Против букшейминга: почему не стоит стыдиться любви к комиксам и стыдить тех, кто не читал Бальзака
Министр культуры Мединский показал отличный пример букшейминга, назвав читателей комиксов дебилами. В ответ BURO. рассуждает о том, почему это пережиток прошлого, а также объясняет, как оградиться от лишней критики и самому перестать критиковать других
Дело не в том, что сборы фильмов по комиксам Marvel или DC должны были заронить в нем сомнение насчет аудитории комиксов. И не в том, что в России существуют прекрасные издательства, которые выпускают очень серьезные графические романы как «Маус» Шпигельмана или «Сурвило» Ольги Лаврентьевой. Дело в том, что весь мир знает, что комикс — это частный способ рассказать историю, особый язык, на котором говорят все — и дети, и взрослые.
Остается надеяться, что телеграмма Bookmate дойдет до своего адресата и незнание, порождающее неприязнь, уйдет. Уже бывало, что резкое высказывание министра становилось причиной усиленного контроля над чем-нибудь со стороны властей или даже запрета (широко обсуждавшийся отказ в выдаче прокатного удостоверения фильму «Смерть Сталина» тому пример). Этим можно объяснить мгновенную реакцию сообщества: издательство «Бумкнига» запустило флешмоб #ячитаюкомиксы, к которому присоединились блогеры, критики, читатели, издатели, книжные магазины. И да, это шанс показать, что нас — читающих комиксы — много, мы очень разные, и в этом нет ничего стыдного. Этот случай солидарности — удача для индустрии. Но на этот казус можно взглянуть и под другим углом. Высказывание министра — частный случай букшейминга.
— Знаешь, я тут открыл «Улисса»,
— Да ну! Ты что, это же «Улисс»!
— Была тут на даче,
— Взяла бы что-то посерьезнее. Читать жанровую литературу — пустая трата времени. Вот я сейчас читаю второй том Пруста, скоро начну третий.
Букшейминг (а в случае с кино — мувишейминг, и так далее) — пережиток времени, когда культура воспринималась как система незыблемых иерархий. Существовало простое и понятное разделение на высокое и низкое, массовое и элитарное. Этим разделением, а также определением образцов и ориентиров управляла культурная элита. Она же формировала престижное культурное потребление.
Хотите принадлежать к высшему обществу? Нужно шить костюмы на заказ, слушать оперу и читать проверенную временем классику. Такой был рецепт. Малейшее отступление от него — недопустимая эксцентрика или чудачество.
В Европе и Америке сдвиг произошел в 1960-е годы. Оппозиция «массовое — элитарное» сходила на нет, и постепенно стало очевидно, что нет такого человека или институции, у которых были бы основания говорить вам, что читать, а что нет. И критерии навязать вам никто не может. Вы сами создаете свою культуру: сегодня вы пьете колу, а завтра красное вино, сегодня вы читаете поэму Байрона, а завтра Керуака. Но важно даже не то, что вы читаете, а то, какие смыслы в этих книгах вы в находите, как это обогащает вашу личность.
Советская Россия была очень текстоцентричной страной. По названиям прочитанных книг люди опознавали своих. В случае, когда государство вмешивается в дела культуры, это оправдано: чтение того, что находится под запретом, в таком случае — не только любопытство, но и противостояние существующей системе. Забавно, что одни и те же книги в разных системах могут быть как знаком лояльности, так и жестом неповиновения. Людмила Улицкая в интервью Владимиру Познеру рассказывала, что в Южной Корее в эпоху правой диктатуры признаком протеста являлись официальные советские книги — «Мать» Горького, статьи Ленина, «Капитал» Маркса.
В Конституции закреплен запрет цензуры. Государство обходит его в случае с кино и СМИ, но не с книгами: комикс «Смерть Сталина» спокойно можно купить в книжных магазинах. При этом какого-либо государственного вкуса — на благо всем нам — в области литературы так и не сложилось: поддержки властей удостаивается и установка мемориальной доски Даниилу Гранину, и реставрация музея Горького. Литература и книжная индустрия довольно долго регулируют себя сами, что, несомненно, обогащает круг нашего чтения. В этом случае букшейминг — лишь часть литературного процесса, механизм перераспределения культурного, символического и медийного капитала между интеллектуальными элитами. Так же, как и во всем мире.
Бороться с букшеймингом — как и с любым другим шеймингом — можно, расставляя границы. Никто не вправе говорить вам что читать, а что нет, стыдить вас за то, что вы не читали Джойса или Овидия. Если вы чувствуете, что вас хотят устыдить, можно мягко осадить человека и сказать, что вы не просили его оценки. Букшейминг может отвратить человека от чтения, что в мире дефицита внимания для любящих книги людей огорчительно. Наоборот, если человек знакомится с чтением и находит в нем источник удовольствия, его необходимо поддержать, что бы он ни читал.
Не стать шеймером гораздо труднее, чем кажется. Для этого нужно взять за правило не давать оценку чтению вашего собеседника без его просьбы. Культурные иерархии очень живучи, и мы редко отдаем себе отчет в том, что мы выбрали самостоятельно, а что досталось нам по наследству от авторитетов. Более того, иерархии привлекательны своей определенностью, которую легко принять без критического разбора. Именно поэтому стоит трижды подумать, прежде чем осудить чье-то чтение. Это не ограничивает свободы высказывания: вам может что-то нравиться или не нравиться, но это ваша точка зрения. Не существует книги хорошей или плохой самой по себе: железных и объективных критериев нет. Можно рассказывать о том, что понравилось и почему, а ваш собеседник или читатель сделает выводы сам.
Недавно в Россию с премьерой фильма «Однажды в… Голливуде» приезжал Квентин Тарантино. Министр культуры водил его по музеям Московского кремля, знакомил высокого гостя с российской культурой и историей лично. В соцсетях отметили, с какой неподдельной нежностью министр смотрел на режиссера — как на кумира своей молодости, живого классика, звезду мирового кинематографа. Можно вообразить разговор двух служителей вслед этой паре и их многочисленной свите:
— Водят его, как президента какого-нибудь. Говорят, режиссер. Тарантино. Ты хоть видел что-нибудь из его фильмов?
— Видел. Кровища какая-то, всех режут, куча трупов все время. Нашли что снимать! Запретить это все надо от греха подальше. И ты не смотри, это для круглых дураков снято. Иное дело, Тарковский или хотя бы Феллини…
Вероятно, если бы министр такое услышал, это омрачило бы его. Скорее всего, он стал бы яростно спорить. Хотелось бы верить, что такой разговор в современном мире может родиться только при помощи воображения.
Другие истории
Подборка Buro 24/7