есть и в Елене. Она, конечно, понимает, что она красива, но не для него, не сейчас. Герои пьесы ведь все-таки подростки, ими руководит максимализм: если любить, то любить, если преследовать, то преследовать — и так далее. Как в любой трагикомедии, здесь очень сложно сохранить подлинность чувств, боли, совмещая с собственной иронией над персонажем».

На вопрос о том, изменила ли для нее что-то эта номинация и заботится ли она о признании, актриса отвечает коротко и очень точно: «Конечно, приятно, когда номинируют на премию, но нельзя давать тщеславному червяку в тебя заползать. Самое важное — по-прежнему оставаться собой. Это одновременно и несложно, и очень сложно».

Впрочем, с мороженым все-таки не сложилось. Окончив тот самый экспериментальный курс под руководством Кирилла Серебренникова в Школе-студии МХАТ, Поезжаева вместе с однокурсниками стала частью «Седьмой студии» — постоянного резидента «Гоголь-центра», в художественных руководителях которого режиссер Серебренников оказался три года назад. Превратив бывший театр имени Гоголя — а о нем прежде в театральных кругах было принято скорее молчать, чем говорить, — в прогрессивный театральный центр, худрук и его труппа принялись выдавать премьеру за премьерой. Успевает Мария сниматься и в кино, подчеркивая, что всегда выбирает только те проекты, которые ей интересны. Среди них, например, оказались и «Класс коррекции» — фильм Ивана И. Твердовского, в котором Поезжаева сыграла вместе с однокурсниками Никитой Кукушкиным и Филиппом Авдеевым, и фэнтези «Он — дракон», только готовящееся выйти в прокат. К тому, чтобы ее узнавали на улице, Мария совсем не стремится, напоминая, что «работа — это работа, а жизнь — это жизнь». Ей гораздо приятнее, когда сыгранные ею роли побуждают людей что-то сделать. Например, позвонить маме или кому-то помочь.

Рассуждая об отличиях между кино и театром, актриса говорит о том, насколько по-разному выстроены в каждом из этих двух видов искусства все процессы: «В театре спектакль каждый раз играется по-новому, а ты получаешь возможность что-то поправить, улучшить, сделать иначе — весь спектакль растет вместе с тем, как растут занятые в нем артисты, — это постоянный процесс и постоянное же движение. Театр — это что-то живое, то, что происходит здесь и сейчас. И ты понимаешь, что, если зритель пришел в театр, а ты плохо себя чувствуешь или устал, он этого видеть не должен. Ведь иначе он разочаруется и больше уже не придет. Кроме того, для меня театр — это мой курс, моя команда, мои партнеры. В кино же легче пробовать что-то новое, потому что, когда ты приходишь на пробы, никто не ожидает, что ты можешь как артист предложить. И, может быть, в театре в таком образе тебя еще никто не видел — это поле для экспериментов. Актерская игра в кино отличается от театральной работы тем, что в кино ты оказываешься словно под увеличительным стеклом: малейшая твоя фальшь видна на крупном плане. Некуда спрятаться. Да и вообще, работа над персонажем строится совсем иначе. Кино — это очень технологичный вид искусства. В театре ты сам больше управляешь ситуацией. В момент создания постановки, репетиций все, разумеется, решает режиссер, но во время самого спектакля — ты, потому что ты на сцене и ты сам управляешь процессом. В кино же многое зависит от режиссера, оператора, монтажа. А вообще, у меня есть надежда, что после того, как люди посмотрят кино, они придут в театр. И вы приходите».

Сделать как нужно получилось, и Маруся поняла: вот то, чем она действительно хочет заниматься. С тех пор она успела сыграть в изрядном количестве отечественных проектов, а потом и поступить в ГИТИС на курс Олега Кудряшова. Первой своей серьезной ролью в театре актриса называет спектакль «В.О.Л.К.», поставленный Светланой Земляковой вместе с мастерской в качестве дипломного спектакля курса. Волк из названия вовсе не волк, а сокращение от «Вот она любовь какая». О том, какая же именно любовь случилась в одной сибирской деревушке, и рассказывают на сцене артисты, взяв за основу роман Василия Аксенова «Десять посещений моей возлюбленной». «Во время подготовки к спектаклю мы ездили в Сибирь. Я, к слову, не из тех актрис, которые говорят: вот тот стол, за которым она сидела, мне обязательно нужно прикоснуться к нему. Нет, этот подход я не то чтобы разделяю, но мы пропускали все через себя, и это были очень личные переживания». Выбирать между кино и театром Маруся Фомина не собирается — и зачем, когда успевать, по ее словам, можно все. Да, это сложно, да, придется постараться, но это возможно, и это — ее цель. «Театр дает мне очень многое, и от этого многого отказываться я не хочу. То же и с кино. Если играть в кадре так же, как в театре, чаще всего выходит очень топорно и грубо, здесь все должно быть тоньше, на этой территории нужны уже другие приемы».

И если в «Борисе Годунове» актриса выходит на сцену вместе с Виктором Вержбицким и Александром Збруевым, то на съемочной площадке оказывается в компании Ксении Раппопорт, Виктории Исаковой или даже Джона Малковича — их нам еще только предстоит увидеть в новом проекте Первого канала под названием «Мата Хари». «Будь то кино или театр, я работаю с такими людьми, которых ты не можешь, не имеешь права подвести. И это провоцирует тебя на самосовершенствование. Я очень люблю наблюдать за тем, как люди такой величины и такого масштаба себя ведут: какие они вежливые, спокойные, самодостаточные и дружелюбные. У старшего поколения это достоинство особенно заметно, и никакой мелочности, свойственной порой молодым и вроде бы не добившимся чего-то значительного артистам, у них нет. Этим действительно можно восхищаться, и это то, что хочется перенять».