Лиза Громова — о поэзии, феминизме, любви к Москве и Петербургу

Песню «Романс Скрипача» я написала десять лет назад, еще когда училась в школе. Тогда я занималась музыкой как-то остаточно, для себя — после выпуска из музыкальной школы прошло уже какое-то время. В году 2015-м я предлагала сделать эту песню одной сейчас уже небезызвестной группе, но дальше моего предложения дело не пошло.

В Новый год, с 20-го на 21-й, мы с мужем оказались в гостях у Димы Устинова (диджей и композитор. — Прим. BURO.). Вместе мы джемили, сочиняли и исполняли уже знакомые песни. Я напела «Романс Скрипача», и Леня тут же его подхватил. Записали эту песню мы за один вечер.

При этом мне всегда слышался в «Романсе» аккордеон — не знаю почему, казалось, что эта песня создана для него (или он для нее). Так я связалась с Женей Поповой (аккордеонистка. — Прим. BURO.), которую попросила наиграть что-то, что она услышит для себя в этой песне.

С Бродским я познакомилась достаточно рано, но отношения с ним у меня сложились не сразу. Думаю, в том возрасте мне было тяжело воспринимать определенные темы в его творчестве. Даже сейчас библейские мотивы в литературе даются мне нелегко — не всегда получается найти в них отклик.

Уже когда я переехала в Петербург, три года назад, мне захотелось заново открыть томик Бродского. Во-первых, у меня появился замечательный товарищ Вася Михайлов — актер и музыкант («Бомба-Октябрь» — его проект). Он цитирует Бродского или отсылает к нему почти в каждом разговоре. Во-вторых, где, как не в Петербурге, лучше всего погружаться в литературу.

Я тогда жила на Загородном проспекте, в студии своей подруги, на последнем этаже. Была осень, часто шел дождь. Я купила небольшой томик со стихотворениями Бродского в «Подписных изданиях» (книжный магазин в Санкт-Петербурге. — Прим. BURO.), читала его вечерами. А еще очень много писала. Шум дождя мне казался шагами поэта, который за мной — то через страницы, то через какие-то другие явления — наблюдает:

«Бредет или бредит по крыше моей Бродский, сошедший с страницы? Нет дела ему быть свидетелем дней, лишь дым в его впалых глазницах».

С Маяковским! Многое в моей жизни связано с ним. Я училась в гимназии его имени, в ней, на третьем этаже, располагается действующий музей, куда Лиля Брик привозила вещи поэта. Каждый год мы ставили спектакль, посвященный определенной теме: «Маяковский и мода», «Маяковский о здоровом образе жизни», отрывки из его писем, биографии.

Довольно долгое время я исполняла роль Лили Брик в одном отрывке, потому что руководительница школьного театра считала, что я на нее похожа. Она даже иногда меня, встречая в коридоре, называла «Лиличкой». Кстати, пару лет назад у меня случилось радостное событие: мне подарили полное собрание сочинений Маяковского, начиная от дневниковых записей, заканчивая всеми пьесами и сценариями.

На одной будет сложновато остановиться. Важно сказать, что Маяковский очень большой акцент делает на звукописи, чтобы, помимо какой-то визуальной картинки, в голове подключились и другие органы чувств. Есть небольшое стихотворение «А все-таки». Оно начинается так: «Улица провалилась, как нос сифилитика. Река — сладострастье, растекшееся в слюни». И чем чаще произносишь эти строчки, тем больше твой рот наполняется слюнями.

Его поэма «Облако в штанах» — гениальная вещь. Это очень претенциозное заявление, но в моем восприятии, наверное, никто не писал так, как он, просто потому, что его аналогии — это огромное вложение знаний из всех возможных сфер и областей. И есть еще одно потрясающее стихотворение, несомненно, пробуждающее гуманизм, которое входит в школьную программу, — «Хорошее отношение к лошадям». Но больше всего я люблю читать отрывки из его дневников или писем.

Кстати, под вдохновением от всевозможных закадровых фотографий из фильма Маяковского и Лили Брик «Закованная фильмой» была снята наша обложка «Романс Скрипача».

Когда я жила в Петербурге, пришла с идеей к своему товарищу Ване Бойко (петербургский фотограф. — Прим. BURO.). Изначально я не задумывала съемку в качестве дополнения к релизу. Мне захотелось сделать фотографии, вдохновленные портретами литературных деятелей ХХ века. А потом вспомнила про закадровые фото со съемок фильма с участием Маяковского и Лили Брик «Закованная фильмой». Пленка этой работы, к сожалению, до нас не дошла. Мне захотелось сделать ей оммаж.

Как мне кажется, нам с Ваней удалось передать через фотографии дух того времени. Очень много людей в итоге нам помогало! Ваня нашел замечательную квартиру с замечательной хозяйкой (Полина, спасибо!), Влад Тюков снимал бэкстейдж.

Проект, к которому мы готовили снимки, не вышел, зато проявленные фотографии сразу связались у меня с песней. Ждали своего часа два с хвостиком года!

Я не ассоциирую себя с Лилей Брик. Просто мне когда-то говорили, что я похожа на нее. Не назову имя женщины, которой бы я восхищалась, но могу рассказать про любимый памятник женщине — «Девушка с веслом».

