Поддержать всех, кто устал обесценивать себя: как активизм Катрин Ненашевой перебрался из фейсбука и с улиц в Музей «Гараж»
Катрин Ненашева — художница-акционистка, известная проектами о психо-неврологических интернатах и насилии, и по совместительству куратор Штаба городского самовыражения. Это образовательная платформы для тех, кто хочет поближе познакомиться с арт-активизмом, которую Катрин представила в рамках 2-й Триеннале в Музее «Гараж».
В своей практике Ненашева много внимания уделяет жизни закрытых сообществ, а один из главных ее методов работы — включение в акции и арт-проекты самых разных людей, не связанных с искусством. Участникам программы ее штаба было предложено создать активистские проекты, документация которых представлена на выставке в «Гараже». BURO. попросило Катрин написать что-то вроде манифеста, а получился пронзительный текст о том, как детский буллинг и психологические травмы влияют на создание перформансов.
Для чего придуман наш Штаб городского самовыражения? Для ответа у меня заготовлено несколько дежурных фраз: «Чтобы люди в Москве могли менять свой ежедневный маршрут от дома до метро, когда им захочется». Или: «Чтобы каждый из нас перестал стыдиться своего внутреннего ребенка, который в третьем классе решил надеть джинсы вместо школьных классических брюк, получил море критики от взрослых и так до конца и не понял, что за прест упление он совершил». Искусство действия, акционизм и арт-активизм — это своеобразное овладение реальностью, метафорический вид полового акта с действительностью со всеми его тонкостями, травмами и сопутствующими удовольствиями. Но чтобы иметь на это смелость, стоит все-таки вспомнить, почему любой вид субъективного самовыражения — это не стыдно, не страшно, не запретно и, главное, не преступно.
С детства все кругом меня убеждали, что идти вразрез с любыми правилами — — самое страшное нарушение. С четырех лет полуржавая карусель институтов подхватила меня и унесла в мир, где проявлять свою позицию — удел ненормальных, тех, кто не понимает правил. Когда в детском саду я раскрасила ромашку в черно-синий цвет, воспитательница ужасно разозлилась и вырвала листок из раскраски. Мне нравился тот цветок, и я совсем не поняла, почему нельзя раскрасить его так, как я его вижу. Раскрашивать что-либо с другими детьми и взрослыми мне после этого не очень хотелось. Я стала придумывать свой мир: рисовала человечков со скрюченными ногами и большими туловищами, давала им имена и разыгрывала сценки — это был мой маленький протест против раскрасок. Взрослые стопками выбрасывали мои рисунки, даже не спросив, что они могли значить. Спустя 20 лет я все еще злюсь на это, хотя, когда отец разделывал на моих рисунках сушеную рыбу, мне было даже приятно: так мои перформансы и спектакли получали вторую жизнь. Студенткой я писала стихи про головы мертвых рыб. Для меня они — метафора останков нашего естественного стремления к самовыражению.
Вот еще история: моего знакомого в 10 лет поставили в угол перед всем классом за то, что он решил перепридумать стихотворение Пушкина и прочитать его на уроке. За малейшие отступления от школьной формы учителя называли моих одноклассниц проститутками и могли вызвать родителей в школу. В пятом классе учительница вывела меня на перемене и при всех сказала, что я никогда не стану настоящей женщиной из-за слишком низкого и грубого голоса. Я тогда плохо понимала, что она имеет в виду, но было обидно. Однажды я обнаружила, что театральная труппа, в которую я входила, уехала на гастроли без меня, а руководитель просто не смог объяснить мне, что не знает, как быть с моим нестандартным типажом. Я мечтала петь джаз и посвятила этому свои школьные годы, но тогда я решила бросить музыку и театр навсегда. Правда, через восемь лет я вернулась к перформансу.
Я провожу занятия с подростками — у нас неформальное объединение «Подростки и котики», где мы учимся разговаривать на темы, о которых обычно принято молчать в семьях, — о зависимостях, ментальных расстройствах, насилии. Складывая воедино разные травмы, которые многие из нас получают в детстве, школах и кружках, семьях, я давно задаюсь вопросом: почему в нашей стране такой маленький процент активистских инициатив, а протестные волны возникают усилиями десятков, а не сотен тысяч людей? Про бедность художественной сцены в отношении акционизма даже заикаться не приходиться. Могут ли менять реальность вокруг себя люди, выросшие в системе тотального обесценивания? Могут, только для этого нужно чуть больше усилий. Задача Штаба городского самовыражения — поддержать всех, кто устал обесценивать себя и происходящее вокруг.
На первой встрече штаба мы с участниками делились страхами, возникающими при мысли о самовыражении. Уже на следующем занятии я предложила дать ответы страхам в форме небольших акций. На два часа пространство Парка Горького превратилось в аттракцион преодоления себя, участвовать в нем мог любой желающий. Например, несколько участниц встали на центральной аллее парка с табличкой «Мне идет?», предлагая прохожим оценить их помаду и накрасить губы художницам так, как кажется им наиболее удачно. По их словам, самым сложным шагом было сидеть с табличкой первые 15 минут, потому что это время максимальной уязвимости. В рамках акции прохожие с охотой оценивали художниц, хотя цвет помады не устраивал в основном женщин.
Другие участницы создали инсталляцию в виде шаблона человеческого тела. Их страх был связан с невозможностью избавиться от навязанных шаблонов, начиная с того, каким должно быть современное искусство и заканчивая тем, какой статус должен приобрести человек к 30 годам. Больше всего нас поразила женщина, которая легла на траву и долго пыталась подстроиться под форму шаблона. Когда у нее получилось, она довольная пошла по своим делам. В рамках проекта мы много обсуждали, что подстраиваться под систему — это выбор, требующий больших усилий. Обесценивание, в котором мы росли, тоже требует ресурса, как бы парадоксально это ни звучало.
Еженедельно мы будем выходить с участниками штаба в город, исследовать себя и окружающих, медитировать в агрессивных обстоятельствах, оценивать реальность и себя в ней. Все наши выходы в город — уже одна большая акция и художественное высказывание. Действуя коллективно и хаотично, мы, иногда сами того не понимая, расширяем границы нашей повседневности. Так, на последней встрече мы обсуждали наши акции на Красной площади просто потому, что нам негде было сесть и мы ужасно устали. К нам подходили люди, в круг садились дети, а полицейские неоднократно интересовались, что происходит и пыталась нас прогнать. Однако нам удалось продолжить обсуждение под предлогом разговора по душам. В итоге более 50 человек несколько часов обсуждали на главной площади страны акционизм и будущие проекты.
Статьи по теме
Подборка Buro 24/7
