Тильда Суинтон и Оливье Сайяр показали свой перформанс Cloakroom во флорентийском театре Пергола в рамках Pitti Uomo. И если Иосиф Бродский говорил, что от человека остается нам часть, только часть речи, то Тильда Суинтон и Оливье Сайяр показывают, что от человека остается часть ткани, только кусок материи
Тильда Суинтон могла бы просто пылесосить, или мыть посуду, или вышивать крестиком, да даже просто сидеть и читать книгу — и за этим можно было бы наблюдать часами. Она могла бы не быть знаменитостью и кинозвездой, а просто, например, открыть канал на YouTube и транслировать свои повседневные дела — и это был бы перманентный перформанс. И миллион подписчиков. Возникает, конечно, закономерный вопрос: а завораживало бы все это так, не будь Тильда Тильдой? Но, с другой стороны, Тильдой она стала во многом благодаря своей уникальной фактуре, своему инопланетному виду и совершенно отрешенному облику.
Я впервые наблюдаю Тильду Суинтон в действии с расстояния буквально 20 сантиметров: я отдаю ей свою джинсовую куртку и получаю из ее рук бумажный номерок. Как в настоящем гардеробе — это реализация метафоры, заключенной в названии их с Оливье Сайяром перформанса Cloakroom. За эти полминуты я успеваю разглядеть ее лицо: на нем отчетливо видны морщины в углах глаз и вокруг губ, видна идеальная линия подбородка и шеи, ровная гладкая бледность, отсутствие макияжа, а общий вид лет примерно на 10 моложе ее реальных 54-х. Она высокая, статуарная и при этом чрезвычайно пластичная: она вытягивается на столе, заползает под него на коленях, запрыгивает на него (все это — на высоченных шпильках), и каждый ее жест выглядит многозначительно и буквально завораживает вполне искушенную публику — интернациональную прессу и различных fashion-деятелей. Когда они с Оливье разыгрывают интермедию с голубым пиджаком, где Тильда ритмично вдыхает и выдыхает, а Оливье в такт снимает и надевает на ее плечи пиджак, кажется, что весь зал начинает дышать вместе с ней.
Это не первый перформанс Тильды Суинтон и Оливье Сайяра — несколько лет назад она уже вынимала платья из ячеек хранения в музее Galliera, директором которого является Оливье Сайяр, один из лучших современных fashion-кураторов. Первый же перформанс Тильды Суинтон, The Maybe, произошел почти 20 лет назад, когда она спала в стеклянном кубе в лондонской Serpentine Gallery, — она повторила его в 2013 году в нью-йоркском музее MoMa. Тогда, в 1995-м, он был посвящен памяти режиссера Дерека Джармена, ее друга и соратника, только что умершего от СПИДа; в 2013-м она показала его через несколько месяцев после смерти своей матери. Сейчас Тильда рассказывала, как разбирала гардероб своей покойной матери, и именно тогда возникла идея Cloakroom. Первый раз они с Оливье разыграли его в Париже в ноябре все в том же Palais Galliera — и вот сейчас повторили во флорентийском театре Пергола по приглашению Pitti Uomo.
Когда они с Оливье разыгрывают интермедию с голубым пиджаком, где Тильда ритмично вдыхает и выдыхает, а Оливье в такт снимает и надевает на ее плечи пиджак, кажется, что весь зал начинает дышать вместе с ней.
