Окаянные дни поколения Z: Гордей Петрик рассказывает, как кризис воспринимают 20-летние
Билли Айлиш и героям сериала «Эйфория» редактор культуры BURO. предпочитает группу «Гражданская оборона» и персонажей Татьяны Лиозновой. Но максимализм и обостренное восприятие, которых он не стыдится, выдают в нем представителя поколения Z.
Конечно, мое поколение впервые столкнулось с чем-то подобным: завтрашний день затуманен, и в то же время каждому под силу ощутить горькую иронию нашей с вами эпохи. События, которые перекраивают мироустройство, пришлись на время тотального диджитала, когда все происходящее записывается и транслируется, и изучать их можно единственное пассивно — не выходя из комнаты. Пандемия случилась стремительно. Как писал Василий Васильевич Розанов о революции 1917 года, «ничего, в сущности, не произошло. Но все рассыпалось <…> Буквально, Бог плюнул и задул свечку».
Голословно было бы сравнивать пандемию коронавируса с русской революцией — особенно сейчас, когда можно только строить предположения о ее глобальных последствиях. Но наше нынешнее положение наблюдателей под замком вполне отсылает к тому роковому году, когда люди, нежданно оказавшись в вихре событий, почувствовали, какой податливой оказалась история. Пожалуй, в нашей стране в последний раз что-то могло измениться в 1993-м, когда, вне зависимости от класса и возраста, все оказались прикованы к радио и телевизору. В те дни к судьбе России можно было приложить руку — пробраться к Белому дому, получив автомат и право стрелять в политического противника. Я совершенно не романтизирую эту возможность. Конечно, нет. Но сегодня единственный способ ощутить свою причастность к истории — попасть с пневмонией в переполненную больницу.
Пандемия напоминает войны и катаклизмы XX века главным образом тем, что точно так же повергла человечество в крайне тревожное состояние. Мне тоже страшно. Не столько за себя — за родителей, которым немного осталось до группы риска, за старших товарищей с хроническими болезнями. А если вирус коснется их? Впрочем, в самый разгар заразы в России уже умерли два очень важных для меня человека — писатель Эдуард Лимонов и литератор, редактор газеты «Русский телеграф» и «Русская жизнь» Александр Тимофеевский. Оба от посторонних факторов, но истории русской литературы и журналистики, в которую они, безусловно, вписаны, все равно — они умерли в эпидемию. Каждый день тысячи людей отдают Богу душу, и это просто так не улетучивается из памяти. Где-то на периферии новостного контекста маячит сюжет о борьбе за власть, которую сегодня ассоциируют со все более решительными ограничениями, которые принимает руководство. В это время президент управляет нашей необъятной страной из усадьбы Ново-Огарево, близ села Усово, буквально передав ответственность за безопасность граждан региональным властям. Все заперлись, выходить из дома крайне опасно. Это может быть чревато смертью, но наш враг невидим. Все, что мы знаем о нем, — результат нервного скроллинга новостной ленты условного фейсбука.
Когда-нибудь это кончится — через месяц, два, год… Мы точно выживем и, конечно, победим этот вирус, но что будет с миром, когда мы снова отворим ему двери своих квартир? А если он окончательно уйдет «в цифру» и люди будут еще сильнее бояться прикосновений? А если симулякры встреч, вечеринок и лекций, проводимые сейчас в зуме, из вынужденной временной практики обернутся общепринятой нормой? Что если людям не захочется переходить к привычному течению жизни в офлайне?
Как карантин рушит минувшие планы, сколько образует новых проблем! Скорее всего, отложится переезд, запланированный на середину лета, вечеринки, пьянки, свидания — все эти атрибуты молодости, которые хочется получить прямо сейчас, а не после. Не будет неповторимой весны, и солнечного лета тоже, вероятно, не будет. Отменяется поездка на Каннский кинофестиваль и прочие события, примечательные многочисленными знакомствами и праздной обильностью возлияний. А если кинофестивали навсегда перейдут в онлайн и моих первых Канн уже никогда не случится? А если актеры в театре продолжат играть перед оператором, а не зрителями? Если рок-музыканты отныне будут всегда давать акустические концерты, вместо того чтобы поднимать стадионы, как это было им свойственно? Если книги перестанут выходить на бумаге? Учитывая масштабы кризиса, в котором мы оказались, это отнюдь не антиутопия — чехи вообще хотят на два года перекрыть границы с ЕС.
Впрочем, эти дни — идеальный момент для переосмысления своих взглядов; для этого появилось больше времени и элементарно поводов. С самого начала всей заварухи я не беспокоился за Россию. Смотрел на то, с какой твердостью подошли к решению проблемы в Китае, и видел в нашей стране схожую мощь и готовность так же стремительно организовать всеобщую изоляцию и отслеживания. Ждал, что в момент прекратят производства, перекроют внутреннее авиасообщение, поставят пропускные пункты и остановят распространение вируса за считаные недели. В итоге строгий карантин ввели даже в странах Средней Азии, а у нас граждане продолжают ездить на работу по чудным QR-пропускам. Власти в России часто называют тоталитарными, но если даже в момент острейшего кризиса они не готовы принять тоталитарные меры, то что они вообще сейчас могут?
Я завидую пережившим войны и революции — тем, кто лез на амбразуру, таился в окопах, воздвигал баррикады на центральных городских улицах. Читать обычную литературу в такое необычное время не хватает сосредоточенности, и я берусь за репортажи из горячих точек истории. Я изучаю дневники 1939–1945 годов Пьера Дрие Ла Рошеля, в которых тот выясняет отношения с немецким фашизмом, и заметки Оруэлла о гражданской войне в Испании, и завидую эмпирической вовлеченности их авторов в исторические процессы. Говорят, сейчас тоже интересное время. Но что это за «интересное время» такое, когда трудно побороть послеобеденный сон?
Весь мир столкнулся с вынужденной аскезой, которую хочешь не хочешь придется принять и жить с ней совершенно неопределенный срок времени. Но в тот же момент время на карантине будто бы обнулилось, остановились часы. Каждый день я представляю, как выйду наконец из дома с новыми силами, и кажется, что прямиком в новую жизнь. Как не истратить себя на эти грезы? Как продолжить работать в полную силу в эти окаянные дни? Необходимость зарабатывать деньги никуда не девается в дни самого губительного уныния. И если уж задавать вопрос от лица поколения, быть может, наша война, начнется, когда закончится карантин?
