Дима Ребус о таланте, гражданской позиции и отношениях с аудиторией

Дима родился в Набережных Челнах, сегодня же работает в Москве, а также готовит проекты на Западе. Он успел попробовать себя в качестве иллюстратора. И если вы видели хотя бы книгу сказок Андерсена, оформленную Ребусом, то понимаете, что на этой ниве художник также добился большого успеха. Но сейчас Ребус сотрудничает с галереей Artwin Gallery и занимается лишь собственно искусством — создает свои акварельные полотна и работает над другими проектами.

Свою новую работу Ребус представил в рамках V Московской международной биеннале молодого искусства. Художник создал стрит-арт-проект на Трехгорной мануфактуре. Роспись здания внутри мануфактуры шла недолго и активно — стена двухэтажного дома превратилась в произведение искусства всего за девять дней. Ребус рассказал, что во время работы к нему часто подходили — познакомиться и пообщаться. А один пожилой мужчина даже отреагировал на его шутку вызовом полиции. Впрочем, история с полицией превратилась в забавную байку, а стена на Трехгорке продолжает восхищать и случайных прохожих, и тех, кто специально приехал посмотреть на новую работу художника.

Поговорим о вашей работе для биеннале. Она поддается какому-то жанровому описанию? В чистом ли виде это стрит-арт?

Это стрит-арт. Любое искусство, созданное на улице, — это стрит-арт. Но я специально подчеркнул, что идея в том, что проект сделан для биеннале. Это лежит в основе концепции, и на этикетке об этом написано. Я создал «постный» стрит-арт, а тот, кто считает, что это не уличное искусство, тот домосед. (Улыбается.)

Как родилась идея проекта?

Моя галерея предложила мне эту стену. Я приехал посмотреть, и стена оказалась ужасной... Это была розовая бойлерная, с очень неровной поверхностью, пилястрами, проводами и рольставнями. Здесь вот (указывает рукой на ближайшую стену) рисовать намного легче, чем там. А на моем объекте невозможно было сделать какой-то внятный рисунок. Так что я решил создать некий паттерн. Придумал пленку. «Обтянуть» поверхность, «упаковать» для потребителя-зрителя. А потом уже появилась ирония: подчеркнуть, что стена разукрашена специально для биеннале. 

Как вы оцениваете это пространство — Трехгорную мануфактуру, где обосновался ваш новый проект? И вообще, как относитесь к новым московским индустриальным пространствам?

Считаю, что появление подобных пространств — это здорово. На открытии моего объекта были разные мнения. Были те, кто хватался за голову и говорил: «Что сделали с заводом?...». И их можно понять: завод должен работать. Когда завод превращают в арт-кластер — это вроде бы немного странно. Завод должен выполнять свою первичную функцию, а арт-кластеры — свою. Но раз уж так получилось, что территория все равно пустует, почему бы и не переформулировать идею пространства. В других странах, как мы знаем, подобное очень развито. В арт-столицах, в Лондоне, Нью-Йорке, это распространено.  
Вы знаете, ко мне на объект приходили люди и, смотря на него, говорили: «А где здесь вход?». Они не понимали, что стена и есть объект. Я говорю: «Вот, все. На этом хватит. Продукт постный». 
Важно подчеркнуть, что этот проект придуман Artwin Gallery не ради денег. Это не частный заказ, и здание никто не приобретет, как, например, картину. То есть это сделано исключительно для того, чтобы привлечь внимание проходящего мимо этой стены человека, внедрить ему некую мысль, подтолкнуть к размышлению. Это не значит, что я несу какое-то знание и мир в его голове должен перевернуться после этой стенки. Но он точно не перевернется возле пустой стены, и если объект по крайней мере отвлечет его от бытовухи, то я буду рад.

Чувствуете ли вы в этой тенденции перехода в индустриальные пространства снижение «градуса» элитарности искусства? Важный ли это процесс?

