Выставка выходного дня: "Магия тела" в Третьяковской галерее
Рисунок конца XIX—XX веков
Первая часть проекта ГТГ «Магия тела» была скульптурно-живописной: обнаженная натура, хрестоматийно растянувшаяся с XVIII по ХХ века, щеголяла основательностью, а подчас — монументальностью. Вторая выставка, посвященная рисунку и графике, вышла не менее разнообразной и более эксклюзивной: многие экспонаты извлекли на свет божий из недоступных среднестатистическому зрителю запасников.
Рисунок лишь на первый взгляд кажется менее сложным и зрелищным в сравнении с живописью. На поверку оказывается, что именно он способен с необычайной, поэтичной тонкостью отразить и своеобразие стиля художника, и некоторые сюжеты. В том числе и обнаженную натуру. Зачастую рисунок не предполагал выхода на поклон к широкому зрителю, а потому мог позволить себе большую откровенность, как образную, так и стилистическую.
Не секрет, что наша культура отличается известной скромностью по части любви и тела. Сложно представить хоть в одном из классических русских романов XIX века сцены в духе творений Ги де Мопассана. В изобразительном искусстве дела обстояли примерно так же. Лишь в 1893 году в Императорской академии художеств и Московском училище живописи учреждаются отдельные классы, посвященные женской натуре.
Обнаженные Валентина Серова, одного из самых тонких художников, рожденных русской землей, по сегодняшним меркам отличаются почти пуританской скромностью. Позы их источают невинность, девушки демонстрируют спины и плечи, грациозно прикрываясь задрапированной тканью. Монументальные возрожденческие красавицы, вышедшие из-под кисти Зинаиды Серебряковой, при абсолютной обнаженности остаются вне телесно-плотского, они напоминают искусно отесанные мраморные статуи в затейливой колористике.
Наивная нагота героинь Михаила Ларионова не способна смутить даже монахинь-аскеток. Его обнаженные словно пожаловали из мира аллегории, сказки и язычества, хотя на самом деле художник вдохновлялся вполне примитивной задиристой культурой социальных низов, руководствуясь присущей ему грубоватой, но легкой иронией.
Стартуя в конце изящного XIX века, хронология выставки минует авангард, пробирается сквозь основательность 50-х и подбирается к началу 80-х — иллюзорной «нематериальной» эстетике Владимира Вейсберга, где беззащитные образы прячутся за продуманной, миражной многослойностью. «Магия тела» насчитывает около 200 экспонатов, каждый из которых рассказывает собственную историю о прекрасном и безобразном, невинном и чувственном, преходящем и вечном.