Просто представьте: 1935 год, парк Горького, обнаженная скульптура женщины. Этот памятник был символом женской эмансипации в СССР. В наших же реалиях тема феминизма до сих пор неоднозначна. После того как памятник был разрушен, его стали повторять во многих городах Советского Союза, поэтому до сих пор в России можно встретить девушку с веслом, но уже в одежде. Меня эта история всегда вдохновляла своей спорностью и неоднозначностью, а особенно актуальностью — в наше время.

Я ко всему отношусь положительно, если это никак не вредит здоровью других людей. Я разделяю феминистские ценности, но в качестве активистки нигде не выступаю и не выступала. Возможно, в этом есть некий дисбаланс.

Для меня это вопрос человечности. Мне действительно редко приходится сталкиваться с какой-либо дискриминацией в свой адрес за счет стабильного окружения, но если и встречаюсь, то отношусь к ней спокойно. Мы все разные, но свои принципы я никому никогда не навязываю. И если говорить о некой демократии, то допускаю альтернативные точки зрения. Я готова соприкасаться с людьми в диалоге, но не в споре. Нас начинают триггерить вещи, которые мы воспринимаем очень лично. Самое главное правило — не воспринимать на свой счет, чтобы не было обид. Ну и еще важно помнить, что конфликтующий человек в первую очередь находится в конфликте с собой.

Сложный вопрос. Я сама долгое время не умела их отстаивать. После ряда некоторых событий я пришла к тому, что мне это нужно. Это зависит только от желания человека, но бывает и так, что просто нет возможности. Однако как только появляется такая необходимость, приходится рассчитывать исключительно на себя. Можно бесконечно просить людей изменить отношение к вам, но, как показывает практика, этого крайне трудно добиться: не все готовы идти на диалог, не все способны понять вас. В моем случае стало проще самой решать, как поступать.

В Петербург я начала ездить регулярно восемь-девять лет назад, раз в два или три месяца, если не каждый месяц. Я всегда хотела пожить там, и пандемия как раз к этому подтолкнула. К тому же хотелось чуть больше погрузить себя в литературную среду, чтобы уделить внимание своему творчеству в том числе. Так я и переехала в Питер, хотя планировала пробыть там всего лишь месяц.

В Петербурге я скучаю по Манежу, люблю ходить на различные выставки. Однажды там проходила фотовыставка от издательства Magnum, мы ходили туда с Ваней Бойко. Она была посвящена жизни в Советском Союзе глазами фотографов издания, и, выходя с выставки, понимаешь, что Петербург нисколько не изменился, словно ты просто переместился в то время. Вроде бы идешь по современному Невскому, но стоит свернуть в какой-нибудь дворик — и ты уже в 80-х, где кто-то, сидя на лавочке, играет песни на гитаре. Проходишь дальше — и оказываешься в 1912 году: перед тобой улица, фонарь, аптека — те самые, о которых писал Блок.

Я родилась и выросла в Москве. Это мой родной город, где я начала заводить друзей, стала заниматься музыкой и другими вещами. К сожалению, во время пандемии стало понятно, что Москва уже не является моей Москвой. Город очень сильно изменился, я помню его совершенно другим, и мне кажется, людям свойственно идеализировать и романтизировать свои детские воспоминания — мои развеялись.

Я очень скучаю по родителям и кошке, которая умерла совсем недавно. Скучаю по своему району в Москве, но понимаю, что он сейчас другой. Очень тоскую по даче, где мы проводили с родителями огромное количество времени. Сейчас я бы многое отдала за возможность вернуть это время: валяться на газоне, есть мамину еду, болтать с папой за игрой в нарды.

Но, как ни странно, по Питеру я скучаю больше, чем по Москве. Это уже более осознанные воспоминания. Петербург сам по себе заряжен мощной энергией. Я очень скучаю по Таврическому саду в любое время года: по осеннему листопаду, по горячему чаю с цукатами, по морозу и по заливу у дома.

В силу того что выросла в Южнопортовом районе в Москве, я бы точно вернулась к Новоспасскому пруду и причалу. Это одно из самых любимых мест, куда я приходила просто посмотреть на воду, слушала музыку, рисовала. ЗИЛ тоже очень люблю. Возвращаясь к литературе, завод находится на территории Симонова монастыря. Он примечателен тем, что именно там происходило действие «Бедной Лизы» Карамзина.

Белград очень напоминает Москву моего детства: то, как здесь идет дождь, запахи, даже район, в котором сейчас живу, похож на тот, где я выросла. Вообще, после переезда сюда я стала находиться в настоящей жизни больше, чем в телефоне, что меня безумно радует. Хочется это сохранить. Год жизни здесь пролетел очень быстро.

Относительно того, как здесь творить и создавать, вопрос довольно сложный и неоднозначный. Зависит от вводных данных. Например, до этого мы с мужем работали над музыкой в домашней студии. Здесь немного сложнее с организацией этого всего: вот прошел год, а мы только собрали минимальный сет-ап, только появился какой-то синт, а нам уже пора съезжать с квартиры и заново все переоборудовать. Но в последнее время сюда приезжает все больше музыкантов, так что ниша потихоньку разрастается. Вот мой муж недавно организовывал музыкальные джемы и с кем-то даже записал альбом.

Загадывать сейчас трудно. В скором времени точно выйдет новый альбом. Надеюсь, его можно будет послушать уже осенью. Новых релизов до этого не планирую, хотя все возможно.