Я считаю, что искусство вообще не поддается оценочной категории «элитарное — не элитарное». Сейчас оно доступно для понимания абсолютно всем. Главное, чтобы они сами захотели его понять.

Начало вашего пути связано с уличной культурой. Какое влияние она оказала на ваше творчество в целом?

Было так: я учился в художественной школе и параллельно делал какие-то граффити со знакомыми ребятами. Все это было несерьезно, мы были детьми. Но потом это перерастало в какие-то более или менее крупные проекты. Крупные для 14—16 лет, конечно. И да, на меня влияла и музыка, и граффити, какие-то общие увлечения. Но в первую очередь это дружба с ребятами, которые занимались тем же. А еще мы играли в футбол (у Ребуса немало работ, связанных с футболом. — Прим. Buro 24/7). Конечно, все это находит отражение в том, что я делаю. Но я бы не назвал это «цимесом» своего творчества. Глобально — нет. Впрочем, я даже специально стараюсь абстрагироваться от зацикленности на одной теме. Например, мой так называемый стиль — underground aquarellka — это шутка, естественно. Потому что... ну... так же не бывает. 

Я на протяжении своей жизни пытаюсь бороться... Ох, «бороться» — слово-то какое! Бороться с какими-то претенциозными, надуманными вещами в мире и в арт-сообществе в частности. И название underground aquarellka — это, наверное, самое претенциозное название, которое я мог бы придумать, — стеб над снобизмом несуществующего андеграунда.

Ну и еще стрит-арт выходит из андеграунда — вот опять это слово.

Андеграунда, мне кажется, сейчас вообще не существует. Вернее сказать, технически он есть, но в наше время он настолько деклассирован, существует только в виде одного модного слова. Он как призрак. Как бесплатная медицина. Как футбольный клуб «Торпедо Москва», есть громкое название, но нет никакой сущности. 
Сегодня тот, кто говорит: «Я в андеграунде», — если честно, может оказаться просто неудачником... Либо он действительно в каком-то своем андеграунде и у него какая-то странная ситуация, в которой он не хочет никому показывать то, что он делает. По большому счету, с развитием технологий, интернета, медиа, как можно оставаться в андеграунде? Нужно быть честным и признать, что если у вас есть хоть один аккаунт в любой из соцсетей, то вы уже не в андеграунде. В наше время это какой-то претенциозный термин. Вот у меня бабка живет в соседнем доме от моей студии. Она уже не в себе и каждый день поет в окно на всю улицу: «Свет ты бо-о-ожий, свет ты ми-и-и-илый, помилу-у-у-у-уй». Вот она в андеграунде. 

Есть ли художники, которые, на ваш взгляд, на вас повлияли?

Хочется сказать, что все хорошие художники на меня и повлияли. (Смеется.) У меня есть друг, художник Миша Вырцев. Вот он на меня повлиял: в том плане, что он когда-то заставил меня заниматься иллюстрацией, привел меня в этот мир.
Я смотрю очень много разного арта, и у меня много любимых художников. Но я сознательно стараюсь огораживать себя от «влияния» — это очень опасно. Я смотрю на чужие работы, любуюсь, восторгаюсь, но все же не могу сказать, что они на меня повлияли. Только в эмоциональном смысле — они могут, и они делают. Это вдохновляет. Влияние заключается скорее в стимуляции к дальнейшей работе.

Как вы видите социальную функцию художника в этом мире? Должна ли она вообще быть как-то сформулирована? Может ли художник влиять на общество и должен ли об этом думать?

Должен ли он об этом думать? Это выбор каждого. Хочу ли я влиять на общество? Если бы я действительно мог знать, как я на что-то повлияю, то я бы, наверное, с ума сошел от радости. Но, мне кажется, это настолько непостижимая вещь, что даже не стоит о ней как-то особо фантазировать. Тут как с прогнозом погоды. Художник не может предугадать, как повлияет его творчество на общество. Он может предугадать приблизительную разовую реакцию, но не само влияние. В наше бешеное время, с бесконечным потоком информации, любая работа может быть переварена обществом как угодно и выйти самым непредсказуемым образом. 