Идея, надо сказать, довольно несложная и прозрачная — как и сама структура перформанса. Вещи как отражение своих хозяев, как вместилище их пристрастий, их пороков, их заблуждений — и памяти о них, естественно. Почти аттракцион в жанре "дайте мне вашу вещь — и я расскажу о вас все", как в вудиалленовской "Магии лунного света", только без последующего разоблачения. Зрители встают в очередь и отдают Тильде в руки что-то из своих вещей, с которыми она потом производит некие действия: делает пассы руками, гладит их, кусает, кидает, трется о них щекой, зарывается лицом, дует на них, кладет в карман салфетку с отпечатком своих губ, тут же густо накрашенных красной помадой (Chanel, кстати), пшикает туалетной водой (кажется, не Chanel), заворачивает в их полы сухоцветы. И, в конце концов, кладет на них корешок с номером и сдвигает на край стола. Дальше вещь берет Оливье Сайяр и передает помощнице, которая вешает ее на рейл или кладет рядом. А в финале все с номерами подходят к Тильде и Оливье и получают из их рук назад свои пальто, пиджаки, галстуки, шарфы и даже айфоны. При этом часть вещей, конечно, меняется, потому что приходят другие люди, но есть жестко прописанный сценарий, буквально раскадровка с постоянными участниками, как тот же голубой пиджак. Но в итоге Тильда с Оливье создают свою коллекцию одежды, которая становится моментальным снимком аудитории и сразу все о ней говорит. В нашем случае это были затейливые дизайнерские штуки и продукция итальянских сарторий с разноцветным шелковым подкладом.
Перформанс — это всегда еще и аттракцион для публики, ее нужно вовлечь и увлечь, иначе в нем мало смысла. И эта интерактивная часть была тут прекрасно организована. Четко регулируемый поток людей к Тильде не иссякал час (им руководил Алессандро, помощник Оливье, и он вместил далеко не всех желающих), и наблюдать за тем, кто, что и как ей протягивает, было почти так же интересно, как и за тем, что она потом с этим делает. Но удивительным образом реакция людей на увиденное, в том числе в социальных сетях, оказалась тоже увлекательной. И именно это — лучшее подтверждение того, что перформанс Тильды Суинтон и Оливье Сайяра удался, потому что главная художественная задача любого перформанса — вызывать эмоции, отклик, реакцию, в идеале — глубокие чувства, когда возникает полноценное душевное движение.
Ок, когда люди везут домой засушенные дубовые ветки, которых коснулась Тильдина рука, через всю Европу, как какие-нибудь друиды, — это можно посчитать проявлением культа селебрити (хотя то, что Тильда вызывает у взрослых, хорошо образованных людей реакцию, сходную с подростковой, много говорит о ее феномене, учитывая, что она не Брэд Питт и даже не Анджелина Джоли). Но когда они пишут, что этот час с Тильдой изменил их отношение к одежде, показал всю нелепость бесконечной погони за новыми коллекциями и вообще всю тщетность истерического потребления, это уже другое дело. Именно это и есть самая важная реакция на перформанс — неважно, что при этом хотел сказать автор своим художественным произведением и насколько романтичным и чувствительным оказался зритель.
Но главный модный да и художественный смысл Cloakroom — это, вне всякого сомнения, сама Тильда Суинтон. Ее простое черное платье, простые черные лодочки, простой черный халат, который она снимает и вешает на вешалку перед тем, как начать свою работу гардеробщицы, и надевает в конце, когда гардероб закрывается. Простота и значительность ее облика, ее поразительная пластика, скупость и при этом головокружительная выразительность каждого не то что жеста, взгляда — в противовес тому, что ей отдавали и как при этом старались (вольно или невольно) произвести на нее впечатление. Все это само по себе мощное fashion-высказывание, суть которого, судя по реакции зрителей, легко считывается. Удержусь от неимоверно затертого "стиль — это человек", но что-то в этом роде: если у вас нет personality, вам не поможет никакая мода, никакой дизайнерский лейбл и никакой люксовый дом. Вам, вообще-то, не поможет ничего. Чтобы быть модным, достаточно чувства современности и вкуса (что само по себе уже немало), говорили нам подходившие к Тильде зрители; чтобы иметь настоящий мощный стиль, нужно видение и весомая человеческая сущность, убеждала нас сама Тильда. Мало кому дана такая фактура, как у Тильды Суинтон, но остальные компоненты вполне в нашей власти. Потому что стиль — это человечность. И Флоренция, родина исторического гуманизма, фактически первое место в христианской Европе, где и персональный интеллектуальный облик, и вообще все личные особенности человека, в том числе его внешность и одежда, стали решающими, оказалась удивительно правильным местом, чтобы сказать об этом.
Но главный модный да и художественный смысл Cloakroom — это, вне всякого сомнения, сама Тильда Суинтон.