В таком случае — важна ли для художника гражданская позиция? Должна ли она находить отражение в творчестве?

Гражданская позиция есть всегда и заключается в том, что художник делает, и в том, чего не делает. Сложно сказать... Здорово ли, если она активна. Или нет... Вы знаете, я не могу сказать, что у меня есть какая-то активная гражданская позиция. Какая-то есть, безусловно. У меня бывает, что я о каких-то вещах думаю определенным образом, а потом думаю о них уже иначе. Я пытаюсь разобраться. Но, наверное, да, не могу назвать свою гражданскую позицию какой-то слишком активной в своем творчестве. По сути ведь это просто отношение художника к окружающему его обществу. Это набор каких-то внутренних принципов, с которыми ты живешь в обществе. Я не думаю, что кто-то живет вообще без каких-либо принципов, будь он художником или нет. 
Безусловно, затрагивать социальные проблемы, если ты умеешь затрагивать их метко, остроумно, — это очень круто. А вот подчеркивать свою гражданскую позицию — необязательно. Если художник сделает так, что зритель сам сможет найти для себя ответ в его работе, — вот это будет просто прекрасно. Например, я стараюсь своего зрителя за идиота не держать. Стараюсь не разжевывать, что имел в виду, объясняя, какой здесь сюжет: герой смотрит туда, потому что... Очень здорово, если человек, который посмотрит на мою работу, сам дойдет до всего. А гражданская позиция — это прекрасно. 

Раз уж мы затронули тему зрителя. Насколько художнику, живописцу, важен зритель, обратная связь?

Я считаю, что, если художник скажет, что ему зритель не важен, он соврет. Это будет прямо совсем неправда. Любому человеку, который что-то выпускает, любому творцу, важно мнение других людей, важно, чтобы кто-то слушал его музыку, смотрел на его картины, смотрел его фильмы и так далее. То, что у меня есть аудитория, — это счастье. Если бы ее не было, было бы хуже. Когда у художника нет аудитории (а таких много) и он декларирует, что он в «андеграунде», это плохо. Он страдает от этого. Никто не может увидеть его гражданскую позицию, даже если она есть. Никто вообще ничего не видит. Все словно слепые котята! Никто не видит, какой он гениальный гений! 

Сталкивались ли вы с феноменом «лишних людей» — то есть людей, родившихся отчего-то не в свое время? Ведь многие великие художники были признаны уже после смерти. Такое сейчас вообще бывает: вот вы видите человека, понимаете, что он талантлив, но у него нет аудитории и это чертовски несправедливо?

Бывает, конечно. Наверное, такое будет всегда. Это обсуждать очень грустно. В искусстве нет никакой объективности. Вот, например, для меня очень важно, чтобы художник хорошо владел техникой. А сейчас это уже устаревшее понятие и владение техникой не считается чем-то обязательным. Например, я прихожу на выставку и смотрю на двух авторов. Один рисует как бог, а другой рисует просто плохо. Там плохо все: и техническая составляющая, и общий концепт. А в итоге работы того, кто рисует плохо, стоят дороже. Мне этот момент непонятен. Это необъективно. Кто-то мне попробует объяснить, в чем дело, а я в очередной раз буду сокрушаться: «Это какая-то ерунда!». В ответ услышу: «Сокрушаешься? Значит, автор выполнил свою задачу, он вызвал у тебя эмоцию!». Это уловки, кажущиеся мне очень претенциозными. Это все какие-то правила игры, в которую даже играть неохота, потому что это бесконечно тупо и скучно для меня.
Кто-то вообще выстраивает свое творчество исключительно на провокациях, рисовать толком не умеет, да и перформансы у него... Не очень. Делает что может, делает это плохо, но зато — эпатажно. Получается обыкновенная спекуляция — популярная дорогая спекуляция. А другой художник, подходящий к своему творчеству очень деликатно, продумывающий концепцию, сюжет, композицию, проверяющий источники — словом, реально работающий, не ценится. Для меня это какая-то дикость. Я не могу ответить на вопрос, почему так происходит. Может быть, потому что он устарел, может быть, потому что он, наоборот, опередил свое время. Я не знаю. Есть много художников, которых я очень уважаю... У них есть своя аудитория, но я считаю, что их аудитория должна быть намного больше, потому что они этого действительно заслуживают.

Без чего художник не может быть художником?

Наверное, без мысли. Для того, чтобы что-то делать, нужно, чтобы в голове что-то было. Если голова пустая, то любое творчество, любое дело, тоже будет пустым. Мысль нужна любому автору. Даже если это безумная мысль. Не только художнику — вообще автору.

Вы работаете в разных жанрах. С разными материалами. Чувствуете ли вы какую-то разницу в подходе к работе — скорее не с технической точки зрения, а с эмоциональной?

Подход мысли всегда один и тот же: ты придумываешь какую-то историю, начинаешь ее прорабатывать, «высиживать» и, если она проходит твои внутренние фильтры, сам ее для себя утверждаешь и делаешь. То есть, в принципе, все то же самое с эмоциональной точки зрения. Технические аспекты же не менее важны. Когда рисуешь акварелью, тебе нужен лист бумаги, а для стрит-арта нужны печеньки. Отличия только в технической стороне.

Есть что-то, без чего вы не можете работать?

Без здоровья не могу. Вот у меня в субботу подскочила температура, здоровья не было, и я работать не мог. Наверное, это будет честный ответ. Если есть здоровье, можешь поработать. Все остальное — отмазки.

Вопрос воли?

Да. Или лени. «Ой, сегодня воду горячую отключили, я не буду работать». А почему? Как это может на тебя повлиять? Это с одной стороны. А с другой, как бы это нежно ни звучало: «Я не могу сегодня рисовать, у меня нет вдохновения». Но правда же, вдохновение очень важно! Иногда бывает, что ты вообще ничего не можешь сделать, сидишь и не можешь... И здоровье у тебя есть. Все в порядке. Просто берешь кисти в руки и понимаешь, что хочешь голову в песок засунуть. Неинтересно рисовать сегодня. Сегодня хочется заниматься чем угодно, только не рисованием. Это, наверное, как раз и называется «нет вдохновения».

Внутренняя дисциплина для художника важна?

Вообще, да. Но кому-то ведь подход к работе дается легко, а кому-то тяжело. Я много размышлял о понятии «талант». Сначала я думал, что талант существует, потом — что его вообще нет. Просто нужно стараться и все. Ну рисовать там, фильмы снимать, еду готовить — в общем, кто чем хочет заниматься. И тогда ты точно будешь талантлив — просто оттачивая свое мастерство. А потом я все-таки решил для себя, что нет. Действительно есть такое понятие, как талант. Ну или способность... Есть люди, которым легко даются какие-то штуки, а есть — которым трудно. Мне рисование дается легко. Мне трудно дается, ну не знаю, например, пение. Поэтому я не пою. Наверное, даже если я пойду заниматься пением, буду ежедневно оттачивать свое мастерство, вряд ли из этого что-то выйдет действительно хорошее. Даже если из меня выйдет неплохой певец, я не смогу считаться талантливым. Хорошим, но не талантливым — в этом есть разница. Есть вещи, под которые у тебя «заточены руки», и это надо развивать, это нельзя упускать.

Да, муза приходит к тем, кто ее ждет.

Ну да...Через большую лень. 

У вас были трудности с самоопределением? Или вы принадлежите к числу тех счастливых людей, которые всегда понимали, чем они будут заниматься?

Я не хотел быть художником, я хотел быть футболистом. Мама заставила в детстве пойти в художественную школу. И я жутко тогда с ней ругался — вы не представляете, как я хотел быть футболистом. Я активно занимался футболом, был в юниорской команде местного клуба. Не знаю, может быть, у меня был талант. Теперь уже никогда не узнаю. Но да ладно, помер Максим, да и хрен с ним! Я получаю удовлетворение от того дела, которым я сейчас занимаюсь. Получал бы я удовлетворение от футбола? На самом деле, вряд ли бы я был сейчас футболистом — скорее всего, нет. Я могу рисовать, и мне это нравится. Полюбил рисование и начал проецировать на это свою жизнь.

Были ли у вас какие-то открытия в искусстве в последнее время?

Надо подумать... Есть такие вещи, с которыми ты как бы знаком, но потом узнаешь их заново. Книга, которую ты уже читал, фильм, который ты уже смотрел... А потом как-то по-другому все понял. У меня недавно такое было. У меня такое часто бывает. Я перечитал книгу Воннегута «Завтрак для чемпионов». Я ее впервые прочел давно и подумал тогда, что книга скучная. А недавно перечитал — и она показалась мне намного интереснее. Ну это такой простой пример. А если говорить про какие-то масштабные публичные события, которые бы меня зацепили или что-то открыли новое, то даже не знаю... Я смотрю очень много фильмов, но не могу сказать, что какой-то, из новинок, мне прямо очень понравился. Или какая-то выставка особо зацепила. Хотя я пропускаю большое количество выставок. Сейчас такой огромный поток информации! Вот Бэнкси и его «Дисмаленд» (в прошлом году Бэнкси создал масштабную выставку на месте заброшенного парка аттракционов. — Прим. Buro 24/7). Это было очень круто! Столько труда, столько людей, идей. На меня эта история произвела впечатление.

Теперь к утилитарным темам. Какие сложности существуют в работе художника на заказ? Работаете ли вы на заказ сегодня?

Сейчас я не работаю на заказ, только если проект очень интересный. В основном рисую для себя, занят в своих проектах. Ну а сложности... Я думаю, они остались теми же, когда я активно занимался иллюстрацией. Основная сложность — это когда заказчик сам не понимает то, чего он хочет. Занимается самодурством. Хотя кто-то скажет, что это твоя работа, ты на это подписался.

Как я понимаю, есть такая проблема, что художника часто воспринимают как обслуживающий персонал. Культуру — как сферу услуг... Это только у нас в стране?

У нас еще хуже, к сожалению. У нас художник не считается профессионалом. Это грустная история. Я, например, не могу зайти на кухню ресторана и сказать: «Я лучше приготовлю!». Там повар стоит, он профессионал, у него уже отработанное меню. А художнику, его вкусу, его видению, его умениям, часто просто не доверяют. А ведь он разбирается в своем деле не хуже, чем повар — в своем.

Это только у нас или это общее место в мировой практике?

Я не помню, чтобы такое было где-то еще. У меня были заказы из Европы и Америки, и там как-то все глаже происходило. И в России, конечно, были отличные заказы! И большое количество! Но часто были и сложности... Замечу, что не знаю, что сейчас происходит в коммерческой иллюстрации. Может быть, уже все прекрасно. У меня есть куча знакомых иллюстраторов. Я периодически с ними общаюсь, и из этих бесед у меня возникает ощущение, что сейчас лучше, чем было.

Есть ли какой-то проект, который вы хотели бы реализовать, но пока не представилось возможности? На самом деле это вопрос про мечту.

Я бы очень хотел сделать по-настоящему классную выставку. Большую, продуманную. Буквально срежиссировать ее максимально масштабно. Чтобы был не один концепт, а сочетание идей. Чтобы человек, приходя на мою выставку, спрашивал не «где здесь вход?», а «где здесь выход?!». (Смеется.)

А есть ли у нас галеристы, которые на это способны?

Я надеюсь, что моя галерея с этим мне поможет. Они по-настоящему рискуют, ведь акварель вне закона, поэтому я и вынужден скрывать свое лицо, но они знали, на что идут. А что касается пространства — не проблема найти площадку. Столько мест по всему миру. Были бы идеи!